Не сомневайся, что мы полностью используем все эти пункты, Дениза!
Я кивнула. Однако дядин взгляд внезапно омрачился, и он добавил:
– Но все еще остается вопрос с фотографией. Нужно три штуки, я знаю: в полный рост, фас и профиль, без головного убора или чего-то еще, что может скрыть черты лица. И без этого вот... – Он вновь прикоснулся к маске.
– Любой, кто увидит ваши шрамы и узнает, что вам довелось пережить, должен понять и почувствовать сострадание, дядя Морис! – воскликнула я.
– Возможно. Да, возможно, так. Ладно, мы довольно скоро это узнаем, не сомневайся. На днях я попрошу тебя съездить в Париж – поговорить с вашими посольскими чиновниками и выяснить все в деталях для меня... – В первый раз с тех пор, как я с ним познакомилась, он проявил нерешительность. Долго хранил молчание, напряженно глядя на меня, потом подался вперед и, понизив голос, сказал: – А пока... я могу рассчитывать на твое благоразумие, Дениза?
– Конечно, дядя Морис, – заверила я. – Всегда.
– Тогда я попрошу тебя не рассказывать об этом остальным, Дениза. Никому ни слова. Ты поняла?
Я с недоумением уставилась на него:
– Остальным?
– Альберу Бериару и Габриель. – Он нахмурился, видя мое удивление.
– Но они всего лишь ваши слуги...
– И тем не менее они очень мне преданы. Но я не смогу забрать их с собой, когда уеду, и если они узнают об этом заранее, огорчатся еще больше. То же самое будет, если ты проговоришься Лабрусу или кому-то в деревне. Это вызовет недовольство. Но они без меня не пропадут, не беспокойся... А мне необходимо сейчас отправиться в Америку. С тех пор как я познакомился с тобой, только об этом и думаю. Возможно, там я смогу найти хирурга, который даст мне... надежду.
– Уверена, что так и будет, дядя Морис!
Он кивнул:
– И мы используем еще и эту причину, чтобы попасть в США. Тем более, что в моей искренности никто не усомнится: я становлюсь абсолютно эгоистичным, когда во мне просыпается желание вновь выглядеть как нормальный человек. Ты даешь мне свое обещание, Дениза?
– Оно у вас есть, дядя Морис, – медленно ответила я, – Я не скажу ни слова никому и нигде, кроме как в посольстве в Париже.
Его глаза вновь улыбнулись мне.
– Слово Жераров, Дениза? Хорошая девочка. Впрочем, хватит о делах. За окном прекрасный солнечный день уходит напрасно, а мой эгоизм держит тебя в помещении! Я прошу прощения. Чем ты хотела бы сегодня заняться, а? Может, покататься по окрестностям? Ты, конечно, водишь машину? Я слышал, что все американки умеют водить.
– Да. Вы хотите поехать со мной?
Он молча покачал головой.
– Тогда я поеду одна. Мне хотелось бы посмотреть деревню и ферму в Везоне. Если, конечно, можно...
Он нахмурился, размышляя:
– Везон? Я планировал, что тебя отвезет туда Альбер...
– Пожалуйста! – взмолилась я.
Внезапно дядя махнул рукой:
– Что ты со мной сделала за столь короткое время, Дениза? Мне становится все труднее и труднее тебе в чем-то отказать. Хорошо, возьми "мерседес". Из деревни есть дорога в Везон. Ты увидишь поворот. Но она не очень хорошая, и я советую тебе вернуться немного назад, до автострады на Орийяк, а потом повернуть на юг. Через пять километров южнее того места, где ты выедешь на автостраду, будет указатель на Везон. Для "мерседеса" несколько лишних километров – пустяк, а эта дорога значительно лучше.
– Спасибо, дядя, – радостно сказала я. – А как мне найти ферму в Везоне?
– Как и это поместье, она возвышается над деревней или тем, что от нее осталось. Но несомненно, твой дедушка рассказывал тебе?
– Да, конечно. – Я почувствовала, что краснею. Не знаю, что заставило меня задать этот вопрос, но дядя, казалось, не заметил, с каким подозрением я его задала.
– Ты обнаружишь, что настоящий Везон разительно отличается от того, каким его сохранила память твоего деда. И все же ты безошибочно узнаешь родину своих предков.
– Вы уверены, что не хотите поехать со мной?
