— заикаясь, вопрошал он, выпрямляясь, все еще багровый от проделанного усилия; его сарделькообразные пальцы пробежали по седым, плохо постриженным волосам.
Жан-Жан, от души презиравший своего вульгарного и жирного помощника, молча вздохнул, сдув невидимую пылинку со своей рубашки фирмы «Лакост» цвета лососины.
— Лжец! Мой Зузу никогда бы не позволил себе такого по отношению к не представленному ему господину, никогда!
Старая дама, оскорбленная в лучших чувствах, трясла носовым платком со следами блевотины перед носом у задыхавшегося Рамиреса.
Жан-Жан отечески похлопал Марселя по плечу.
— А может, это Марселю захотелось перекусить, а, Марсель? — счел необходимым спросить капитан, к большому неудовольствию Костелло, который не выносил проявлений цинизма. — Успокойтесь-ка, дамочка, — быстро добавил Жан-Жан, — идите сюда. Я — капитан Жанно, и вы поступаете в мое распоряжение.
Снова зарядил дождь, его капли, как звуки грустной песенки, стекали по коже. Антуан Костелло под насмешливыми взглядами товарищей осенил себя крестным знамением.
— И за тебя я тоже буду молиться, когда ты умрешь… — сообщил он Рамиресу.
Тот, поднеся руку к скрытому под складками жира сердцу, запротестовал:
— Не кликай беду, Тони!
Скрипнув тормозами, остановилась «скорая». Два молодых санитара в белых халатах спрыгнули на землю, отпихнули стоявшего у них на пути Марселя. Уставившись на Жан-Жана, тот говорил себе, что, с одной стороны, этот грязный мудак действительно вообразил себя легавым из какого-нибудь фильма, а с другой — впервые ему будет что рассказать своей будущей бывшей жене…
— Вот бардак! — выругался один из санитаров, поднимая тело.
И это еще было слабо сказано.
Выходя из автобуса, коротышка поскользнулся, едва не разбив лицо. Какой-то верзила расхохотался. Коротышка спокойно посмотрел на него. Верзила отвернулся.
Люди — как собаки, им нужно показывать, кто хозяин.
Едва переступив порог своего дома, он бросился на канапе — старинный мягкий диван, наследство некой тетушки, которую он едва знал. Включил ящик. Это был большой новый телевизор: суперплоский экран, жесткий прямоугольник — цифровые технологии, что говорить. Он любил телевизор. Подписался на кабельное. Тридцать шесть каналов — щелк-щелк-щелк — день и ночь напролет, от зари до зари: шум, картинки, музыка, постоянный калейдоскоп движущегося мира. А движение он любил. Коротышка включил Евроспорт.
Если немного повезет, я сумею еще досмотреть матч. Все справедливо: обмен голами на мокром поле, дождь прямо-таки повсюду, еще одно испорченное лето… Ты посмотри-ка, как этот болван промазал, ну, давай, шевели задницей, кретин!
Не прекращая поносить игроков, коротышка поднес к носу ладонь, наслаждаясь исходившим от нее сладковатым запахом. Он улыбнулся сам себе, обнажив желтые острые зубы. Он видел репортаж о каннибалах, живших на островах Самоа, которые регулярно подтачивали себе клыки, и решил последовать их примеру.
Эти дикари — люди прагматичные и изобретательные. Близкие к природе, как и я. А что такое природа, если не масштабно организованное убийство? Конечно, нечего философствовать, надо дойти до ледника, приготовить новый ассортимент…
Он встал, лениво потянулся, почесал промежность. Зажег сигарету и долго вдыхал дым. Он чувствовал себя невероятно хорошо. Он никогда не думал, что это доставит ему такое наслаждение. Раньше он довольствовался подвернувшимися под руку трупами. В активе у него было несколько прекрасных композиций, например песокрысокот с шестью лапами и тремя хвостами. Но разве можно сравнивать?
Подстеречь добычу, напасть на нее, быстро убить, перенести к себе в нору, разложить на столе — натюрморт in situ, — видеть, как пила оставляет свой след в плоти добычи и эта плоть открывается, поддается и обнажает переплетения кровяных сосудов, поднажать, допилить, услышать, как хрустит кость, отделить от тела члены и голову, которую взять за волосы и поднять так, чтобы рука почувствовала ее тяжесть… Это как глотнуть неразбавленной водки или совершить необыкновенное путешествие, путешествие за пределы реальности, что позволено лишь охотничьей элите.
