— А вот сертификаты.
— Мне не нужны сертификаты. Три дня назад здесь останавливалась машина, в которую…
— Ах вот в чем дело… Это была моя машина. Но иначе мне подъехать невозможно. Как только под знак. Здесь все так ездят.
— Но…
— Вот мои водительские права. Вот доверенность на право управления автотранспортом…
— Мне не нужны ваши права. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Чтобы помочь в установлении истины по одному делу. Где вы находились три дня назад около 14 часов после полудня?
— Здесь. Или уезжал за товаром. Сейчас проверю по документам. Вот накладные на отпуск товаров. Вот приложенные к ним сертификаты. Вот акцизные марки. Разрешение на торговлю. Документы на аренду…
Опять мимо.
— Что ты, сынок, я уж пять лет как почти ничего не вижу. И пенсии не получаю. Вот торгую семечками. По нужде. Приходится. Чтобы хлебушек купить. Возьми, сынок, у бабушки стаканчик, не пожалеешь…
Машину? Я же говорю — ослепла почти совсем. Может, кто и проезжал. Только мне не разобрать. Мне бы за товаром уследить. За семечками. Вот этими. Попробуй. Очень хорошие семечки. Сама жарила…
Девочка? Может, и видела. Если близко. А если далеко… Может, тебе солененьких?
— Ладно, бабуля. Давай сюда свои семечки…
Слепая, слепая, а товар из мешка отмеряет что тот аптекарь лекарства Ни одной лишней не положит…
Снова мимо…
— Кто машину видел? Я видел! А какую машину?
Вконец замучили свидетели своей простотой. Которая не лучше воровства…
Глава 9
В атлетическом зале общества «Динамо» было не протолкнуться. С недавних пор не протолкнуться. С тех пор, как он был сдан в аренду. В раздевалке на вешалках среди милицейских кителей густо висели черные короткие, с металлическими заклепками на рукавах кожаные куртки. Вернее сказать, кители висели среди курток.
В самом зале на тренажерах качалась мускулистая, с короткими стрижками братва. Все, как один, в черно-белых костюмах «Адидас», с перстнями и пудовыми золотыми крестами на равных диаметру головы шеях.
— Ты скоро? — лениво интересовался молодой «бычок» у излишне, по его мнению, зависшего на перекладине Григорьева. — Или ты там присох? В натуре…
— А что такое?
— А то, что не западло мне тут ждать уже пять минут!
— А ты не жди, — предлагал Григорьев.
— Ты че, борзый? — удивлялся молодой качок. — Или мусор?
— Я и то, и другое. Я борзый мусор.
— Тогда без базара. Что я, не понимаю, что эта хата ваша. Тогда крутись. Пять минут тебе хватит?
Григорьев делал подряд дюжину подъемов-переворотов, соскакивал, падал, перекатывался через голову и снова вскакивал, вскидывая вперед правую, поддерживаемую левой руку.
Навстречу ему сквозь монолитную стену «адидасов» боком протискивался Грибов.
— Привет фанатам большого спорта. В каком виде олимпийское «золото» намерены брать?
— В догонялках с препятствиями и стрельбой.
Григорьев обтер полотенцем лицо и шею и направился к силовому тренажеру. Но остановился, не дойдя. Потому что за секунду до него на сиденье плюхнулся очередной полуторацентнерный качок.
— Достали, — пожаловался следователь. — Какому идиоту могла прийти в голову идея допустить в спортивный зал милицейского общества мелкоуголовную шушеру?
— Ты еще в стрелковом тире не был… — подлил масла в огонь Грибов.
— Что, они еще и стреляют?
— Стреляют. Согласно обоюдовыгодному договору, заключенному между тиром и частно-охранным предприятием «Защита».
— Бардак.
— Не бардак, а самоокупаемость и рациональное использование незадействованных спортивных площадей и спортинвентаря с целью поддержания технического состояния спортивных сооружений…
— …И семейного бюджета его руководящих работников.
— И бюджета работников. Не без этого.
— Я же говорю — бардак. Хоть и самоокупаемый.
— А ты переходи в общество «Урожай». Там свободней.
— От чего свободней?