– Нет. Не так-то легко избавиться от привычек затворника, моя Дениза, или спрятать смущение, когда люди пялят глаза на... на странного чудака. Но я воспользуюсь твоим визитом в Везон, коль скоро ты хочешь туда поехать. Потребуй у этого ленивого мошенника Жака Марсо отчет о состоянии дел, инвентаря, а также численности скота, овец и коз, которые пасутся на склонах. Да не забывай смотреть и запоминать, чтобы потом проинформировать меня, сколько вина в его погребах, какие поля обрабатываются, если таковые имеются, и плодоносят ли виноградники.
– Непременно.
– Габриель даст тебе ключи от гаража и машины. Без сомнения, жена Жака Марсо пригласит тебя на ленч, так что голодной ты не останешься. Тебе нужны деньги? Может, ты что-то захочешь купить в деревне?
Я покачала головой и засмеялась:
– Нет, спасибо, дядя Морис. Я достаточно потратилась в Париже. Вы и так были более чем щедры. Дедушка учил меня быть экономной. Он говорил, что бережливость – характерная черта выходцев из французской провинции.
– Это правда. Но если тебе потребуются деньги, пока ты живешь в замке, только скажи. Впрочем, однажды, когда мы переберемся в Америку, об экономности, которой учил тебя мой дядя, ты, возможно, предпочтешь забыть.
В своей комнате я ненадолго задержалась, чтобы найти блокнот и ручку. Если я собираюсь привезти дяде Морису отчет о ферме в Везоне, мне они точно понадобятся.
Дядя Морис вчера показал мне, где находятся кухня и огромные винные погреба под ней, так что я легко ее нашла. Габриель сидела у окна, вокруг нее хлопотала служанка. На столе был накрыт обильный завтрак: яичница с беконом, огромная глиняная миска с овсяной кашей, заправленной большим куском масла, и кружка кофе. Я с отвращением обратила внимание, что Габриель – настоящая неряха: кусочки яичницы прилипли к поросячьей щетине над ее верхней губой и к черному платью.
Она подняла на меня глаза и нахмурилась:
– Что вам нужно здесь, внизу? Не работу же для этих избалованных ручек, я полагаю?
– Если вам требуется помощь, только скажите, Габриель, – зло парировала я.
– Легко так говорить, зная, что месье не позволит этого.
По-видимому, она была сегодня утром в отвратительном настроении. Женщина с приятным лицом, которая ей прислуживала, пыталась предостеречь меня беспокойным взглядом черных глаз, стоя возле огромной плиты, спиной к Габриель.
– Если вам нужна помощь, я готова ее вам предоставить, – резко ответила я. – И никто меня не остановит: ни мой дядя, ни кто-то еще. И пришла я сюда не за тем, чтобы прибавить кому-то работы.
Габриель быстро отвела от меня взгляд и, заметив пятно от яичницы на своем платье, начала удалять его краешком уже и без того грязной скатерти.
– Мы размышляли об этом, Альбер и я, – сказала она, не глядя на меня. – О да, мы размышляли. Нам хотелось бы знать, зачем вы приехали в Замок грифов, мадемуазель.
– Я приехала потому, что меня пригласил мой дядя. Он сослался на то, что ему здесь одиноко и он чувствует потребность в общении с кем-нибудь из своей собственной семьи. – Поддавшись раздражению, я чуть было не сказала больше того, что хотела, но вспомнила о своем обещании и вовремя остановилась.
– И это была единственная причина? Одиночество вашего дяди? Одиночество человека, которого вы никогда в жизни не видели?
Я пристально смотрела на нее, стараясь подавить приступ гнева. В ее голосе отчетливо звучало подозрение.
– Не думаю, что вы способны это понять, – холодно сказала я, – но у меня есть сострадание к одиноким людям, поскольку я сама – сирота.