Он открыл дверцу объемного морозильника, губы его растянулись в восхищенной улыбке. Он впервые перешел на людские существа. Нет, это было, если быть точным, во второй раз. Первый, однако, по-настоящему в счет не шел, потому что это вышло не специально. Он закрыл глаза, он не хотел об этом думать, никогда не хотел об этом думать. Он представил себя в сквере на закате — запах листьев, чириканье воробьев. Он терпеливо ждет, долго, дрожа от возбуждения. С обычными подопытными кроликами такой радости от охоты нет. Просто умирающие твари, которым он делал смертельный укол в привычной тишине лаборатории. Не было ветра в ветвях деревьев, ни о чем не подозревающих прохожих, столь близких и столь далеких предупреждающих знаков этого магического ожидания.
Коротышка вновь переживал каждый свой поход за добычей, секунда за секундой, мускулы его начинали подрагивать при этих воспоминаниях. Сдавленный крик ужаса кассирши, тут же прерванный острым лезвием бритвы, ее полная грудь навалилась на него, он ощутил вес мертвого тела. Старик валялся в скошенной траве и ничего не соображал. Он даже глаз не открыл, не заметил, как перешел из ночи земной в ночь вечную. А тот молодой парень попробовал было бороться, но с полиэтиленовым пакетом на голове особо не посопротивляешься, да и потом, он ему тут же нанес удар в сердце, весьма сильный.
Коротышка стряхнул пепел в пепельницу.
На самом деле самым сложным было незаметно затащить их в пикап. У него, слава богу, есть большой ящик на колесиках из-под компрессора. Никто никогда не обращает внимания на парней в синих робах, которые таскают за собой подобные вещи.
А вот если этот идиот Марсель Блан думает, что никто не замечает, как он ведет себя, когда видит эту женщину, то он ошибается! Слишком темная кожа… разрезы на темной коже должны выглядеть не так привлекательно. Как рисунок на темной бумаге. Или же надо резать глубже, чтобы обнажился розовый цвет внутренностей. Все дело в контрастах. Правда, кому что нравится…
Коротышке нравились высокие насиликоненные блондинки со следами былой красоты. К несчастью, блондинкам он не очень нравился.
Эрблен, судмедэксперт, — в полицейском управлении запросто Док-51, — присел на краешек стола Жан-Жана, который занимался тем, что скреплял степлером кипу розово-желтых бумажек с кипой грязно-зеленых. Жан-Жан потел. Воздух был тяжелым и липким, настоящие тропики. В предгорьях бушевала буря, мухи злобствовали, народ пребывал в скверном настроении. Жан-Жан поднял глаза на Эрблена, пытаясь найти на его худом морщинистом лице хоть какой-нибудь намек. Еще во время своей интернатуры Эрблен взял привычку топить эмоции в литрах пастиса — поэтому-то его и прозвали Док-51, — и он постоянно пребывал в облаках прекрасного настроения. Эрблен вытер лоб старым носовым платком, украшенным созвездием различных пятен, а затем, вздохнув, аккуратно сложил его, убрал в карман.
— Никогда такого не видел… просто пазлы!
Он трескуче рассмеялся, закашлявшись в конце концов. Кашель был хриплым, как у алкоголиков.
Пазлы из человеческой плоти, раскроенной по мерке, мрачно подумал Жанно.
— Телу лет тридцать, — снова заговорил Эрблен, когда приступ кашля прошел. — Тело принадлежит крепкому мужчине, очень волосатому, в полном расцвете сил. Голова принадлежит двадцатипятилетней женщине, я бы сказал, скорее двадцатишестилетней. Ну а руки, м-да, руки, тут я склоняюсь к мысли о старике, лет семидесяти пяти; наверное, бродяга или что-то в этом роде, руки все в дырках, как дуршлаг.
— В дырках — от чего?
