И тот и Банасик были явно недовольны неожиданно свалившимся на них неурочным заданием, ломавшим их заранее намеченные планы. И вот теперь они, один спереди, другой сзади, плелись без особого энтузиазма.
Осмотр каюты Ковальчика, где год назад и былобнаружен его труп, не дал ничего существенного. Впрочем, Бежан на многое и не рассчитывал. Он просто хотел познакомиться с расположением помещений. Глядя сейчас на стоящий в углу каюты чей-то чемодан, Бежан спросил у первого помощника:
– А что, вещи покойного, его бумаги переданы семье?
Тот помолчал, потом нехотя ответил:
– Нет, представьте себе, нет. Насколько я припоминаю, за ними никто не обращался.
«Ага, вот и еще один оставшийся незамеченным след. А вдруг в вещах что-нибудь интересное?»
– Где сейчас эти вещи? Я хотел бы их осмотреть.
– Хорошо. – Помощник капитана вызвал вахтенного матроса.
– Узнай, где хранятся вещи нашего кока, и принеси ключ.
Бежан с укором взглянул на Банасика. Как же можно было не осмотреть вещи?
– Упустили… – пробормотал тот.
– И не только это, – тихо, но достаточно выразительно сказал Бежан. – Почему, например, вы решили, что кок умер естественной смертью, если труп его испарился и вскрытия не было?…
– Врач… – начал было Банасик.
– При чем здесь врач! Разве не бывает, что врач, свидетельствуя смерть и давая заключение о ее причинах, ошибается и ошибка выясняется только при вскрытии?
Банасик хотел что-то ответить, но в это время в дверях каюты появился вахтенный.
– Чемодан кока в каптерке. Вот ключ. Каптеркой оказалась небольшая заваленная рухлядью каморка. С трудом они отыскали там чемодан.
Назвать его содержимое богатым было трудно. Несколько пар далеко не лучшего белья, бритвенный прибор, носки, полотенца. Черный, довольно дешевый выходной костюм.
– Костюм ему зачем-то понадобился! – проворчал первый помощник. – Формы ему не хватало?
Бежан не ответил, продолжая осмотр вещей. Его удивило отсутствие каких бы то ни было писем, бумаг. «Надо будет потом осмотреть внимательней».
– Напишите расписку, – повернулся он к Банасику, – Чемодан мы возьмем с собой. Вы уверены, что это вещи кока, ошибки тут нет? – спросил он затем у помощника капитана.
Тот посмотрел на него неприязненно.
– Уверен. Сразу после смерти кока приказал составить их опись.
– Можно ее принести?
– Можно. – Помощник едва сдерживал раздражение. Он снова вызвал вахтенного.
Просмотрели список вещей. Он полностью совпадал с содержимым чемодана.
– Давайте пройдем в холодильную камеру, где находился труп, – предложил помощник, надеясь тем самым побыстрее закончить этот осточертевший ему осмотр. – Ключ у меня с собой.
Бежан не возражал. И вот они в камере. Помощник со злорадным удовлетворением поглядывал на сразу посиневшие носы незваных гостей. «Тут вы долго не задержитесь, голубчики», – подумал он про себя.
Вопреки его ожиданиям Бежан стал внимательно осматривать все переборки сверху донизу, тщательно их выстукивать и ощупывать.
– По-моему, вы напрасно теряете время.
Бежан и на этот раз не ответил. «А вот, кажется, что-то интересное». Задняя стенка камеры оказалась не капитальной переборкой, а временной перегородкой из древесностружечных плит, стянутых болтами.
– А что с другой стороны?
– С другой стороны? – Банасик посмотрел на него растерянно.
– Да, с другой стороны перегородки, – пояснил Бежан. – У вас на схеме это не отражено. Перегородка же, как вытекает из смысла самого слова, должна что-то перегораживать. В этом, видимо, и кроется разгадка того, как исчез труп…
Банасик молчал. «Да и что тут скажешь? Проморгал, Им там, в Варшаве, делать, наверно, нечего. Тоже мне, важное дело отыскали! – подумал он про себя со злостью. – Завтра выговор мне обеспечен от начальника управления…»
– Что за этой перегородкой? – спросил Бежан помощника капитана.