Габриель мерзко хихикнула:
– Оно и видно! Ну, по крайней мере, у вас с дядей есть кое-что общее – у обоих острый язычок. Без сомнения, со временем вы друг друга сможете утешить. – И вновь ее настроение внезапно резко изменилось, что, как я успела заметить, было не редкостью. – Но я здесь – всего лишь прислуга и не имею права говорить подобные вещи. Прошу прощения. У меня было трудное утро: сначала этот глупый Бернар, которому потребовался ранний завтрак еще до прихода Мари Лабрус, потом плита отказалась нагреваться. Этому дураку не пришло на ум предупредить меня с вечера, что он будет работать с людьми в полях! Вдобавок я обожгла руку, а Мари сегодня еще более тупая, чем обычно. – Габриель уныло показала мне красное пятно от ожога на своей мускулистой руке. – Небольшое напоминание, что мне не везет этим утром. Вы не согласны, мадемуазель? – Ее голос стал почти хнычущим, молящим о понимании.
Я кивнула:
– Мы обе пережили неприятный момент, Габриель. Но я говорила обо всем всерьез.
Она внимательно посмотрела на меня, потом опять отвернулась.
– Мадемуазель очень великодушна. Я просто пошутила и совсем не нуждаюсь в вашей помощи. Если мне потребуется помощница, в деревне полно женщин, готовых с радостью выполнить любую работу за несколько франков.
Ее слова вовсе не звучали как шутка, но я решила сменить тему:
– Дядя прислал меня за ключами от "мерседеса". В противном случае я не стала бы вас беспокоить в такую рань, когда вы заняты. Он, кажется, упомянул еще о ключах от гаража.
Габриель бросила на меня подозрительный взгляд и поджала губы:
– Вы едете на "мерседесе" вместе с ним?
– Нет. Одна.
Она недоверчиво уставилась на меня:
– Одна?
– Что здесь такого? – раздраженно спросила я. – Я уже много лет вожу машину, а здесь не такое напряженное движение, как в Америке, Габриель.
– Так! – произнесла она со странной горечью в голосе. – Он уже позволяет вам ездить на "мерседесе" где хотите, без сопровождения! Вы свели его с ума? Это ошибка. Это большая глупость, как очень скоро он обнаружит. Он увидит!
Однако мое терпение лопнуло.
– Вы дадите мне ключи, Габриель? Или мне вернуться к вашему хозяину и сказать ему, что вы мне отказали, не доверяете мне и не хотите, чтобы я одна ехала в Везон?
Она так быстро вскочила со стула и окатила меня таким холодным, злобным взглядом, что я невольно отступила на шаг назад. Но ее взгляд почти сразу же изменился, она кивнула:
– О, я дам вам ключи, мадемуазель, поскольку, как вы сказали, это приказ моего хозяина. Езжайте куда хотите. Рискуйте на здоровье в этом богом забытом Везоне. Только если с вами что-то случится, не бегите за утешением к Габриель!
– Рисковать? В Везоне? О чем вы говорите?
Но экономка молча направилась огромными шагами к двери, как будто не слыша меня, и вышла из кухни. Я взглянула на Мари Лабрус и попыталась улыбнуться.
– Габриель сегодня утром в дурном настроении.
– Да, мадемуазель. – Она изучающе смотрела на меня, приятная полная женщина с широким, немного туповатым лицом. Тусклые волосы в беспорядке выбивались из-под старомодной белой шапочки служанки. – И все же это правда, то, что она сказала. Я бы не поехала одна в Везон ни за какие сокровища Лувра.
– Но почему, мадам Лабрус? – Я удивленно уставилась на нее. – Дядя Морис, кажется, не думает, что эта поездка окажется опасной.
Мари поежилась и сгорбила плечи:
– Это из-за девушек, которые исчезли, мадемуазель. Девушки из деревни. Юные, как вы, и хорошенькие. Две за год! Пуф! Пропали! И все... больше их никто не видел. Одна исчезла, когда шла обратно в деревню с фермы. Другая по дороге домой от соседей. Нечего удивляться, что больше никто не живет в деревне. И еще одно – странная женщина, которую никто прежде не видел...
– Она тоже... исчезла?
– Нет, мадемуазель. Ее нашли на старой мельнице. Все это было очень давно, до того, как мы приехали сюда. Вскоре после того, как хозяин вернулся из Германии.
– Вы говорите загадками, Мари, – с беспокойством пробормотала я. – Значит, одну все-таки нашли, она не растворилась в воздухе? Пропавшие девушки, скорее всего, просто сбежали из надоевшего им Везона куда-нибудь в более приятное место.
Мари пожала плечами и вновь склонилась над своей работой. В коридоре послышались шаги Габриель и звон ключей.
