Екатеринбург
Для Тимы приезд Джейн был просто подарком. Не пришлось тратить бабки, особенно в “зелени”, достаточно звякнуть кому нужно в Москве — и с американкой поговорят.
Тима надеялся, что Джейн, лишенная защиты американского закона и правоохранительных органов, струсит в криминализированной страшной России и от своей доли акций откажется.
Но Тима ошибся. Джейн не испугалась ничуточки. Правда, сразу же согласилась отдать долю Гарика до последней бумажки, но не сейчас, потому что этих бумажек у нее пока что нет. Вот такая закавыка — по американским законам нужно еще ждать, чтобы Гарика признали мертвым. Нет тела — нет и смерти. Сколько ждать? Ну по-разному бывает. Год-полгода.
— А потом?
— А потом я все вам отдам.
Тиму уже подмывало стукнуть куда следует и сообщить, где зарыто тело бывшего напарника, чтобы процесс ускорить. Но он сдержался.
Он не знал, что все акции уже были у Джейн. Вдова Гарика наняла хороших адвокатов, и те быстро доказали американской Фемиде, что в России люди гибнут как мухи, поэтому дожидаться положенного срока нет никакой необходимости.
Сыщики Тимы докопались-таки, что Джейн бумаги получила, но и тут американка обставила их. Акции она передала американскому фонду “Свиминг”, которым, впрочем, сама же и управляла.
Но сути это не меняло. Забрать их из фонда Джейн не могла при всем желании. В уставе “Свиминга” было записано: только в случае ее смерти акции сможет получить другой человек. В завещании она указала имя этого человека — Александр Казанцев.
Юристы Тимы попытались отыскать хоть какие-то щелочки, но не нашли.
Джейн позвонила сама.
— Знаешь что, — сказала она грубовато, — я выложу большой кусок от своих денег, раскопаю все твои с Гариком делишки и засажу тебя до конца жизни. Поэтому давай так — ты мне отдашь свою часть акций…
— Что?!
— Да не всех. Только “Дайвер-ТВ”. Подумай.
Тима не оценил юмора. Он испугался. И приказал Джейн убить. Он уже и не мечтал вернуть свою часть. Его вело только мщение и злость.
Неожиданно оказалось, что месть и злость не такие уж плохие советчики. Акциями теперь владел Казанцев. А он гражданин России. С ним можно побеседовать “по душам”.
И неделю назад Тима ему позвонил.
Питер
После разговора с Крахмальниковым, когда до телецентра оставалось две минуты пути, Валера вдруг остановил машину:
— Чак, вылезай.
— Чего ради? — удивился Сережа. — Я хотел на студии кое с кем повидаться, пока ты перегонять будешь. И мы что, не отметим сегодня это дело?
— Какое?
— Ну репортаж-то классный получился!
— Ничего еще не получилось, парень. Не обижайся, но тебе на трамвайчик. Иди домой и приготовь скрытую камеру к завтрашнему визиту к Копылову. Шлем, сам понимаешь, будет неуместен. И вообще, есть у меня предчувствие… Они меня когда-нибудь обманывали, Витя? — обратился он к Носову.
— Пока нет. И что?
— Неспроста этот Лом, против которого нет приема, пальчиком грозил и на меня вызверился. Ждут нас неприятности, вплоть до самых неожиданных. Но мы не дадим застать себя врасплох. Так что начинаем работать врассыпную. Ты, Серый, у нас будешь тайным агентом. Личность ты в бригаде новая, не всем известная.
— Обижаешь, начальник, — насупился Чак.
— Нет, в профессиональных кругах ты звезда. А вот в тех, что могут сейчас включиться в игру, чтобы перекрыть нам кислород, тебя, надеюсь, не знают.
— Ты что, УФСБ имеешь в виду? — оживился Сергей.
— Его. Так что дуй отсюда. И завтра к Копылову двигай сам по себе. О времени я позвоню. Bce! Пошел, пошел! Вон оэртэвцы промчались — надо догонять.
Чак выскочил из машины, и “Нива” сорвалась с места.
— Кстати, свяжусь-ка я с Копыловым. — Денис достал мобильник и набрал номер. — Евгений Петрович? Не удивляйтесь, но вас беспокоит “Дайвер-ТВ”. Как вы себя чувствуете? Ну прекрасно. Не уделите нам завтра полчасика? Даже ждали? Да нет, какие приготовления — все будет по-рабочему. Хорошо. Ровно в десять. Заранее спасибо.
