Аукруст заговорил спокойным голосом, обращаясь к Фольцу:
– Это старый сейф, и замок сломан; на самом деле, я договорился об установке нового.
Клод порылся в холстах без рам, которые были сложены у стены, потом в шкафчиках.
– Здесь ничего. Он должен быть в сейфе.
– В сейфе тоже ничего нет, – запротестовал Аукруст.
– Вот мы и проверим, – ответил Фольц.
– Завтра, – с раздражением сказал Аукруст.
За ним стояли Леток, Кот и Морис. Фольц и Клод отошли назад и пулей вылетели из мастерской.
– Дверь, – сказал Леток, и Кот закрыл ее. Леток руководил операцией и хотел, чтобы Аукруст знал это. В воздухе запахло местью. Аукруст переводил взгляд с одного на другого, в его глазах была тревога; он смотрел на шкафчики с химикатами и другими необычными средствами защиты. Аукруст сделал шаг, и Леток рявкнул:
– Открывай замок сейфа, прямо сейчас.
В ответ Аукруст только ближе подошел к шкафчикам.
– Я сказал, открой этот чертов замок!
Леток резко дернул головой, и Кот приблизился к Аукрусту. Они образовали треугольник: Аукруст между сейфом и шкафчиком, Кот в четырех футах от него, Леток на таком же расстоянии, только слева.
– Мат тебе, ублюдок, – сказал Леток.
– Это старый сейф со старым замком, – сказал Аукруст устало.
И вдруг он швырнул ордер в лицо Коту и, прыгнув мимо него, схватил ручку шкафа, но Кот среагировал мгновенно и ударил Аукруста кулаком в челюсть, а потом другим кулаком по нижним ребрам слева. Даже от одного такого удара человек меньших габаритов упал бы на пол, но Аукруст только повернулся и бешено накинулся на Кота, однако его удар лишь скользнул по Коту. Аукруст лишился равновесия и стал легкой мишенью для еще одной серии ударов в бок и желудок, которую Кот обрушил на него с жестокой точностью. Аукруст попытался ударить Летока, но тот нанес ему апперкот в подбородок, отчего Аукруст тяжело упал на пол, где и остался лежать под столом с рамами. Рядом был деревянный ящик с остатками материалов, которые он использовал в работе, остатки рам из дерева и пластика, старые паспарту, железки, скобы и стекло. Стекло!
Аукруст лежал тихо, свернувшись калачиком и прижавшись щекой к полу, как будто был без сознания. Вдруг острый носок туфли ударил его по лопатке, а потом в поясницу. Он скорчился и тихо застонал, схватившись за ножку стола так крепко, что острая боль пронзила всю руку до самого плеча. Кот снова пнул его, будто проверяя, действительно ли дохлый пес сдох. Аукруст открыл один глаз и увидел ноги Летока и человека по имени Морис, оба они стояли перед сейфом. Он медленно приподнялся и заглянул в деревянный ящик. Сверху лежал кусок стекла, он взял его и положил под грудь.
Морис возился с замком и что-то неразборчиво бормотал, растягивая слова. Это был старый замок, шестидесятилетний, больше таких не выпускают; хороший замок, но не лучший. Циферблат был большой, и Морису приходилось растягивать пальцы, чтобы поворачивать его. Послышался скрежет, который мог означать, что замок сломан и что Аукруст не солгал.
Аукруст тихонько застонал и слегка пошевелил ногой, проверяя реакцию Кота. Он собрался с силами, ожидая удара. Ничего.
Рука Мориса на несколько секунд замерла. Послышался тихий щелчок. Морис улыбнулся.
– C'est bon, – сказал он скорее себе, чем остальным. Он стал крутить циферблат в обратном направлении. Еще поворот, и Морис сказал: – Три. Еще два.
Морис что-то тихо произнес, очевидно, он был близок к тому, чтобы открыть сейф. Задача упрощалась тем, что несколько лет назад кто-то заменил комбинацию цифр на ряд легко запоминаемых чисел, и каждый, знакомый с замками, мог легко догадаться, что последние две цифры связаны с первыми тремя. Первые три были: десять, двадцать, тридцать. Следующие, скорее всего, окажутся сорок и пятьдесят. Морис попробовал эту комбинацию, но замок не открылся.