– Одна женщина действительно появилась из ниоткуда, мадемуазель, – проворчала Мари, не поднимая глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я кивнула. Однако дядин взгляд внезапно омрачился, и он добавил:
– Но все еще остается вопрос с фотографией. Нужно три штуки, я знаю: в полный рост, фас и профиль, без головного убора или чего-то еще, что может скрыть черты лица. И без этого вот... – Он вновь прикоснулся к маске.
– Любой, кто увидит ваши шрамы и узнает, что вам довелось пережить, должен понять и почувствовать сострадание, дядя Морис! – воскликнула я.
– Возможно. Да, возможно, так. Ладно, мы довольно скоро это узнаем, не сомневайся. На днях я попрошу тебя съездить в Париж – поговорить с вашими посольскими чиновниками и выяснить все в деталях для меня... – В первый раз с тех пор, как я с ним познакомилась, он проявил нерешительность. Долго хранил молчание, напряженно глядя на меня, потом подался вперед и, понизив голос, сказал: – А пока... я могу рассчитывать на твое благоразумие, Дениза?
– Конечно, дядя Морис, – заверила я. – Всегда.
– Тогда я попрошу тебя не рассказывать об этом остальным, Дениза. Никому ни слова. Ты поняла?
Я с недоумением уставилась на него:
– Остальным?
– Альберу Бериару и Габриель. – Он нахмурился, видя мое удивление.
– Но они всего лишь ваши слуги...
– И тем не менее они очень мне преданы. Но я не смогу забрать их с собой, когда уеду, и если они узнают об этом заранее, огорчатся еще больше. То же самое будет, если ты проговоришься Лабрусу или кому-то в деревне. Это вызовет недовольство. Но они без меня не пропадут, не беспокойся... А мне необходимо сейчас отправиться в Америку. С тех пор как я познакомился с тобой, только об этом и думаю. Возможно, там я смогу найти хирурга, который даст мне... надежду.
– Уверена, что так и будет, дядя Морис!
Он кивнул:
– И мы используем еще и эту причину, чтобы попасть в США. Тем более, что в моей искренности никто не усомнится: я становлюсь абсолютно эгоистичным, когда во мне просыпается желание вновь выглядеть как нормальный человек. Ты даешь мне свое обещание, Дениза?
– Оно у вас есть, дядя Морис, – медленно ответила я, – Я не скажу ни слова никому и нигде, кроме как в посольстве в Париже.
Его глаза вновь улыбнулись мне.
– Слово Жераров, Дениза? Хорошая девочка. Впрочем, хватит о делах. За окном прекрасный солнечный день уходит напрасно, а мой эгоизм держит тебя в помещении! Я прошу прощения. Чем ты хотела бы сегодня заняться, а? Может, покататься по окрестностям? Ты, конечно, водишь машину? Я слышал, что все американки умеют водить.
– Да. Вы хотите поехать со мной?
Он молча покачал головой.
– Тогда я поеду одна. Мне хотелось бы посмотреть деревню и ферму в Везоне. Если, конечно, можно...
Он нахмурился, размышляя:
– Везон? Я планировал, что тебя отвезет туда Альбер...
– Пожалуйста! – взмолилась я.
Внезапно дядя махнул рукой:
– Что ты со мной сделала за столь короткое время, Дениза? Мне становится все труднее и труднее тебе в чем-то отказать. Хорошо, возьми "мерседес". Из деревни есть дорога в Везон. Ты увидишь поворот. Но она не очень хорошая, и я советую тебе вернуться немного назад, до автострады на Орийяк, а потом повернуть на юг. Через пять километров южнее того места, где ты выедешь на автостраду, будет указатель на Везон. Для "мерседеса" несколько лишних километров – пустяк, а эта дорога значительно лучше.
– Спасибо, дядя, – радостно сказала я. – А как мне найти ферму в Везоне?
– Как и это поместье, она возвышается над деревней или тем, что от нее осталось. Но несомненно, твой дедушка рассказывал тебе?
– Да, конечно. – Я почувствовала, что краснею. Не знаю, что заставило меня задать этот вопрос, но дядя, казалось, не заметил, с каким подозрением я его задала.
– Ты обнаружишь, что настоящий Везон разительно отличается от того, каким его сохранила память твоего деда. И все же ты безошибочно узнаешь родину своих предков.
– Вы уверены, что не хотите поехать со мной?