— Получилось? — спросил Виктор.
— Удивительно просто. Он даже не полюбопытствовал, зачем нам понадобился. Давно жду, говорит. Молодцом держится мужик — он же почти год болеет. Рак.
— Трудновато будет его снимать — они так выглядят, эти больные, — вздохнул Виктор. — Помнишь, мы туберкулезников в Крестах снимали. Я же замучился потом с цветом…
У самой улицы Чапыгина Никитин догнал “ниссан” ОРТ и вошел в поворот со второго ряда. Гаишник дунул в свисток, но Носов показал в окно камеру, и тот обреченно махнул зачесавшейся было левой, берущей, рукой.
Когда Валера, наступая на пятки конкурентам, подбежал к турникету в холле телецентра, вахтер нажал на стопор.
— Ты что, Михалыч, шутки шутишь? — воскликнул Валерий, налетевший животом на твердую железяку. — Опаздываю же!
— Предъявите пропуск, гражданин, — строго произнес усатый добряк, бывший кап-три из Кронштадта.
— А у них почему не спросил? — завелся Никитин, тыча в спины удаляющихся ребят с ОРТ.
— Пропуск покажите, пожалуйста, — глядя куда-то за горизонт, тверже повторил старый морской волк.
— Пожалуйста, — галантно поклонился Валерий, протягивая пластиковую карточку. — Хорошо, что я надел эту куртку — он у меня тут с той осени лежит.
— Валер, извини, но — приказ, — тихо сказал Михалыч, забирая пропуск и пряча его в тумбочку. — Тебя пускать не ведено.
— Какой, на хрен, “приказ”? — опешил Никитин. — У меня же перегонка горит!
— Вот, — протянул охранник листок. — Читай из моих рук — экземпляр пока единственный, даже размножить не успели.
— Лихо, — присвистнул Валерий, пробежав глазами десяток печатных строк, скрепленных подписью директора телецентра.
"За самовольное нарушение очередности пользования трактом, вызвавшее.., и в связи с задержкой арендной платы от “Дайвер-ТВ” за период.., собкору Никитину.., запрещен вход в телецентр вплоть до разрешения конфликта”.
— Вот суки, перекрыли-таки кислород, — выругался Никитин. — А телефоном-то можно воспользоваться? — спросил он Михалыча.
— Валяй. В приказе об этом не сказано. Валера не стал звонить в бухгалтерию, так как знал, что Москва всегда тянет с перечислением месяцдругой. Он не стал тревожить генерального: мол, пустите хоть сегодня. Он позвонил Гале:
— Галочка-выручалочка, спустись на минутку, я тебе горяченького передам.
— Кто это говорит? — вдруг строго спросил Галкин голос.
— Ты чего, старуха? Это же я, Никитин! У меня материал горит, а ваш шеф меня бортанул. Отнеси на перегонку, будь другом.
— А, это вы, Валерий Леонтьевич! О чем вы говорите? Как это я могу что-то перегонять? Вы меня просто ставите в неловкое положение. Советую вам поискать другую дебилку, — совершенно неожиданно закончила Галя. — Пусть она вам помогает. Только дебилка способна на такое!
После этого пассажа трубка грохнулась на рычаг.
Никитин не был бы старым телевизионщиком и давнишним другом дежурного координатора, если бы растерялся и не понял Галкиных намеков.
Значит, Ломов по дороге в Смольный позвонил директору, тот издал приказ, собрал летучку и распорядился снова, как когда-то, включить прослушку в центре. А может, ее и не выключали никогда? Вот что значило “неловкое положение”. А “дебилка”? Это была их хорошая приятельница Дэби, Дебора Гербер — руководительница корпункта Ти-эн-эн в Санкт-Петербурге.
Валера набрал на мобильнике номер апартаментов в “Астории”, где Дэби со всей своей кухней занимала часть мансарды. Журналистка, к счастью, оказалась на месте. После нескольких радостных восклицаний и дежурных фраз, совершенно обязательных у американцев даже в дружеских телефонных разговорах, Никитин изложил свою просьбу, сославшись на технические проблемы центра, и получил приглашение немедленно приехать.
— Ну что ты скажешь о моих предчувствиях? — спросил Валера, плюхаясь на сиденье.
