С отвращением он распахнул первую дверь и с облегчением вздохнул: ванная была грязной и пустой. Толкнул вторую: кухня из желтого ДСП годов пятидесятых и целая стена коробок из-под пиццы, которые были аккуратно сложены одна на другую. Холодильник тихо урчал. Жирные черные тараканы в испуге заметались по раковине. Тараканов Марсель ненавидел так же, как мертвецов. Он погасил свет, представляя себе, как тут же закопошились эти твари, и поспешил убрать с выключателя палец. Третья дверь, последняя. Марсель было замешкался, но острый взгляд старика сверлил ему затылок. Ну же, давай. За распахнувшейся дверью было темно.
Марсель на мгновение застыл на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку. Двуспальная кровать в беспорядке. И пуста. Облупленные стены в огромных темных разводах. Марсель подошел к окну, распахнул ставни, обернулся, щурясь от резкого света, хлынувшего в окно.
— Твою мать!.. — только и смог пробормотать он.
Кровь была повсюду, даже на потолке, где она застыла крошечными сталактитами. Ни Марсель, ни Анж не могли произнести ни слова. Старик принялся стонать, заламывая руки. Марсель машинально извлек из кобуры пистолет, подошел к кровати, стараясь дышать через рот, сквозь стиснутые зубы. Наклонился — волосы у него стояли дыбом.
Скомканные, заскорузлые от крови простыни. Углубление в том месте, где лежало мощное тело. Ночник в форме стеклянного гриба в кровавых подтеках. Стакан на ночном столике и что-то там в воде. Главное — ничего не трогать.
— Ни до чего не дотрагиваться! — резко бросил он старику через плечо.
— Не волнуйтесь. Я телевизор смотрю. Нужно подождать, пока снимут отпечатки, да?
— Ну да.
— Его, наверное, убили: крови — как из свиньи… Бедный Лоран…
Марсель наклонился посмотреть, что там в стакане, и его вырвало прямо на ботинки — второй раз за всю его полицейскую карьеру.
— Разве могло быть такое на фронте! — пропищал Анж Каретти, переминаясь от возмущения с ноги на ногу. — Это из-за таких, как вы, мы проиграли войну!
— Сходите за тряпкой, черт возьми! — гаркнул Марсель, выпрямляясь.
Старик исчез, что-то бормоча себе под нос. Марсель включил связь.
Глаз в стакане был голубым, с желтоватыми прожилками.
Прибывший на место предполагаемого преступления капитан Жанно пребывал в весьма скверном расположении духа. Он осмотрел комнату, приговаривая: «Черт бы подрал все это», что служило у него признаком крайнего раздражения. Костелло ни на шаг от него не отставал.
Марсель не произнес ни слова. Он думал, что на этот раз ботинкам каюк. Служебные ботинки, двести пятьдесят монет пара. Удачный денек, что ни говори…
Толстяк лежал на клеенке, как морской слон, выброшенный на берег. Коротышка мечтательно дернул иголку. Это будет его шедевр. Прожужжала жирная муха. Он точным жестом поймал и раздавил ее, с удовольствием лизнул пальцы. Он обожал сладковатый вкус мух.
Масса первобытных народов едят насекомых, витаминов в них прорва. Надо пересмотреть весь наш рацион. В «Дракуле» тот тип, что жрет насекомых, представлен как жалкий сумасшедший. Что за обскурантизм! Этим писателям вечно надо критиковать то, в чем они ничего не смыслят. Как будто все только и ждут, что они скажут. Насекомые-то постарше нас будут, все пережили. Проглотишь одно, и, значит, в тебя вошли миллионы и миллионы лет сил земли. А съесть сочного червяка — это как вдохнуть аромат свежей влажной травы. У тараканов вкус более терпкий, но там больше мяса. А мухи, они крошечные, совсем как шоколадки, которые дают к кофе, например.
Пот капал у него со лба на мертвенно-бледный живот трупа, капли разбегались между влажными вьющимися волосками, поднимавшимися от паха к груди.
От тела шел сладковатый и вместе с тем тошнотворный трупный запах. Коротышка чувствовал его, но он не вызывал у него отвращения. Наоборот. Он был ему хорошо знаком. Родной запах.
