А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– Ну конечно. Да и зачем вам его знать?!
Когда я нервничаю, то начинаю нести чушь:
– Но я полностью согласен с утверждением о насилии. Не люблю жестокости.
– Неужели?
Странно непроницаемое выражение лица Кевина изменилось.
– Вы правы, вреда от вашего невольного любопытства не будет. Пойдите и выпейте еще. Жена составит вам компанию, пока я не вернусь. Я должен удалиться на пару минут, чтобы повидаться с одним человеком. Вы поужинаете с нами, и никаких возражений.
Кевин проводил меня назад в гостиную. Майра, уложив детей спать, писала письмо.
– Налей мистеру Эйру, дорогая. Я вернусь через несколько минут. Потом мы поужинаем и, может быть, немного помузицируем.
Несмотря на мою оплошность, вечер оказался очень славным. У Кевина был приятный баритон, а потом я исполнил несколько песен соло, закончив любимой «Часто в тихую ночь…». И основательно испортил эту мелодию – виски, влитое в меня Кевином, не позволило мне чисто воспроизвести ее предательски простое, протяжное звучание.
Направляясь домой в легком подпитии, я размышлял, что в ирландском гостеприимстве есть что-то симпатичное. Непринужденное «принимайте нас такими, какие мы есть» сочеталось здесь с приятной церемонностью – вас везде принимали как друга.
Я оставил машину неподалеку от моего жилища. Распахнул дверь и вошел. Позади возникло какое-то колебание воздуха. В следующее мгновение я почувствовал ужасный удар, словно моя голова раскололась надвое, а содержимое вот-вот вывалится наружу.
Глава 6
В висках пульсировала острая боль, словно какой-то зверек внутри моего черепа пытался прогрызть себе путь на свободу. Я попытался поднять руки, чтобы задержать его внутри или выпустить наружу, но руки мне не повиновались. Где-то рядом слышался непонятный ритмичный звук, частота которого не совпадала с пульсацией в моей голове.
Попытка повернуть голову вызвала новый приступ непереносимой боли, словно мозг пронзила молния, поэтому некоторое время я оставался в неподвижности. Должно быть, меня терзает чудовищное похмелье. Но потом я собрал обрывки воспоминаний и восстановил последние события: ужин с Кевином Лисоном, возвращение в коттедж, удар по голове.
Не знаю, сколько времени я приходил в себя. Но в конце концов я открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд на ближайшем предмете. Это оказалась кожаная спинка кресла, а сам я был засунут на заднее сиденье автомобиля, позже оказавшегося моим собственным. Волна тошно ты подкатила к горлу, но меня не вырвало. Я понял, что рот мой заткнут чем-то вроде кляпа. Вспомнив случаи, когда люди задыхались от блевотины, я снова затих, пытаясь сладить с упрямым желудком.
Через некоторое время мне полегчало. Мой взгляд заскользил по рулю, панели управления, ветровому стеклу, а потом я стал всматриваться в пейзаж, открывавшийся передо мной. Как младенцу, мне приходилось собирать из мозаики своих ощущений связную картину.
Песок, скалы, волны, небо, окрашенное в розовые тона. Пейзаж показался мне знакомым. Так оно и было. Старательно сопоставив все детали, я обнаружил, что нахожусь на сиденье собственной машины, стоящей на песчаной отмели, где мы с Гарриет впервые были на пикнике. Зарождался новый день. Ритмичным звуком, который я слышал в забытьи, оказался шум морских волн, набегающих на отмель. Мои руки были связаны за спиной.
Некоторое время я блаженствовал, радуясь, что остался жив. Кто-то нанес мне сокрушительный удар предыдущей ночью, запихнул в автомобиль и привез сюда. Почему? Зачем тратить столько времени и сил? Если меня собирались убить, можно было придумать более эффективный способ, чем тащить меня на эту косу, где, несмотря на безлюдье, рано или поздно кто-нибудь появится и заинтересуется машиной. Нападавший не мог подумать, что его удар лишил меня жизни, иначе не стал бы вставлять мне кляп и связывать руки.