— От уколов. Шприц, инспектор. Шприц, наполненный героином или дешевым красным вином! Хотел бы я знать, в каком состоянии все остальное… — пробормотал Док-51 жизнерадостно.
— Остальное?
— Правильнее — останки. Да-да, милый мой Жанно, человеческие тела имеют обычно две руки, две ноги, торс, голову… Значит, хочешь не хочешь, где-то существуют недостающие куски наших жертв — во множественном числе. Ладно, на этом я должен удалиться, сегодня день рождения внучки.
— Поцелуйте ее от меня. Скажите, Док, чтобы сшивать плоть, наверное, нужна какая-нибудь суперигла, нет?
— Простая хирургическая игла или одна из тех толстых игл, которыми пользуются для шитья джинсов и кожи. Знаете, кожу ведь легко проткнуть, — хихикнул он.
Жанно тоже хохотнул.
— А нельзя ли узнать, отчего они умерли?
— Нет, нельзя! Все, чем мы располагаем, не имеет повреждений. Если есть следы, то они на недостающие кусках. В конце концов, Жан-Жан, вы нам их предоставите, не так ли?
— Да, может, обнаружим в бюро находок. Но шансов мало. — Жанно опять издал смешок. — Пока, до свидания, доктор!
Спрятавшись за дымом неизменной сигары, Костелло с отвращением следил за обменом репликами, полными вымученного юмора. Нет, этот Жан-Жан просто-напросто пустышка.
2
Полицейский Марсель Блан предавался мечтаниям на городской площади. Сегодня стало еще жарче — ни дуновения ветерка. Просто расплавленный свинец, как говорится в книгах. Марсель вспомнил вчерашний вечер: вместо того чтобы закатить ему очередную сцену, Мадлен превозносила его как героя. Первый раз за пятнадцать лет их совместной жизни он занимается чем-то стоящим! — заявила она, тряхнув копной обесцвеченных волос. Совершенно омерзительное убийство, о котором надо срочно сообщить всем подружкам, воскликнула она, округлив свои полные губки, некогда соблазнившие Марселя, и сложив полные ручки на внушительной груди. За этим последовали интенсивные телефонные переговоры.
Все, однако, было просто: Мадлен наотрез отказывалась принимать то, что их бракоразводный процесс в самом разгаре. Марсель пожал плечами: хватит думать о Мадлен, она слишком долго дохнуть ему не давала. Пора перестать заводиться.
Один из его коллег переходил вдалеке площадь, и Марсель тут же подумал, что выглядят они теперь точь-в-точь как американские фараоны — голубая рубашка с погонами и фуражка с козырьком. Мадлен утверждала, что, хоть в кепи, хоть в фуражке, мудак мудаком и останется. Стоп! Сказано же: «Ни слова про Мадлен!» Изгнав из своих мыслей, как выгоняют назойливую муху, весьма плотский и мстительный образ жены, Марсель принялся размышлять о зловещей вчерашней находке.
Очевидно, что убийца не мог действовать прямо на Площади. Происходило это в каком-то помещении, где он мог соединять трупы, готовя свою мрачную постановку. Но почему надо было выставлять свое… произведение прямо тут, в центре города? Да и ехать с таким сокровищем в машине — дело рискованное. Так, может быть, он готовил свое преступление неподалеку? Может, он живет где-то рядом?
Девицу удалось идентифицировать. Муж опознал ее по фотографии в утренней газете. Черно-белая фотография, сделанная в морге, только лицо с закрытыми глазами. Кассирша из супермаркета, о ее исчезновении заявлено двумя днями раньше. Выйдя из магазина, она решила срезать дорогу, пройдя по скверу, но в итоге оказалась разрезанной на куски. До дому она так и не дошла, понятное дело.
Муж в панике позвонил в полицию около одиннадцати вечера. В супермаркете подтвердили, что она действительно всегда ходила через сквер, говорила, что, когда все подростки заделались наркодилерами, бояться нечего. Была вероятность, что и старый бродяга наркоман тоже посиживал в сквере. Так, может быть, и убийца жил неподалеку? Но дело поручено не Марселю. На него возлагалась миссия помогать старикам переходить дорогу и гонять собак, чтобы те не писали на цветы у памятника павшим героям, который возвышался в центре площади у фонтана.