Комбинация чисел могла быть следующей: 10… 20… 30… 20… 10. Если Морис попробует эту комбинацию, замок откроется.
Аукруст подтащил к себе стекло. Ему придется разбить его, чтобы иметь оружие, и стекло может разбиться на несколько бесполезных осколков. Если бы он мог добраться до стеклореза на столе!
– Думаю, сейчас откроется! – воскликнул Морис. Комбинацию подобрали для кого-то с очень плохой памятью.
Время выходило. Аукруст ударил стеклом о край ящика. Оно разбилось на три осколка. Один походил на миниатюрный сталактит и заканчивался острой иглой. Аукруст схватил осколок, порезав руку о зазубренные края. Он вскочил и бросился на Кота, намереваясь вывести из строя самого опасного противника. Кот инстинктивно выставил руки, собираясь повалить Аукруста или снова ударить его, по-боксерски. Он не видел стекла, пока оно не вонзилось в ладонь его левой руки. Кот отпрянул, но Аукруст навалился на него, и стеклянный нож сломался. Кровь хлынула из ладони Кота, и огромный мужчина уставился на нее с любопытством и недоумением.
Аукруст взмахнул рукой, в которой зажал то, что осталось от его оружия, и ударил зазубренным стеклом Кота по лицу. Кот страшно закричал. Леток попытался оттащить Аукруста, но мощный кулак попал Летоку в голову, и Леток упал на колени. Аукруст открыл шкафчик и схватил окровавленной рукой баллончик.
Раздался громкий выстрел. Пуля попала туда, где только что был баллончик.
– Пожалуйста не делайте этого, месье.
У сейфа с пистолетом в руке стоял Морис.
Аукруст не послушался и угрожающе поднял баллончик. Морис выстрелил еще раз, пуля пролетела совсем близко.
– Следующая может попасть в вас. Вот сюда. – Морис положил свободную руку на грудь слева.
Леток вынул баллончик из рук Аукруста.
– Сядь на пол, – сказал он, указывая на место у стены.
Морис открыл сейф. На полке лежала картина, изображавшая мужчину с большой бородой. Грустные глаза глядели из-под черной шляпы с широкими полями. Леток положил портрет на стол.
– Voila – сказал он с самодовольной улыбкой, оторвал огромный лист оберточной бумаги и завернул в него картину. – Морис починил твой чертов замок, – сказал Леток грубо и добавил: – Pour rien.
Он взял картину под мышку и вышел следом за Котом и Морисом.
Аукруст сидел на полу, прислонившись к стене. Казалось, он застыл, глядя на руку, покрытую порезами, из которых текла кровь. Можно было подумать, что он опустил руку в банку с красной краской. Он поднялся и пошел за перегородку, где находились ванная и туалет. Аукруст включил воду и смыл кровь. Наклонившись, он почувствовал боль в спине там, куда пришелся удар. Осколки стекла, большие и маленькие, застряли в его правой ладони и поблескивали на свету. Он, морщась, вытащил самые большие и попытался вымыть остальные. Ухо, которое несколько дней назад поранил Пьоли, дергала резкая боль, и все, что он мог сделать, – промыть его и наложить вяжущее средство на рану, чтобы она перестала кровоточить. Как выяснилось, оказывать себе первую помощь было гораздо, сложнее, чем устранять последствия воздействия его экзотической коллекции химикатов, но спирт у него был. В медицинской сумке нашелся пинцет, которым он медленно вытащил маленькие осколки. Чтобы унять боль, он ввел себе двадцать миллиграммов пантопона. Боль сменилась эйфорией. Наркотик действовал так же, как опиум.
Аукруст мысленно вернулся к тому, что произошло. Он думал о Летоке, о том человеке, которого Леток называл Котом, и о человеке, похожем на часовщика, который умел пользоваться пистолетом. Он подумал о них всех и заменил их одним образом: Фредерик Вейзборд.
Аукруст опустил жалюзи и закрыл дверь. Он заставил себя забыть о боли и сосредоточиться на своих мыслях. Картина была упущена, потому что Вейзборд перехитрил его. Но картина принадлежала Маргарите Девильё, которая говорила, что он ей нравится, и которая для него кое-что значила – на самом деле. И тут его осенило: когда он получит картину назад, он не отдаст ее Алану Пинкстеру.