Значит, это предупреждение? Третье предупреждение что-то «прекратить»? Я снова почувствовал неприятный холодок в груди, осознав, что служу мишенью для анонимного врага.
В этом неопределенном положении мне потребовалось некоторое время, чтобы обнаружить, что для замирания сердца есть более веская причина. Автомобиль время от времени покачивался, незаметно увязая в песке все глубже и глубже. С каждым толчком взаимное расположение ветрового стекла и линии бурунов вдалеке изменялось. Теперь я понял, что машина находилась в той самой блюдцеобразной впадине, о которой меня предупреждали. «Если это и в самом деле зыбучие пески, – глупо хихикнул я, – то зыбь у них очень медленная».
Но вскоре я заметил, что линия прибоя приближается. Начался прилив. Вероятно, через полчаса море заполнит впадину. Насколько я знаю, вода усилит вязкость зыбучих песков. Или море зальет машину (точно, окно рядом со мной наполовину открыто) и утопит меня раньше, чем я дождусь помощи в этих предательских песках.
«О, злое, коварное, алчное море».
Я загипнотизированно следил за подступающей линией бурунов.
Что происходит в душе человека, наблюдающего неотвратимое приближение собственной смерти? Я не помню ничего, кроме удушающей паники. В романах потенциальная жертва всегда находит острый предмет, которым можно перерезать веревку. Я метался на заднем сиденье, обезумев от ужаса, но внутри машины не было ничего острого. Я старался ослабить узел веревки на запястьях, но он не поддавался. Мне удалось перебраться на кресло водителя (машина была двухдверная) и уцепиться пальцами за ручки, но обе дверцы оказались заперты. Я попытался изжевать пластырь, затыкающий рот. Безнадежно. Я снова вернулся на заднее сиденье. Мне оставалось только безмолвно кричать.
Машина снова накренилась и опустилась. Море приближалось, чтобы ускорить мой конец. Теперь оно находилось всего лишь ярдах в пятидесяти от меня. От набегающих волн меня отделял невысокий, поросший травой каменный гребень, где мы с Гарриет в первый раз поцеловались. Губы мои болели, слезы катились по щекам.
Я отчаянно боролся со своим страхом, желая встретить неизбежную гибель как человек, а не как попавшее в капкан животное. Умереть если не с достоинством, не возможным в такой ситуации, то хотя бы с подобающей храбростью. Мне нужно было примириться с собой и с Богом. Но храбрости у меня уже не оставалось, а сохранять фальшивое спокойствие было выше моих сил. Все, чего я добился, – своеобразный фатализм, приглушивший мой страх, пока я наблюдал подбирающиеся волны.
Я следил за подползающим морем с таким вниманием, что сначала даже не услышал голос, окликавший меня:
– Есть тут кто-нибудь?
Я глянул налево. Черная фигура неуклюже бежала по отмели. Когда она оказалась совсем близко, я узнал отца Бреснихана. Я попытался просунуть голову в полуоткрытое окошко, отчаянно кивая ему. Священник приблизился к краю впадины, узнал меня, сделал ободряющий жест, а потом начал пробираться ко мне по обманчиво твердой поверхности песков. Я видел, как с каждым шагом его ноги увязают все глубже, но святой отец все-таки сумел добраться до машины. Ее бампер теперь находился на уровне песка. Встав на него, священник дернул дверцу, потом наклонился и опустил боковое стекло до предела.
– Все хорошо, Доминик! – мягко произнес он. – Я вызволю вас через минуту.
Каким-то чудом ему удалось подхватить меня под мышки, приподнять и с невероятным усилием выдернуть через отверстие. Святой отец был удивительно сильным. Я рухнул лицом вниз у его ног.
– Вставайте! – нетерпеливо прикрикнул он. – Вы можете идти?
Оказалось, что могу. Ноги не были связаны. Поддерживаемый моим спасителем, я с трудом дотащился до твердой почвы. Там, вынув из кармана внушительный перочинный нож, святой отец перерезал веревку, стягивающую мои руки.
– Запястья немного поболят, – произнес он, с усилием растирая мне кисти рук, чтобы восстановить кровообращение.