Снаружи застучали капли дождя. В комнате резко потемнело. Летний ливень. Сильный. Настоящий потоп в сопровождении потрескивания, где-то далеко громыхало, мелькали яркие всполохи. Ударил гром, и коротышка повернул голову. Столь же внезапно, как хлынул дождь, его охватила паника.
Он бросил иголку, задрожал, со стонами забился под стол и обхватил голову руками; тело его сотрясалось в конвульсиях.
Гроза продолжалась с удвоенной силой. Коротышка, скорчившийся под столом, казалось, разваливался на куски: глаза закрыты, заткнуты руками уши, кривящийся от страха рот, губы, инстинктивно, нечленораздельно и немо выговаривающие слово «мама». Потом столь же быстро гроза стихла. Успокоился и он. Дыхание стало ровнее. Он открыл глаза. Огромные зрачки, как черные бездонные дыры. Кровь капала с недоконченного творения, как из плохо закрытого крана, она скапливалась в красные лужи, и это его раздражало.
Он выпрямился, не сознавая, отчего сидел, скорчившись, под столом.
Даже в беседке было жарко. Липкая, клейкая жара. Марсель был весь в поту. Он незряче смотрел на семейства, которые двигались внизу по улице с надувными матрасами под мышкой, с полотняными кепками на головах. Часто по воскресеньям Марсель, Мадлен и дети вместе с приятелями собирались у Каро и Жаки. У Жаки, потому что у него был сад. Жаки, Паоло, Жан-Ми и Бен были знакомы, потому что все они работали на площади. Жаки владел крошечным киоском с открытками, Паоло и Бен вкалывали в гараже, а Жан-Ми трудился официантом в баре. Марсель познакомился с ними в спортзале, потом они стали встречаться — гриль, кино, Рождество, рыбалка… чего только не придумаешь для спокойного семейного отдыха.
Паоло взялся за новую банку пива. Мадлен и Каро, жена Жаки, ругались с детьми, которые не хотели есть. «Никакой это не ягненок, а самый настоящий баран!» — визжал Кевин, старший сын Каро, ему вторил Франк: «Не хочу я есть!» — «Хватит ломать комедию!» — «Ты знаешь, сколько это стоит? Нечего бросаться деньгами…» Мадо, конечно, разорялась больше всех. Марсель не мог взять в толк, что его дернуло при переводе из Парижа связаться с женщиной, глотка у которой была как у торговки рыбой, — и чем только он думал!.. Эльза, подружка Жан-Ми, напрасно подзывала собаку — черно-белая дворняга рыла самую глубокую яму в мире, и плевать ей было, звали ее или нет. Каро принесла кофе. Бен начал демонстрировать виртуозный дриблинг перед прячущими усмешки мальчишками. Жан-Ми шел из туалета, подтягивая на ходу спортивные штаны цвета берлинской лазури, облегавшие его жирные ляжки. Он на лету поймал банку пива.
— Ну что там с твоими убийствами, а?
— Плаваем в требухе, — неловко пошутил Марсель. — Ни девчонку не нашли, ни малышку Жюльет, ни толстяка. И никаких следов. Никаких машин. Полная тьма.
Бен поддал ногой мяч.
— Но ведь он же почему-то делает это… Ненормальный?..
— Может быть, это действительно головоломка… — прошептала Эльза, на которую заключение Эрблена, размноженное прессой, произвело такое впечатление, что у нее заработала творческая мысль.
Паоло протер зеркальные стекла своих солнечных очков.
— А если это связано с фазами луны?.. Вы не сопоставляли время?
— Ты, конечно, прости меня, — проговорил, вздыхая, Марсель, — но убийства по лунному календарю… Это все равно что выиграть в лото в пятницу тринадцатого числа, то есть практически исключено…
— А почему вы не выставите наблюдение вокруг сквера? Ведь все происходило там, разве нет? — Паоло покусывал соломинку и никак не мог угомониться.
Каро принесла сахар.
— Начинаешь всерьез бояться за детей.
Марсель долго размешивал в чашке сахар и только потом ответил:
— По правде говоря, это уже перебор. Мало того что летом всегда бардак, а батальон внутренних войск для подкрепления еще не прибыл… Жанно собирался в отпуск на Корсику в конце недели — можешь представить, какое у него настроение? Половина списочного состава работает на пляжах или брошена на дорожное движение. А тут еще вернулись городские банды… Так что, знаешь, сквер твой…
Все отпили по глотку кофе. Каро поставила свою чашку.