Господи, да почему же все эти отпускники так истошно вопят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Жан-Жан, от души презиравший своего вульгарного и жирного помощника, молча вздохнул, сдув невидимую пылинку со своей рубашки фирмы «Лакост» цвета лососины.
— Лжец! Мой Зузу никогда бы не позволил себе такого по отношению к не представленному ему господину, никогда!
Старая дама, оскорбленная в лучших чувствах, трясла носовым платком со следами блевотины перед носом у задыхавшегося Рамиреса.
Жан-Жан отечески похлопал Марселя по плечу.
— А может, это Марселю захотелось перекусить, а, Марсель? — счел необходимым спросить капитан, к большому неудовольствию Костелло, который не выносил проявлений цинизма. — Успокойтесь-ка, дамочка, — быстро добавил Жан-Жан, — идите сюда. Я — капитан Жанно, и вы поступаете в мое распоряжение.
Снова зарядил дождь, его капли, как звуки грустной песенки, стекали по коже. Антуан Костелло под насмешливыми взглядами товарищей осенил себя крестным знамением.
— И за тебя я тоже буду молиться, когда ты умрешь… — сообщил он Рамиресу.
Тот, поднеся руку к скрытому под складками жира сердцу, запротестовал:
— Не кликай беду, Тони!
Скрипнув тормозами, остановилась «скорая». Два молодых санитара в белых халатах спрыгнули на землю, отпихнули стоявшего у них на пути Марселя. Уставившись на Жан-Жана, тот говорил себе, что, с одной стороны, этот грязный мудак действительно вообразил себя легавым из какого-нибудь фильма, а с другой — впервые ему будет что рассказать своей будущей бывшей жене…
— Вот бардак! — выругался один из санитаров, поднимая тело.
И это еще было слабо сказано.
Выходя из автобуса, коротышка поскользнулся, едва не разбив лицо. Какой-то верзила расхохотался. Коротышка спокойно посмотрел на него. Верзила отвернулся.
Люди — как собаки, им нужно показывать, кто хозяин.
Едва переступив порог своего дома, он бросился на канапе — старинный мягкий диван, наследство некой тетушки, которую он едва знал. Включил ящик. Это был большой новый телевизор: суперплоский экран, жесткий прямоугольник — цифровые технологии, что говорить. Он любил телевизор. Подписался на кабельное. Тридцать шесть каналов — щелк-щелк-щелк — день и ночь напролет, от зари до зари: шум, картинки, музыка, постоянный калейдоскоп движущегося мира. А движение он любил. Коротышка включил Евроспорт.
Если немного повезет, я сумею еще досмотреть матч. Все справедливо: обмен голами на мокром поле, дождь прямо-таки повсюду, еще одно испорченное лето… Ты посмотри-ка, как этот болван промазал, ну, давай, шевели задницей, кретин!
Не прекращая поносить игроков, коротышка поднес к носу ладонь, наслаждаясь исходившим от нее сладковатым запахом. Он улыбнулся сам себе, обнажив желтые острые зубы. Он видел репортаж о каннибалах, живших на островах Самоа, которые регулярно подтачивали себе клыки, и решил последовать их примеру.
Эти дикари — люди прагматичные и изобретательные. Близкие к природе, как и я. А что такое природа, если не масштабно организованное убийство? Конечно, нечего философствовать, надо дойти до ледника, приготовить новый ассортимент…
Он встал, лениво потянулся, почесал промежность. Зажег сигарету и долго вдыхал дым. Он чувствовал себя невероятно хорошо. Он никогда не думал, что это доставит ему такое наслаждение. Раньше он довольствовался подвернувшимися под руку трупами. В активе у него было несколько прекрасных композиций, например песокрысокот с шестью лапами и тремя хвостами. Но разве можно сравнивать?
Подстеречь добычу, напасть на нее, быстро убить, перенести к себе в нору, разложить на столе — натюрморт in situ, — видеть, как пила оставляет свой след в плоти добычи и эта плоть открывается, поддается и обнажает переплетения кровяных сосудов, поднажать, допилить, услышать, как хрустит кость, отделить от тела члены и голову, которую взять за волосы и поднять так, чтобы рука почувствовала ее тяжесть… Это как глотнуть неразбавленной водки или совершить необыкновенное путешествие, путешествие за пределы реальности, что позволено лишь охотничьей элите.