Потом одним решительным движением он сорвал пластырь с моего рта. Я наконец смог озвучить свою благодарность.
– Ни слова больше! – прервал мои излияния священник. – Слава богу, я увидел вас вовремя! Пойдемте, отмель скоро покроется водой. Моя машина ждет у дороги. Вы сможете пройти такое расстояние?
– Вчера ночью кто-то ударил меня по голове и… – бормотал я.
– Это может подождать. А теперь пошли!
Отец Бреснихан положил в карман перочинный нож и, прихватив свернутую веревку, помог мне добраться до ближайшего к берегу края песчаной косы. Там мы перешли речку вброд и уселись в его автомобиль. Святой отец рванул машину с места и развил неплохую скорость. По пути в Шарлоттестаун он поведал мне, что всю ночь провел в доме на холме, утешая вдову хозяина, чьи похороны мне пришлось наблюдать. Женщина пребывала в крайне подавленном состоянии.
Я снова попытался выразить свою благодарность. Пережив смертельную опасность, человек становится болтливым. Отец Бреснихан резко прервал меня:
– Как вы сказали, вас спасло Провидение. – Он искоса посмотрел на меня. – Надеюсь, вам это происшествие пойдет на пользу. Провидение может и не дать вам еще одного шанса, Доминик.
Сегодня святой отец имел полное право читать мне мораль.
– Я остановлюсь у гаража Шейна узнать, не сможет ли он вызволить ваш автомобиль. Упряжка лошадей могла бы вытянуть его, когда начнется отлив. В той впадине пески не особенно вязкие, иначе вы бы сейчас не сидели со мной рядом.
Я подумал, что святой отец мог бы с пользой провести время, распространяясь об опасностях духовной трясины, но он воздержался от проповеди.
Священник уложил меня в постель у себя дома. После того как доктор осмотрел мою несчастную голову и сообщил, что я буду жить, меня сморил глубокий сон. Я, должно быть, пробыл в забытьи целые сутки. Помню только, что Кэтлин, домоправительница, разбудила меня, войдя с завтраком на подносе.
– Приятный денек, мистер Эйр! Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. Отец Бреснихан просил вас встать к полудню, если, конечно, вы сможете это сделать. С вами желает переговорить представитель полиции…
Денек действительно был приятным, но лишь из-за мягкой погоды. Выйдя в маленький садик за домом проверить свои ноги, оказавшиеся вполне здоровыми, я почувствовал на лице мягкий ирландский дождичек, который, как мне всегда казалось, капал сквозь маленькие отверстия небесной лейки. Нити дождя, едва видимые, ласкали кожу прикосновением паутинки.
Я вскоре вернулся домой. В кабинете меня поджидал кофейник. Не успел я выпить чашку кофе, как вошел отец Бреснихан с незнакомым мужчиной в твидовом костюме цвета зеленого терновника. Нас представили друг другу. Это была моя первая встреча со старшим офицером Конканноном. Его квадратной формы лицо было бледным и довольно аскетичным. Я подумал, что полицейский вполне мог бы сойти за интеллектуала, священника или профессора.
После обмена любезностями он сообщил мне, что еще вчера удалось вытащить из песков мою машину. Она была тщательно осмотрена, и Шейн сейчас колдовал над ней, пытаясь привести в божеский вид.
– Никаких отпечатков пальцев вы не обнаружили? – настороженно поинтересовался я.
– Есть несколько. На тех деталях, которые остались над водой. Вам очень повезло, что вы спаслись, мистер Эйр.
Я заметил привычку Конканнона повышать голос в конце фразы, что придавало утверждению оттенок завуалированного вопроса.
– Святой отец поведал мне, что у вас и раньше были неприятности, – продолжал офицер, не дождавшись ответной реплики. – Вы сообщали об этом в полицию?
– Да. Последний эпизод я в деталях описал здешнему сержанту, – сухо ответил я. – Однако, похоже, безрезультатно.
– Кейси? Вот иезуит! – наигранно воскликнул Конканнон, улыбаясь нам с отцом Бресниханом.
Меня поразила подобная открытость и неформальность ведения следствия, очень отличающаяся от методов английской полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33