— И все-таки такого еще никогда не было! А когда так много народу…
— В гараже у нас сейчас только чужие машины…
— Ничего удивительного. Немцев — куда ни плюнь!
— Ты забыл еще про две тысячи американских моряков, которые сойдут завтра на берег!
— Ага-а-а… Послушай-ка, Эльза, марш в косметический салон — намечается работка!..
— Идиот!
Посреди раскатов всеобщего хохота Марсель в который раз подумал, что полиция выставляет себя в смешном свете.
Ночью в субботу три пьяных моряка, что шатались рядом с портом, распевая «I will survive» решили поиграть в футбол, наткнувшись на то, что они приняли за огромный мяч. Учитывая степень опьянения, они далеко не сразу уразумели, что мячи, даже порванные, не пахнут разлагающимся мясом.
Естественно, тот кусок набережной, где моряки нашли «эту мразь», относился к участку, находившемуся в ведении Марселя. Моряки с обезумевшими глазами изловили его в шесть утра, когда он заступал на пост, и начали нести нечто невообразимое. Марсель последовал за ними. Они привели его к туше, откуда вытекала янтарная жидкость.
На этот раз Марсель промазал мимо ботинок. Впрочем, ботинкам и так досталось — моряков рвало обильно и часто.
Медэксперт Док-51, дописывая своим неровным почерком рапорт, констатировал, что «жертва» состояла из: а) варикозного тучного тела, б) головы девочки: аккуратная прическа, глаза открыты и накрашены, на веках тени, на ресницах тушь, в) двух маленьких собачьих лап в качестве рук. Эту информацию, которая могла быть известна лишь убийце, держали в секрете для того, чтобы избежать лживых признаний и надуманных доносов. С другой стороны, оказалось нелегко объяснить матери Жюльет, почему бессмысленно нести платье для облачения тела девочки.
Жан-Жан впал в такую ярость, что в комиссариате можно было услышать, как пролетит муха. А надо сказать, что жужжал их в помещении, наверное, целый батальон, который был в состоянии оживить сцены атаки на Перл-Харбор: они лезли в рот, садились на руки и чертовски досаждали. Мелани, секретарша Жан-Жана, вооружившись свернутым в трубку журналом «Мари-Клэр», пыталась бороться с мухами, хлопая исподтишка, чтобы не злить патрона.
— Хватит бегать за этими долбаными мухами! — заорал вдруг Жан-Жан.
Девушка сокрушенно застыла, потом мелкими шажками двинулась к своему стулу. О повышении зарплаты лучше было не заикаться.
4
С тановилось все жарче. Город тонул в поднимавшемся с моря тумане и потел, как грузная старуха. Марсель чувствовал, как пот течет у него по бокам, струится из-под мышек, ручейками сбегает по бедрам, и так до самих сандалий. Просто бесплатная сауна! К счастью, формы на нем не было.
Группы туристов прибыли в субботу, 15 августа, самые многолюдные выходные, выпавшие на праздник Вознесения. Марсель, облокотившись на синий металлический парапет, разглядывал сверху юных северянок: те пили на пляже красное вино, припав к литровым бутылям, на которых играло солнце. К вечеру все девицы покроются волдырями, которые полопаются, когда они будут нервно переворачиваться с боку на бок под крахмальными простынями.
Он высматривал Мадлен с детьми. Сотни семей жарились на солнце среди детских криков, собачьего лая, гомона радиоприемников, назойливых хлопков ракеток и гула лодочных моторов за буйками. Вдруг он увидел ее, Надью.
Держа за руку кудрявого мальчишку, она, хохоча, входила в море. Капли воды блестели на ее матовой коже, на округлых бедрах. Но тут он подскочил от сильного толчка в спину.
— Ты ослеп, что ли? Я тебе уже битый час машу!
Разъяренная багровеющая Мадлен, жирно намазанная защитным кремом, впилась в него взглядом. Марсель вздохнул и спустился на пляж, чтобы провести там с детьми половину своего свободного дня.
Пара карих глаз, таящих свою неподвижность за зеркальными стеклами очков, проследила за взглядом Марселя и остановилась на Надье и малыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25