— От того, что не так престижно, как здесь. «Динамо», брат, нынче в цене. Приятно тягать железо бок о бок с каким-нибудь «важняком». А может, и выгодно. Можно потом на следствии так запросто своему следаку сказать — мол, кончай, кореш, на понт брать, мы же с тобой в спортзале за одну штангу держались.
— Даже так?
— Именно так. Ладно, пошли в парилку.
В парилке было не продохнуть от пара. И от глухого, по фене говора. Разогревшая мускулатуру братва парилась в отведенное ей согласно договору время. Может, даже на тех самых полках, где до них милицейские генералы сидели.
— Ладно, пошли в душ.
В служебном душе возле единственного нормально действующего смесителя жались милиционеры — завершившие свой рабочий день майоры и капитаны. Руководящие работники и тренеры того самого спортивного общества.
— Привет, — поздоровались с ними следователи.
— Здорово, сыскари. Как живете?
— Лучше всех. А вам не обидно вот так вот, возле одного крана жаться, когда всякие прочие на горячих полках телеса парят?
— Да ладно вам… О чем тут, в натуре, базарить. Они же за аренду бабки платят…
Следователи вышли из спорткомплекса, взяли в ближайшем пивном ларьке пива, потому что водки не было, и сели на случайную скамейку.
— Ну, чего хорошего раздобыл? — спросил Грибов, разливая пиво в одноразовые стаканчики.
— Семечек стакан. Соленых. Как раз под пиво, — вытащил Григорьев кулек бабкиных семечек. Которые получил вместо свидетельских показаний.
— А кроме семечек?
— Все то же самое. Никто ничего не видел, не слышал, не знает и никого ни в чем не подозревает. А если видел, слышал или подозревает, то предпочитает молчать. В общем, тишь да гладь, как в пионерском лагере после совместной пионеров с пионервожатыми ночной оргии. Никаких, кроме патриотических речевок, салютов и кристально честных глаз, показаний. Номеров машины нет, марки — нет, цвета — нет, примет водителя — нет. Пустота.
— Понятно.
— А что у тебя?
— Эксперты дали заключение по письму.
— И что?
— И ничего. Бумага стандартная, наиболее ходового сорта. Текст набран на компьютере. Распечатан на лазерном принтере, не имеющем никаких характерных дефектов. Отпечатков пальцев, присутствия случайных химических веществ, специфических сминаний либо других повреждений на бумаге не обнаружено. Текст без орфографических и лингвистических особенностей. Все стерильно. Такое впечатление, что преступник работал в водолазном скафандре.
— Печально.
— Не весело. Звонил генералу. С верхов потянуло сквозняком. То ли кто-то что-то узнал, то ли кому-то о чем-то шепнули. Звонили генералу, щупали его за вымя.
— А генерал?
— Что генерал. Сказал, что что-то такое слышал, но сделать ничего не может. По причине отсутствия заявления от потерпевшей стороны.
— Теперь они надавят на потерпевшую сторону…
— Уже надавили. На отца. Через знакомых.
— И что он?
— Пока ничего. Держится. Бьется в истерике. Твердит, что не позволит убить свою дочь. Что разберется сам.
— Ну да, с нашей помощью.
— Скорее с нашим соучастием.
— Скажешь тоже!
— Не скажу, а так и есть! Если с позиций формального служебного расследования. Сокрытие оперативно значимой информации. Ведение несанкционированного следствия. Использование служебного положения в корыстных целях. Опять же порочащий высокое звание российского милиционера морально-политический облик, недисциплинированность и…
— И половая распущенность отдельных представителей офицерского состава, выражающаяся в волочении нижней части мундира за каждой встретившейся на пути юбкой…
— Да ладно ты. Я же серьезно. Влипнем мы, Сашка, с этим делом. Помяни мое слово. Ложками дерьмо хлебать будем. До изжоги.
— Ну, значит, будем. Из одной чашки вместе с генералом.
— Генералам из чашек младшего офицерского состава хлебать не положено. Им другую посуду сервируют. В другом месте. С другим содержимым. Как говорится, богу — богово, а кесарю — сечение. Короче, нас по шапке. А его максимум на пенсию. Персональную.