— Да то же, что и всегда, — меланхолично ответил Носов. — Я уже и за ее любимой “Гжелкой” смотался.
— Кого “ее”? — опешил Валера.
— А разве мы не к Дэби? — хитро усмехнулся Витя.
— Вот правду же говорят, — стукнул ладонями по рулю Никитин, — с кем поведешься, от того и наберешься. Все-таки мой дар предвидения заразен! Стоп! Я же тебя не представлял Дэби. И не особенно распространялся о ее привычках. Откуда ты знаешь, что она предпочитает “Гжелку”?
— Понимаешь, — потупился обычно невозмутимый Виктор, — сейчас это уже дело прошлое, но полгода назад, когда вы с Галкой начали потихонечку остывать, она в эту жилетку, — оттянул он полочку своего операторского жилета со множеством кармашков, — много чего слила. В том числе и кое-какую информацию о привычках заокеанской разлучницы.
— Вот дура! — воскликнул Валерий. — Так она решила, что между нами стояла Дэби? Ха! Дэби… Да она же просто свой парень, вот и все. Впрочем, ты сам увидишь. А за “Гжелку” спасибо. Весьма кстати будет.
Они так обрадовались своему единомыслию и возможности спасти ценный материал, что не заметили серую “шестерку”, отъехавшую следом за ними и провисевшую на хвосте до самого отеля.
Москва
С женой Крахмальников спал раз в месяц. Это она установила такой график. Который сама же и нарушала. Но не в смысле учащения, а совсем наоборот. Как-то года три назад она усадила Леонида перед собой и раскрыла толстую книгу “Дао”.
— Читал?
— Вроде… Так, бегло.
— Не читал, — констатировала жена. — Так вот в этой мудрой книге написано, что мужчина после двадцати лет должен извергать семя не чаще одного раза в месяц. После сорока — раз в полгода. Даосисты называют сперму “соком жизни”. Теряя этот сок, мужчина сокращает свою жизнь.
И до этого сексуальная жизнь у них была нерегулярной, натужной, механической. А теперь вот станет еще и философски обоснованной, а значит, вовсе пресной.
— И что? — спросил он саркастически. — Ты предлагаешь мне воздерживаться от оргазмов?
— Я согласна, во время полового акта воздерживаться трудно, — сказала жена. — Поэтому мы сократим наши сексуальные отношения.
Крахмальйиков не стал отвечать. И еще он понял, что станет ей изменять. Нет, разводиться он не будет, а будет шкодливо “задерживаться на работе”, “уезжать в командировки” и “сидеть на совещаниях”.
Первое время никто в поле зрения Крахмальникова не попадал. А потом как просыпалось. Пошли любовницы одна за другой. И теперь уже сам Леонид пропускал ежемесячный сеанс с собственной женой. О чем она, впрочем, не сильно тосковала. Человек — это замкнутый круг. Вот такой сектор у него — работа, вот такой — развлечения, вот такой — семья, вот — секс. Если к какому-то сектору прибавляется, то в каком-то, соответственно, убывает. Валентине было достаточно работы — сектора семьи и секса у нее были микроскопическими.
До сих пор Крахмальникова устраивало такое положение вещей, но вот недавно он втрескался. Странно все получилось. С Аллой Макаровой он работал уже несколько лет и даже не смотрел в ее сторону: Крахмальников знал, что у Аллы муж и двое детей, что она не очень умна и еле тянет рекламный отдел. А полгода назад почему-то стал замечать. Нет, она не строила ему глазки, не трогала мягкой рукой за лацкан пиджака, обращалась деловито и чуть холодновато. Но когда она появлялась, он, как прыщавый сексуально озабоченный мальчишка, раздевал ее глазами и творил с ней такое — мысленно, разумеется, — что дыхание спирало в груди, а перед глазами плыли черно-красные круги.
Как-то Леонид засиделся в редакции за полночь. И вдруг услышал, как по коридору кто-то нетвердо шагает и поет.
Выглянул — Алла…
Что там его подростковые фантазии! Он и не знал, что такое бывает вообще. Они не сказали друг другу ни слова. Они смели со столов все бумаги, смяли все дорожки на полу, чуть не поразбивали телефоны. Все, что только возможно в сексе, Крахмальников тогда испробовал впервые. И почувствовал, что он мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41