Фрау Зонних уже несколько месяцев грозила подстеречь негодяя на месте преступления, но пока что ей это не удавалось. Некоторое время назад она в доверительной беседе сообщила Йону, что подозревает коллегу Ковальски и что никто из учащихся этого делать не может. Но Гаральда нет в школе уже пару недель, а шутки продолжаются.
В учительской над вчерашним «Шпигелем» сидели «близнецы» и по очереди доставали печенье из жестяной коробки. У обоих в расписании было «окно». Другие коллеги готовились к очередным занятиям. Юлии не оказалось и там. Йон сделал вид, что ищет что-то у себя в ящике, и после звонка направился в коридор. Когда он проходил мимо близнецов, Керстин Шмидт-Вейденфельд подняла голову:
– Ты кого-то ищешь?
– Нет, а что?
– У тебя такой вид, – ответила она и протянула ему коробку с печеньем.
Йон ухмыльнулся:
– Точно, ищу. Самое вкусное печенье на свете. – Он ухватил пару крендельков, сунул в рот и вышел. Не сомневаясь, что оба «близнеца» глядят ему вслед. Неужели догадываются? Про них с Юлией? Ведь Юлия считает, что Керстин Шмидт-Вейденфельд чересчур любопытная. И уж если Керстин что-то пронюхает, об этом будет знать и Пер Штрунц.
Сколько времени прошло со смерти Шарлотты? Он вновь принялся считать. Оказалось, не больше пяти недель. В самом деле, получится некрасиво, если сейчас станут известны их отношения с Юлией. Ведь ему по-прежнему многие выражают соболезнования в связи с утратой. Не далее как вчера Ули Кох спросил его на перемене, как он обходится без Шарлотты. Йон уклонился от ответа и лишь сообщил, что переезд на Манштейнштрассе существенно отвлек его от грустных мыслей.
Он свернул в коридор, который вел к аудитории, где его ждали слушатели факультатива по немецкому. Почувствовал сквозняк. Окно в коридоре было разбито, на кафельном полу валялись осколки стекла и камень. Ногой Йон отпихнул осколки под окно и выглянул наружу. За ночь погода переменилась, от вчерашнего солнца не осталось и следа. Небо заволокли облака, дело, похоже, шло к дождю; ветер гнал по школьному двору пустой стаканчик из-под йогурта. Кольнула тоска по Юлии; после поездки в Прованс все шло хуже и хуже. Если бы он мог видеть ее хотя бы на переменах… Ее улыбку… Растрепанные кудри… Красные сапожки… Если бы мог поймать ее взгляд, который скажет ему, что и она постоянно вспоминает ту огромную кровать в их отеле…
Из класса доносился смех. Какой-то мальчишка кричал ломким баском:
– Одну упаковку пива? Нет, две, приятель. Мне нужно двенадцать банок.
Йон взял себя в руки и вошел в класс. Нет, Юлию он все-таки сегодня увидит. Не позже, чем сегодня вечером.
34
Около восьми вечера Йон въехал на школьную парковку. Из-за дождя было почти темно. К его досаде, в это же самое время прямо рядом с ним из «порше» вышла мать Тимо. Достала из сумочки пластиковый пакет и развернула над своей безупречно уложенной головой. Светлые волосы, мелированные пряди, стрижка, популярная в Гамбурге, – волосы едва прикрывали мочки ушей. Из вежливости он был вынужден предложить ей место под своим зонтом.
По дороге в школу она взяла Йона под руку и, неловко обходя лужи на высоких каблуках, прижималась к нему слишком откровенно.
– Как удачно, что я вас встретила, господин Эверманн! Мне давно нужно с вами поговорить.
– По поводу латыни Тимо? – спросил Йон. – Конечно, его дела далеко не блестящи, но ведь для вас это не новость. – Тут ему вспомнилось выражение лица Тимо, и в душе опять закипел гнев. Ему была неприятна фамильярность, с какой фрау Фосс вцепилась в него. Он всегда неукоснительно соблюдал дистанцию с родителями учеников, в первую очередь с мамашами.
– Он хочет уйти из гимназии, – сообщила фрау Фосс. – Представляете? Говорит, надоело учиться.