— Ну и ладно. В случае чего к тому же банкиру в охранники наймемся. Он хоть платить нормально будет. Не только на хлеб и пиво. Тем более что теперь поздно из-за стола проситься. Когда по тарелкам разлито. Все уже было: и злоупотребление, и сокрытие, и использование. Бери ложку и черпай…
— И что ты теперь предлагаешь делать?
— Ждать.
— Чего ждать? Отставки?
— Следующего хода преступников. Должны же они как-то проявить себя. Не для того же они девочку похитили, чтобы удочерить.
— А если ее уже нет? Если допустить, что они как-нибудь случайно, не рассчитав, ее убили, испугались и, испугавшись, ударились в бега.
— Случайно? Нет, вряд ли. Непохожи они на маньяков, действующих спонтанно. Вон как все рассчитали. Без единого выстрела! И свидетеля! Подъехали, обрызгали, подсадили и уехали. Такое маньяку не придумать. Тут незамутненную сообразилку надо иметь.
Нет, не пойдут они на убийство. Убыточно оно. Им выкуп нужен за девочку. Миллион баксов — если за живую. За мертвую им гроша ломаного не дадут. Разве только «вышку».
— А кто может знать, живая она или нет? Иногда, чтобы не возиться, заложников убивают сразу, а потом требуют выкуп. Как за живых и здоровых.
— Но ведь все равно требуют. Все равно как-то проявляют себя. Уверен, от денег они не откажутся в любом случае. Иначе зачем было огород городить? Тем более что…
— Что? Ты кого-то подозреваешь?
— Нет, никого конкретно. Но меня не покидает ощущение, что преступники — кто-то из близких. Из близких к семье банкира. По крайней мере, из их среды. Слишком хорошо они знают привычки потерпевших. И финансовое состояние банка. Ведь миллион запросили. Ни больше ни меньше.
— Может быть.
— В общем, так. Пока преступники не вынырнули, будем отрабатывать подступы. Ты — работников и клиентов банка. Тех, кто осведомлен о его финансовых возможностях. Кто не получил требуемых ссуд или, наоборот, получил их слишком легко.
Кто раньше конфликтовал с потерпевшим. Угрожал ему. Или имеет основания для мести.
Но в первую очередь всех, кто был уволен в течение последнего года по его прямому указанию. То есть тех, кто имеет на него зуб и имеет полную информацию по банку и его семейному положению.
А я займусь его и его жены друзьями. И криминальной «крышей», которая прикрывает банк. Может, у них там на предмет деления денег конфликт вышел. И еще родным отцом девочки. Который не хотел прощать ее матери измены.
О'кей, как говорят американцы.
— Якши, как отвечают наши восточные братья.
Глава 10
Жена банкира снова плакала. Она плакала уже три дня подряд, если не считать коротких перерывов. В перерывах она рыдала навзрыд.
Сейчас жена банкира плакала по поводу того, что преступник наконец объявился. Что он позвонил и выдвинул новый ультиматум.
Следователи сидели рядом и пытались задать вопросы. Работа у них такая — задавать вопросы. Несмотря ни на что, задавать вопросы.
— Когда это случилось?
— Четыре часа назад.
— А почему вы не позвонили нам? Сразу не позвонили…
— Я не могла. Я плакала.
— А потом?
— Потом я тоже плакала.
— Плакала, — подтвердил муж, — я еле добился от нее правды. И сообщил вам.
— Когда он обещал позвонить в следующий раз?
— Сегодня или завтра.
— А точнее?
— Он не сказал. Он только сказал, что позвонит. И чтобы я никуда не уходила. И ждала…
— Почему вы не включили магнитофон? Как я вас просил.
— Я забыла. Я растерялась.
Все как всегда — растерялась, забыла, не подумала, хотела как лучше, а получилось как хуже…
— Постарайтесь вспомнить весь разговор. Дословно. И все, что было до разговора. Где вы находились, что делали.
— Я была в спальне. Услышала звонок. Подняла трубку. Он сказал: «Вас еще интересует жизнь вашей дочери? Тогда ждите моего звонка. Сегодня. Или завтра».
— Все?
— Все. Нет, не все. Еще он сказал, что с дочерью все в порядке… Пока… И женщина снова разрыдалась.
— Успокойте ее, — попросил Грибов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26