– Нет. Не так-то легко избавиться от привычек затворника, моя Дениза, или спрятать смущение, когда люди пялят глаза на... на странного чудака. Но я воспользуюсь твоим визитом в Везон, коль скоро ты хочешь туда поехать. Потребуй у этого ленивого мошенника Жака Марсо отчет о состоянии дел, инвентаря, а также численности скота, овец и коз, которые пасутся на склонах. Да не забывай смотреть и запоминать, чтобы потом проинформировать меня, сколько вина в его погребах, какие поля обрабатываются, если таковые имеются, и плодоносят ли виноградники.
– Непременно.
– Габриель даст тебе ключи от гаража и машины. Без сомнения, жена Жака Марсо пригласит тебя на ленч, так что голодной ты не останешься. Тебе нужны деньги? Может, ты что-то захочешь купить в деревне?
Я покачала головой и засмеялась:
– Нет, спасибо, дядя Морис. Я достаточно потратилась в Париже. Вы и так были более чем щедры. Дедушка учил меня быть экономной. Он говорил, что бережливость – характерная черта выходцев из французской провинции.
– Это правда. Но если тебе потребуются деньги, пока ты живешь в замке, только скажи. Впрочем, однажды, когда мы переберемся в Америку, об экономности, которой учил тебя мой дядя, ты, возможно, предпочтешь забыть.
В своей комнате я ненадолго задержалась, чтобы найти блокнот и ручку. Если я собираюсь привезти дяде Морису отчет о ферме в Везоне, мне они точно понадобятся.
Дядя Морис вчера показал мне, где находятся кухня и огромные винные погреба под ней, так что я легко ее нашла. Габриель сидела у окна, вокруг нее хлопотала служанка. На столе был накрыт обильный завтрак: яичница с беконом, огромная глиняная миска с овсяной кашей, заправленной большим куском масла, и кружка кофе. Я с отвращением обратила внимание, что Габриель – настоящая неряха: кусочки яичницы прилипли к поросячьей щетине над ее верхней губой и к черному платью.
Она подняла на меня глаза и нахмурилась:
– Что вам нужно здесь, внизу? Не работу же для этих избалованных ручек, я полагаю?
– Если вам требуется помощь, только скажите, Габриель, – зло парировала я.
– Легко так говорить, зная, что месье не позволит этого.
По-видимому, она была сегодня утром в отвратительном настроении. Женщина с приятным лицом, которая ей прислуживала, пыталась предостеречь меня беспокойным взглядом черных глаз, стоя возле огромной плиты, спиной к Габриель.
– Если вам нужна помощь, я готова ее вам предоставить, – резко ответила я. – И никто меня не остановит: ни мой дядя, ни кто-то еще. И пришла я сюда не за тем, чтобы прибавить кому-то работы.
Габриель быстро отвела от меня взгляд и, заметив пятно от яичницы на своем платье, начала удалять его краешком уже и без того грязной скатерти.
– Мы размышляли об этом, Альбер и я, – сказала она, не глядя на меня. – О да, мы размышляли. Нам хотелось бы знать, зачем вы приехали в Замок грифов, мадемуазель.
– Я приехала потому, что меня пригласил мой дядя. Он сослался на то, что ему здесь одиноко и он чувствует потребность в общении с кем-нибудь из своей собственной семьи. – Поддавшись раздражению, я чуть было не сказала больше того, что хотела, но вспомнила о своем обещании и вовремя остановилась.
– И это была единственная причина? Одиночество вашего дяди? Одиночество человека, которого вы никогда в жизни не видели?
Я пристально смотрела на нее, стараясь подавить приступ гнева. В ее голосе отчетливо звучало подозрение.
– Не думаю, что вы способны это понять, – холодно сказала я, – но у меня есть сострадание к одиноким людям, поскольку я сама – сирота.
Габриель мерзко хихикнула:
– Оно и видно! Ну, по крайней мере, у вас с дядей есть кое-что общее – у обоих острый язычок. Без сомнения, со временем вы друг друга сможете утешить. – И вновь ее настроение внезапно резко изменилось, что, как я успела заметить, было не редкостью. – Но я здесь – всего лишь прислуга и не имею права говорить подобные вещи. Прошу прощения. У меня было трудное утро: сначала этот глупый Бернар, которому потребовался ранний завтрак еще до прихода Мари Лабрус, потом плита отказалась нагреваться. Этому дураку не пришло на ум предупредить меня с вечера, что он будет работать с людьми в полях! Вдобавок я обожгла руку, а Мари сегодня еще более тупая, чем обычно. – Габриель уныло показала мне красное пятно от ожога на своей мускулистой руке. – Небольшое напоминание, что мне не везет этим утром. Вы не согласны, мадемуазель? – Ее голос стал почти хнычущим, молящим о понимании.