Злость моментально улетучилась. Вот и замечательно, если в конце года этот оболтус избавит их от своего присутствия. Неожиданно ему вспомнился парень, с которым Юлия общалась в аэропорту «Фюльсбюттель» и которого он принял было за Нико Бегеманна. Болтается по свету, находит в этом удовольствие и, вероятно, вполне нормально при этом зарабатывает. Огромное число учащихся бросают учебу после десятого класса, и большинство неплохо устраивается. Некоторые уходят и из классов верхней ступени, без видимой причины, чаще всего мальчишки. Что ж, почему бы и нет? Если им не нужен документ о среднем образовании. Пожалуйста. Ради Бога. Чем меньше группы, тем эффективней обучение. Как правило, проблемой становятся родители, мечтавшие о другом будущем для своих отпрысков.
– У моего мужа совсем крыша поехала, – доверительным тоном сообщила фрау Фосс. Йон невольно подумал – которая же из его крыш? Ведь у господина Фосса восемь фирменных магазинов. Не говоря уж о шикарном доме к северу от гимназии, на краю Ниндорфского парка, на одной из лучших улиц. Роскошная, типично немецкая вилла. В незапамятные времена, во время одной из их совместных прогулок, Шарлотта остановилась перед строившимся домом и сообщила: «Вот тут будет жить наш мясник, у него еще дом на Балтийском море, на фьорде, в двадцати километрах от Киля. И все благодаря стейкам, которые мы у него покупаем». Тогда Йон еще не подозревал, что в будущем ему предстоит мучиться с сыном этого мясника.
– Если он это сделает, я имею в виду, если он бросит школу, – сказала фрау Фосс, – тогда он не увидит от нас ни пфеннига. Вот как считает муж. Тимо должен получить аттестат зрелости и потом изучать менеджмент. Ведь у него есть склонность к этому. А у нас он единственный ребенок.
– А сам-то он чего хочет? – Из дверей гимназии появился Концельманн и стал возиться со складным зонтиком. Интересно, смыться он решил, что ли?
– С Тимо просто беда, – вздохнула фрау Фосс. – Чистый бред. В Берлине у него появился друг. Так вот, Тимо хочет поселиться у него. И потом искать себе работу.
– Какую работу? Кем он хочет стать?
– Ди-джеем, – вздохнула она. – Диск-жокеем. Ставить музыку. Ну, разве не бред? При его-то способностях? В клубах! По ночам! В жутких дискотеках. Он и сейчас иногда этим занимается. И имена они себе выбирают бредовые. Сначала «ди-джей», а потом какое-нибудь короткое словечко – Микс, Фикс, Фокс, что-нибудь в этом роде. Уму непостижимо!
– Может, он все-таки возьмется за ум, – заметил Йон, а про себя подумал: «Вот бы не взялся!» Ставить в клубах музыку – самое подходящее занятие для этого бездельника. Днем спать, а ночью – хали-гали, трали-вали… Для этого ему, конечно, латынь не требуется.
– Честно говоря, господин Эверманн, мы все надежды возлагаем на вас, – сказала фрау Фосс. – Поговорите, пожалуйста, с Тимо. Нас, родителей, он просто не желает слушать, и это ужасно. Семья распадается, понимаете? Муж ни за что не отступит от своего слова, это точно… Может, у вас появится во время поездки какой-нибудь благоприятный момент…
– Я не уверен, что это будет уместно и тактически правильно. – Йон кивнул отцу Маттиаса Фрилингауса; зря он надеялся, что этот противный демагог в порядке исключения останется дома и не придет на родительское собрание. – Говоря по правде, мы с ним далеко не лучшие друзья. Но для вас, конечно, это тоже не новость. Почему бы вам не обратиться к классному руководителю, господину Шредеру?
– Потому что вы мне гораздо симпатичней. – Фрау Фосс кокетливо стрельнула в него глазами. – Еще я знаю, что вы серьезно относитесь к жизни, тем более теперь, после случившегося с вашей милой супругой. Прошу вас! У нас действительно тяжелая ситуация. – Они находились уже в нескольких метрах от входа.
Йон осторожно высвободил свой локоть. Нет уж, дудки! Он ни за что не станет уговаривать Тимо остаться в «Буше».
– Возможно, это лишь кратковременный сдвиг, – сказал он, когда они поравнялись с Концельманном. – В его возрасте такие фокусы совершенно нормальное явление. Пожалуй, я бы посоветовал вам просто выждать.