– Аптекарский склад. Мы года два назад отгородили его по настоянию врача. Вход туда рядом. Отдельный.
– На склад можно войти?
– Вахтенный! Принесите ключ от медицинского склада! – крикнул помощник вместо ответа.
Когда принесли ключ и открыли дверь, Бежан сразу же подошел к перегородке, отодвинув с помощью Банасика стоящие возле нее ящики.
При свете фонаря, направленного на стену, было ясно видно, что болты сравнительно недавно откручивались. Вокруг них виднелись тонкие, едва заметные царапины от гаечного ключа.
– Итак, тело было вынесено отсюда, – Бежан постучал по перегородке.
Теперь уже заинтересовался и помощник капитана.
– Действительно, такой вариант как-то не пришел нам в голову, – проговорил он, подразумевая себя и капитана.
– Вызовите фотографа, – обратился Бежан к Банасику. – Следы от гаечного ключа необходимо зафиксировать и приобщить к материалам следствия.
После фотографирования Бежан и Банасик разобрали перегородку. Плиты разъединялись без всякого труда. Достаточно было вынуть две, и образовался проем, через который свободно мог пролезть человек.
– Сфотографируйте проем, – распорядился Бежан. – У кого хранился ключ от этого склада?
– У судового врача Петра Валяшека и у вахтенного. Доступ сюда имел только врач.
– Дверь запирается на один замок?
– Да. Но замок с секретом. Без ключа его не открыть.
Бежан вытащил из кармана связку отмычек. Попробовал. Первая же открыла замок. Замок был самый что ни на есть элементарный.
– Хорош секрет, – покосился он на моряка.
– Наши люди не носят отмычек, – огрызнулся тот.
– Значит, вы полагаете, что труп изъял врач?
– Нет, это невозможно. Пожалуй, вы правы. Вероятно, кто-то из команды все-таки подобрал ключ, – сбавил тон помощник капитана. – Что поделаешь, моряки – народ суеверный, считают, что покойник на борту приносит несчастье..
Бежан не стал возражать.
Глава XVIII
На этот раз Смоляк и Ясинский были застрахованы от случайностей. У обоих заграничные паспорта и валюта. Сообщение о том, что железнодорожник снова изъял вложенные Котарским в тайник материалы, застало их в полной готовности продолжать наблюдение за ним и за границей.
Как и в первый раз, сначала они довели его до Вавра. Теперь они знали, что здесь он живет. И вообще они знали теперь о нем довольно много. Фамилия его Вархол. Ему двадцать пять лет. На железной дороге он работает около полутора лет. Сначала был проводником на внутренних линиях. Зарекомендовал здесь себя хорошо, а когда выяснилось, что он свободно владеет немецким языком, сочли возможным удовлетворить его просьбу и перевести на международную линию. Так он попал в бригаду, обслуживающую поезд Варшава – Вена. Вархол был холост, жил в мансарде старого, отжившего свой век кирпичного дома. Выяснилось также, что он собирается жениться и просит о предоставлении служебной квартиры. Его невеста, некая Ванда Фиал, изучает германистику, отличается редкой красотой, любит модно одеваться, посещать рестораны, пользоваться успехом у мужчин. Ее мать, вдова штукатура, на свое и дочери содержание зарабатывает стиркой и уборкой. Из своих скромных доходов она не в состоянии удовлетворять потребности дочери. «Попробуй сама заработать хоть бы сотню на свои наряды», – отвечала она дочери, когда та приходила с претензиями, что вот, мол, подруги ее одеваются модно, а она…
Но у Ванды не было желания зарабатывать самой. Она полагала, что ее внешность и молодость – достаточные основания для удовлетворения ее потребностей. Матери своей и ее занятий она стыдилась. А потому ни подруг, ни своих кавалеров домой никогда не приглашала, объясняя, что предпочитает встречаться в «общественных местах», подразумевая под этим рестораны и кафе. Поклонников она выбирала из людей состоятельных, способных удовлетворять ее капризы. Почему она решилась на помолвку с Вархолом, парнем без особых возможностей, живущим на одну зарплату, это в свете выявленных о ней сведений могло представлять интерес. «Рассчитывает на благополучие, купленное ценой его предательства? Знает о его побочных занятиях и заработках? А может быть, даже сама их инициатор? Не исключена и такая возможность». Девушка, несмотря на помолвку с Вархолом и назначенный уже день свадьбы, продолжала тем не менее встречаться со своими прежними поклонниками. Наблюдение за ними и за самой девушкой было поручено отдельной группе. Смоляк и Ясинский занимались только Вархолом.