Он по-прежнему с трудом двигал правой рукой, а некоторые порезы еще кровоточили. Сменив повязки, он нашел белую хлопчатобумажную перчатку. Затем Аукруст заново собрал медицинскую сумку, запер салон и направился к машине.
Пробираясь через плотное движение, он двигался на север, чтобы выехать на шоссе, ведущее в Ниццу. Аукруст знал ту часть города, в которой жил Вейзборд; адрес адвоката был записан на листке бумаги. Он ехал за огромным грузовиком с цветами для духов: иронический контраст с царившей вокруг жестокостью. Аукруст свернул на первом въезде в Ниццу и поехал по знакам в Сент-Этьен. Он остановился только один раз, чтобы спросить, где улица Вейзборда. Он проехал мимо дома и увидел, что рядом с домом стоит серебристый «порше».
Аукруст припарковался на безопасном расстоянии, откуда мог наблюдать за фасадом дома и подъездной аллеей. К гаражу подошла женщина, открыла его широкие двери и вошла внутрь. Машины в гараже не было. Женщина появилась вновь, держа в руках большую корзину с мусором, которую она, очевидно, собиралась поставить в конце аллеи. Аукруст проехал вперед и затормозил, когда она дошла до тротуара.
– Месье Вейзборд дома?
Женщина с любопытством поглядела на него.
– Нет, – ответила она скупо.
– Он скоро вернется?
Она безразлично покачала головой и пожала плечами. Он не понял, имела ли она в виду, что Вейзборд придет не скоро, или что она не знает, когда он вернется.
– Я его друг, у нас общие дела, я приехал в Ниццу в короткий отпуск и хочу сделать месье Вейзборду сюрприз. Он вечером будет дома?
Женщина скрестила руки на груди. Можно было подумать, что она вот-вот повернется и уйдет в дом, но она ответила:
– Я экономка. Месье Вейзборда не будет день или два. Я скажу ему о вас.
– Я хочу удивить его. Куда он уехал?
Казалось, что экономка размышляла, ответить или нет. Она медленно покачала головой:
– Может, в Париж. Или в Женеву.
И она ушла в дом.
Глава 30
Аукционные залы Кристи находились на площади Таконнери, а Сотби – на набережной Мон-Блан. Как раз между своими соперниками, на улице Руссо, располагалась компания Кольер-Женева. Это место компания занимала не случайно. При любом удобном случае новое – и довольно напористое – руководство Кольер в Лондоне пыталось перехитрить и обойти старейшие аукционы мира изящного искусства. Старожилы Кольер отзывались о Кристи и Сотби как о «корове и свинье», презрительно смешивая их и пытаясь отыграться за те десятилетия, когда объектом злых шуток были аукционы Кольер. На Кольер смотрели как на выскочку, поскольку считалось, что компании чуть больше ста пятидесяти лет, – у нее еще молоко на губах не обсохло. Но это было не так. Кольер, основанная в 1837 году Томасом Кольером и Джоном Констеблем – которому «повезло» умереть в тот же год, – составляла серьезную конкуренцию, разрушая старые правила и устанавливая новые.
В Женеве на аукционах Сотби и Кристи уже десятилетиями выставлялись в основном украшения и драгоценные камни; более мелкие компании следовали их примеру. Но традиция оказалась на грани разрушения. Дерзкий анонс Кольер, в котором обещался первоклассный Сезанн, дал желанный результат. Торговые агенты и коллекционеры начали проявлять интерес, а это значило, что многие, отправляясь на отдых в Альпы или к Средиземному морю, по пути могли заехать в Женеву на аукцион. И все, над чем им придется потрудиться, – это запомнить международный код Женевы, чтобы вести телефонные переговоры.
Директор компании Роберто Оливейра, красивый мужчина с лучистыми глазами, был человеком ярким. Он прекрасно управлял аукционами, имел хорошие связи и отлично гармонировал с новым имиджем Кольер. Оливейра получил великолепное образование – Итон и Йель,– обучался на аукциониста в Кристи в Лондоне и поднялся до поста директора отдела импрессионизма и современной живописи. Ему было тридцать восемь лет, у него росла дочь-подросток, он был разведен и имел любовниц в трех столицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47