Он открыл дверцу объемного морозильника, губы его растянулись в восхищенной улыбке. Он впервые перешел на людские существа. Нет, это было, если быть точным, во второй раз. Первый, однако, по-настоящему в счет не шел, потому что это вышло не специально. Он закрыл глаза, он не хотел об этом думать, никогда не хотел об этом думать. Он представил себя в сквере на закате — запах листьев, чириканье воробьев. Он терпеливо ждет, долго, дрожа от возбуждения. С обычными подопытными кроликами такой радости от охоты нет. Просто умирающие твари, которым он делал смертельный укол в привычной тишине лаборатории. Не было ветра в ветвях деревьев, ни о чем не подозревающих прохожих, столь близких и столь далеких предупреждающих знаков этого магического ожидания.
Коротышка вновь переживал каждый свой поход за добычей, секунда за секундой, мускулы его начинали подрагивать при этих воспоминаниях. Сдавленный крик ужаса кассирши, тут же прерванный острым лезвием бритвы, ее полная грудь навалилась на него, он ощутил вес мертвого тела. Старик валялся в скошенной траве и ничего не соображал. Он даже глаз не открыл, не заметил, как перешел из ночи земной в ночь вечную. А тот молодой парень попробовал было бороться, но с полиэтиленовым пакетом на голове особо не посопротивляешься, да и потом, он ему тут же нанес удар в сердце, весьма сильный.
Коротышка стряхнул пепел в пепельницу.
На самом деле самым сложным было незаметно затащить их в пикап. У него, слава богу, есть большой ящик на колесиках из-под компрессора. Никто никогда не обращает внимания на парней в синих робах, которые таскают за собой подобные вещи.
А вот если этот идиот Марсель Блан думает, что никто не замечает, как он ведет себя, когда видит эту женщину, то он ошибается! Слишком темная кожа… разрезы на темной коже должны выглядеть не так привлекательно. Как рисунок на темной бумаге. Или же надо резать глубже, чтобы обнажился розовый цвет внутренностей. Все дело в контрастах. Правда, кому что нравится…
Коротышке нравились высокие насиликоненные блондинки со следами былой красоты. К несчастью, блондинкам он не очень нравился.
Эрблен, судмедэксперт, — в полицейском управлении запросто Док-51, — присел на краешек стола Жан-Жана, который занимался тем, что скреплял степлером кипу розово-желтых бумажек с кипой грязно-зеленых. Жан-Жан потел. Воздух был тяжелым и липким, настоящие тропики. В предгорьях бушевала буря, мухи злобствовали, народ пребывал в скверном настроении. Жан-Жан поднял глаза на Эрблена, пытаясь найти на его худом морщинистом лице хоть какой-нибудь намек. Еще во время своей интернатуры Эрблен взял привычку топить эмоции в литрах пастиса — поэтому-то его и прозвали Док-51, — и он постоянно пребывал в облаках прекрасного настроения. Эрблен вытер лоб старым носовым платком, украшенным созвездием различных пятен, а затем, вздохнув, аккуратно сложил его, убрал в карман.
— Никогда такого не видел… просто пазлы!
Он трескуче рассмеялся, закашлявшись в конце концов. Кашель был хриплым, как у алкоголиков.
Пазлы из человеческой плоти, раскроенной по мерке, мрачно подумал Жанно.
— Телу лет тридцать, — снова заговорил Эрблен, когда приступ кашля прошел. — Тело принадлежит крепкому мужчине, очень волосатому, в полном расцвете сил. Голова принадлежит двадцатипятилетней женщине, я бы сказал, скорее двадцатишестилетней. Ну а руки, м-да, руки, тут я склоняюсь к мысли о старике, лет семидесяти пяти; наверное, бродяга или что-то в этом роде, руки все в дырках, как дуршлаг.
— В дырках — от чего?
— От уколов. Шприц, инспектор. Шприц, наполненный героином или дешевым красным вином! Хотел бы я знать, в каком состоянии все остальное… — пробормотал Док-51 жизнерадостно.