Смоляк занял место в первом купе от входа. Именно с этой стороны вагона, как он теперь знал, и помещается цилиндр, в который Вархол должен будет вложить доставленную Котарским на кладбище пленку. По ту сторону границы пленку эту – кстати, подмененную уже Бежаном – кто-то должен будет изъять. Смоляк посмотрел на часы. Без пяти час. Вархол выйдет не раньше двух. На этот раз Смоляку не надо будет совершать головоломных трюков на ступеньках вагона. У него есть зеркальце.
Это небольшое продолговатое металлическое зеркало размером пять на два сантиметра он укрепил на присоске с внешней стороны окна. Сконструировано оно так хитроумно, что плотно прилегает к оконной раме, составляя как бы ее часть, и в то же время позволяет наблюдать за всем, что делается на ступеньках вагона. Таким образом, теперь можно вести наблюдение, не выходя из своего купе.
Ясинский расположился в противоположном конце вагона. В его задачу входило наблюдать за лицами, которые в Вене, возможно, вступят в контакт с проводником. Их следует заметить и сфотографировать.
Правда, Смоляк был уверен – до личных контактов дело не дойдет. «К чему? Получатель вполне может сам незаметно изъять материал из-под вагона».
Других пассажиров в купе не было. Смоляк, тщательно загримированный, сидел один, внимательно, наблюдая в зеркало. Вдруг там что-то мелькнуло. Смоляк снова посмотрел на часы. «Два. Значит, распорядок не изменился, – он все время побаивался, как Ou что-нибудь не изменилось. – Ну теперь все в порядке. До границы можно, пожалуй, и поспать. Таможенники все равно разбудят».
И действительно, они его разбудили. Правда, визит их в его купе длился недолго – у него был с собой только портфель со сменой белья, бутылкой водки, куском колбасы и термосом кофе. Таможенники проверили паспорт и перешли в соседнее купе.
Смоляк встал, походил по купе, разгоняя сон. Потом достал портфель, вытащил термос и выпил чашку кофе. Открыл окно. В купе ворвался свежий ветер, и спать сразу расхотелось. Мысли работали четко и ясно. Смоляк сел, выключил свет. На память пришел последний напутственный инструктаж Бежана: «Надо иметь в виду два возможных варианта изъятия материалов из пенала. Первый и наиболее вероятный – пленку попытаются изъять, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, ночью на ходу поезда, сразу после пересечения австрийской границы. В этом случае вероятно, что на одной из первых же австрийских станций кто-то подсядет в вагон. И второй вариант, на мой взгляд, менее вероятный – пенал опорожнят после прибытия поезда в Вену. В обоих случаях действуйте по обстановке. Опыта вам не занимать. Но советую сосредоточить внимание на первом варианте».
Проехали Чехословакию.
Теперь поезд шел уже по территории Австрии. Вдали замелькали огоньки станции. Первая австрийская станция. Перрон, к которому подкатил экспресс, оказался с той стороны, куда выходило окно Смоляка. Он выглянул. В вагон село всего два человека. Хлопнула дверь. Шаги в коридоре. Какой-то мужчина заглянул в купе, занятое Смоляком, и вошел, поставив на полку небольшой плоский чемодан. Снял пальто, сел у двери. Смоляк, заслышав шаги, прикрыл лицо плащом и притворился спящим. Однако через небольшую щелку он внимательно наблюдал за незнакомцем. «Мужчина – высокий, худой, в отлично скроенном костюме. На пальце золотой перстень», – профессионально фиксировал Смоляк в памяти все детали.
Поезд тронулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24