Я кивнула:
– Мы обе пережили неприятный момент, Габриель. Но я говорила обо всем всерьез.
Она внимательно посмотрела на меня, потом опять отвернулась.
– Мадемуазель очень великодушна. Я просто пошутила и совсем не нуждаюсь в вашей помощи. Если мне потребуется помощница, в деревне полно женщин, готовых с радостью выполнить любую работу за несколько франков.
Ее слова вовсе не звучали как шутка, но я решила сменить тему:
– Дядя прислал меня за ключами от "мерседеса". В противном случае я не стала бы вас беспокоить в такую рань, когда вы заняты. Он, кажется, упомянул еще о ключах от гаража.
Габриель бросила на меня подозрительный взгляд и поджала губы:
– Вы едете на "мерседесе" вместе с ним?
– Нет. Одна.
Она недоверчиво уставилась на меня:
– Одна?
– Что здесь такого? – раздраженно спросила я. – Я уже много лет вожу машину, а здесь не такое напряженное движение, как в Америке, Габриель.
– Так! – произнесла она со странной горечью в голосе. – Он уже позволяет вам ездить на "мерседесе" где хотите, без сопровождения! Вы свели его с ума? Это ошибка. Это большая глупость, как очень скоро он обнаружит. Он увидит!
Однако мое терпение лопнуло.
– Вы дадите мне ключи, Габриель? Или мне вернуться к вашему хозяину и сказать ему, что вы мне отказали, не доверяете мне и не хотите, чтобы я одна ехала в Везон?
Она так быстро вскочила со стула и окатила меня таким холодным, злобным взглядом, что я невольно отступила на шаг назад. Но ее взгляд почти сразу же изменился, она кивнула:
– О, я дам вам ключи, мадемуазель, поскольку, как вы сказали, это приказ моего хозяина. Езжайте куда хотите. Рискуйте на здоровье в этом богом забытом Везоне. Только если с вами что-то случится, не бегите за утешением к Габриель!
– Рисковать? В Везоне? О чем вы говорите?
Но экономка молча направилась огромными шагами к двери, как будто не слыша меня, и вышла из кухни. Я взглянула на Мари Лабрус и попыталась улыбнуться.
– Габриель сегодня утром в дурном настроении.
– Да, мадемуазель. – Она изучающе смотрела на меня, приятная полная женщина с широким, немного туповатым лицом. Тусклые волосы в беспорядке выбивались из-под старомодной белой шапочки служанки. – И все же это правда, то, что она сказала. Я бы не поехала одна в Везон ни за какие сокровища Лувра.
– Но почему, мадам Лабрус? – Я удивленно уставилась на нее. – Дядя Морис, кажется, не думает, что эта поездка окажется опасной.
Мари поежилась и сгорбила плечи:
– Это из-за девушек, которые исчезли, мадемуазель. Девушки из деревни. Юные, как вы, и хорошенькие. Две за год! Пуф! Пропали! И все... больше их никто не видел. Одна исчезла, когда шла обратно в деревню с фермы. Другая по дороге домой от соседей. Нечего удивляться, что больше никто не живет в деревне. И еще одно – странная женщина, которую никто прежде не видел...
– Она тоже... исчезла?
– Нет, мадемуазель. Ее нашли на старой мельнице. Все это было очень давно, до того, как мы приехали сюда. Вскоре после того, как хозяин вернулся из Германии.
– Вы говорите загадками, Мари, – с беспокойством пробормотала я. – Значит, одну все-таки нашли, она не растворилась в воздухе? Пропавшие девушки, скорее всего, просто сбежали из надоевшего им Везона куда-нибудь в более приятное место.
Мари пожала плечами и вновь склонилась над своей работой. В коридоре послышались шаги Габриель и звон ключей.
– Одна женщина действительно появилась из ниоткуда, мадемуазель, – проворчала Мари, не поднимая глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25