— Остальное?
— Правильнее — останки. Да-да, милый мой Жанно, человеческие тела имеют обычно две руки, две ноги, торс, голову… Значит, хочешь не хочешь, где-то существуют недостающие куски наших жертв — во множественном числе. Ладно, на этом я должен удалиться, сегодня день рождения внучки.
— Поцелуйте ее от меня. Скажите, Док, чтобы сшивать плоть, наверное, нужна какая-нибудь суперигла, нет?
— Простая хирургическая игла или одна из тех толстых игл, которыми пользуются для шитья джинсов и кожи. Знаете, кожу ведь легко проткнуть, — хихикнул он.
Жанно тоже хохотнул.
— А нельзя ли узнать, отчего они умерли?
— Нет, нельзя! Все, чем мы располагаем, не имеет повреждений. Если есть следы, то они на недостающие кусках. В конце концов, Жан-Жан, вы нам их предоставите, не так ли?
— Да, может, обнаружим в бюро находок. Но шансов мало. — Жанно опять издал смешок. — Пока, до свидания, доктор!
Спрятавшись за дымом неизменной сигары, Костелло с отвращением следил за обменом репликами, полными вымученного юмора. Нет, этот Жан-Жан просто-напросто пустышка.
2
Полицейский Марсель Блан предавался мечтаниям на городской площади. Сегодня стало еще жарче — ни дуновения ветерка. Просто расплавленный свинец, как говорится в книгах. Марсель вспомнил вчерашний вечер: вместо того чтобы закатить ему очередную сцену, Мадлен превозносила его как героя. Первый раз за пятнадцать лет их совместной жизни он занимается чем-то стоящим! — заявила она, тряхнув копной обесцвеченных волос. Совершенно омерзительное убийство, о котором надо срочно сообщить всем подружкам, воскликнула она, округлив свои полные губки, некогда соблазнившие Марселя, и сложив полные ручки на внушительной груди. За этим последовали интенсивные телефонные переговоры.
Все, однако, было просто: Мадлен наотрез отказывалась принимать то, что их бракоразводный процесс в самом разгаре. Марсель пожал плечами: хватит думать о Мадлен, она слишком долго дохнуть ему не давала. Пора перестать заводиться.
Один из его коллег переходил вдалеке площадь, и Марсель тут же подумал, что выглядят они теперь точь-в-точь как американские фараоны — голубая рубашка с погонами и фуражка с козырьком. Мадлен утверждала, что, хоть в кепи, хоть в фуражке, мудак мудаком и останется. Стоп! Сказано же: «Ни слова про Мадлен!» Изгнав из своих мыслей, как выгоняют назойливую муху, весьма плотский и мстительный образ жены, Марсель принялся размышлять о зловещей вчерашней находке.
Очевидно, что убийца не мог действовать прямо на Площади. Происходило это в каком-то помещении, где он мог соединять трупы, готовя свою мрачную постановку. Но почему надо было выставлять свое… произведение прямо тут, в центре города? Да и ехать с таким сокровищем в машине — дело рискованное. Так, может быть, он готовил свое преступление неподалеку? Может, он живет где-то рядом?
Девицу удалось идентифицировать. Муж опознал ее по фотографии в утренней газете. Черно-белая фотография, сделанная в морге, только лицо с закрытыми глазами. Кассирша из супермаркета, о ее исчезновении заявлено двумя днями раньше. Выйдя из магазина, она решила срезать дорогу, пройдя по скверу, но в итоге оказалась разрезанной на куски. До дому она так и не дошла, понятное дело.
Муж в панике позвонил в полицию около одиннадцати вечера. В супермаркете подтвердили, что она действительно всегда ходила через сквер, говорила, что, когда все подростки заделались наркодилерами, бояться нечего. Была вероятность, что и старый бродяга наркоман тоже посиживал в сквере. Так, может быть, и убийца жил неподалеку? Но дело поручено не Марселю. На него возлагалась миссия помогать старикам переходить дорогу и гонять собак, чтобы те не писали на цветы у памятника павшим героям, который возвышался в центре площади у фонтана.
Господи, да почему же все эти отпускники так истошно вопят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25