– Вы серьезно?
– Разумеется, – подтвердил Йон. – Прошу прощения. – Он распахнул перед ней дверь и повернулся к Концельманну, который все еще возился с зонтиком, – В чем дело, вы уже уходите? – Он встряхнул свой зонтик и, нажав на кнопку, сложил его перед самым носом у стажера.
– Юлии еще нет, – сообщил стажер, неловко дергая за ручку зонта. – Я решил подождать ее на парковке. Ведь она привезет много книг.
– Прекрасная мысль, – одобрил Йон. – Вы чрезвычайно заботливы, дорогой Концельманн. Конечно, встретьте ее.
Стажер виновато посмотрел на него:
– Вы не одолжите мне ваш зонтик?…
– Разумеется. Охотно.
Они совершили обмен. Некоторое время Йон наблюдал, как Концельманн спешил к парковке, по-заячьи перепрыгивая лужи. И увидел, что «гольф» Юлии въехал на территорию гимназии. В груди сразу потеплело. Ладно, пускай ее встретит этот молокосос – в школу она войдет под его, Йона, зонтом.
Все без исключения родительские собрания проходили тягостно и тоскливо; Йон за два с лишним десятка мучительных лет кое-что об этом знал. Если бы кто-то из начальства поинтересовался его мнением, он бы предложил вообще упразднить подобные мероприятия раз и навсегда, просто вычеркнуть их из школьной жизни. Впрочем, по новому производственному модулю, разработанному умниками где-то наверху, встречи с родителями должны проходить в предусмотренных для этого «рамках рабочего времени», как это формулировал новый Terminus technicus, то есть заканчиваться не позднее двадцати часов. Короче, если все начнут придерживаться таких рамок, классные мероприятия сами собой сойдут на нет.
Вчетвером, в ряд, они сидели перед родителями, Йон с одного края, Юлия с другого, так что он даже не мог поддаться искушению и словно невзначай прикоснуться к ней. Концельманн, не спрашивая разрешения, плюхнулся рядом с ней, что немедленно зарегистрировал Шредер. Он подмигнул Йону, а Йон лишь поднял брови.
Шредер знакомил родителей с планом пятидневной поездки десятых классов. Юлия показывала иллюстрации в альбомах. Утром второго июня десятиклассники поедут на автобусе до Гамельна и разместятся там на молодежной турбазе. Затем последуют экскурсия по городу, посещение музея, поездка в старинный замок и в горы по берегам Везёра, а также многочасовой поход по Гамельнскому лесу. На этом месте Концельманн попросил родителей, чтобы те позаботились о подходящей обуви для ребят; это была его первая фраза за вечер.
Кто– то из матерей поинтересовался длиной маршрута. Двенадцать километров, сообщил Шредер. Родительница возмущенно закатила глаза.
– Вы считаете, что детям по силам такой огромный маршрут?
Противная клуша, подумал Йон. С давних пор он делил родителей на три типа – «попугаи», «клуши» и «мурены». Представитель любой из этих групп был способен за кратчайшее время вымотать последние нервы. «Клуши» чуют в каждой экскурсии по городу или в походе на реку страшные и неведомые опасности для тела и души их детей и стремятся все контролировать лично. Их приходится всячески отговаривать от участия в таких мероприятиях.
Мать Норы Шиндлер ничуть не беспокоил пеший поход. Ее Нора еще в четырехлетнем возрасте выдержала многочасовую прогулку по Баварскому лесу; из-за плохих дорог им тогда пришлось оставить свой «жук» дома… А через год в Семигорье…
Почему Шредер молчит и не вмешивается? Фрау Шиндлер, несомненно, относится к типу «попугаев», которые своей болтовней невыносимо затягивают родительские собрания. Любой самый очевидный факт освещается со всех сторон, подробно комментируется и украшается эпизодами из личного опыта. Между тем фрау Шиндлер уже добралась до покорения вершины Цугшпитце, в котором Нора участвовала в одиннадцать лет.
Йон выпрямился.
– Вы совершенно правы, фрау Шиндлер, – заявил он с вежливой улыбкой. – Пеший поход, разумеется, не станет ни для кого из ребят проблемой, и уж тем более для Норы. Полагаю, что нам пора перейти к следующему вопросу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43