Если я понадоблюсь, сержант Уэбли, вы найдете меня в моей комнате:
— Хорошо, мистер Гонт. Спасибо, — ответил Уэбли, провожая актера взглядом.
После ухода Гонта совещание разбилось на несколько приглушенных диалогов. Дикон услышал, как Уэбли сказал, что хочет осмотреть все комнаты в доме. Миссис Клейр сразу заговорила о страшном беспорядке. Оказалось, Хайа после событий последних двенадцати часов находилась на грани истерики и не могла выполнять свои обязанности. Девушка осталась в селении, которое, как объяснила миссис Клейр, буквально кипело от разнообразных жутких слухов.
— Знаете, у маори такие странные мысли, — сказала женщина сержанту. — Пытаешься доказать, что все их старые религиозные предрассудки нe имеют под собой почвы, но люди по-прежнему... подавлены ими.
По мнению Дикона, Уэбли должен был прислушаться к словам миссис Клейр, но тот только изъявил желание, чтобы все комнаты остались такими, как они сейчас есть, и выразил надежду, что никто не станет возражать, если он их осмотрит. Вдобавок сержант сообщил о возможности повторного осмотра и вместе с полковником направился в его кабинет. Мистер Фоллс задумчиво посмотрел им вслед.
Дикон пошел проведать своего патрона и обнаружил того лежащим с закрытыми глазами на софе.
— Ну? — спросил Гонт, не поднимая век.
— Все в порядке, сэр. Совещание закончено.
— Я размышляю. Необходимо найти парней маори, которые видели меня на шоссе.
— Эру Саула?
— Да. Полиция должна взять у него показания, и этим будет доказано мое алиби. — Актер открыл глаза. — Вам лучше переговорить с розовощеким сержантом.
— Мне кажется, он сейчас занят, — сказал Дикон, не осознавая до конца, откуда у него такое предположение.
— Ну хорошо. Только не откладывайте разговор надолго. Ведь он все-таки имеет маленькое значение, предохраняя от обвинения в убийстве, — раздраженно пробормотал Гонт.
— Какие-нибудь еще указания, сэр?
— Нет. Я очень расстроен и хочу остаться один.
В надежде, что плохое настроение у патрона установилось надолго, Дикон вышел из комнаты. Вокруг никого не было видно. Молодой человек пересек пемзовый пригорок и зашагал по извилистой тропинке к маленькому теплому озерцу. В Wai-ata-tapu царила тишина. Из дома не доносилось ни привычных звуков утренней работы, ни голосов окликающих друг друга из разных комнат миссис Клейр и Барбары. Дикон заметил, как, видимо, недавно пришедшая из селения Хайа возится с чем-то в столовой. Смит с Саймоном прошли вдоль дома и скрылись за углом. Юноша на ходу вел какие-то важные рассуждения. Уэбли появился из кабинета полковника, открыл дверь комнаты Кве-стинга и скрылся за ней.
Дикон настолько перенервничал и устал, что не мог думать ни об исчезновении бизнесмена, ни о чем-либо другом. Молодой человек осознавал, как сильно расстраивала его эта неспособность размышлять. Она рождала в нем чувство неудовлетворения и тревоги одновременно. Наконец из дома вышла Барбара, рассеянно огляделась по сторонам и остановила взгляд на Диконе. Он приветливо помахал ей рукой. Девушка заколебалась и, украдкой посмотрев назад, двинулась ему навстречу.
— Чем вы заняты все это время? — спросил Дикон.
— Не знаю. Ничем. Я должна приготовить ленч, но не могу усидеть на месте.
— И я тоже. Не присесть ли нам на минутку? Я хожу туда-сюда, как зверь в клетке, пока, видимо, не упаду от усталости.
— Мне кажется, я должна чем-то заняться, — сказала Барбара, — а не просто сидеть.
— Хорошо, может, нам походить вместе?
— О, Дикон, — воскликнула девушка, — что нас ждет? Куда мы попадем? — Молодой человек не ответил, и через секунду она спросила: — Вы ведь уже не думаете, что он жив, не так ли?
— Нет.
— Вы считаете, кто-то убил его? — Барбара взглянула в лицо Дикону и добавила: — Да, именно так вы считаете.
— Но не по какой-то логической причине. Я не могу ее обнаружить и этим похож на вашу маму. Мне не удается выработать убедительную версию. Но я совершенно определенно не верю в теорию доктора Акрингтона. Он чертовски настойчиво пытается подогнать все факты к своей идее, поэтому кажется упрямым, как мул.
— Дядя Джеймс все превращает в спор. Даже очень серьезные вещи. Он ничего не может с этим поделать. Самая обычная беседа с дядей Джеймсом может превратиться в бурную дискуссию с блеском в глазах. Но он, хотя вы, вероятно, не согласитесь, очень легко поддается убеждению. В конце концов. Только к этому времени вы уже так изматываетесь, что забываете, о чем шел разговор.
— Знаю. Решения суда в пользу истца из-за отсутствия ответчика.
— Может быть, это образ мышления ученых?
— Откуда мне знать, дорогая.
— Я бы хотела вас кое о чем спросить, — сказала Барбара после молчания. — Вопрос не очень важный, но все-таки он меня беспокоит. Допустим, выяснится...
Девушка оборвала себя на полуслове.
— Убийство? Произнося это слово, чувствуешь страх, правда? Может, вы предпочитаете более классическое определение «устранение»?
— Нет, благодарю вас. Предположим, произошло убийство. Полиция захочет узнать каждую крошечную детальку про вчерашний вечер, правильно?
— Думаю, да. Так они всегда делают. Долгое и тщательное просеивание.
— Да. Хорошо. Теперь, пожалуйста, только не злитесь на меня опять, потому что я этого не вынесу. Но я должна сказать полицейским про свое новое платье?
Дикон уставился на девушку.
— Зачем?
— Я имею в виду то, как Квестинг подошел ко мне и начал намекать, якобы он прислал мне наряд.
Испуганный возможным осуществлением нелепого разговора Барбары с полицией, Дикон возмутился:
— О Боже, какая чепуха!
— Ну вот! — сказала девушка. — Вы опять злитесь. Никак не могу понять, почему вы всякий раз выходите из себя, стоит мне только упомянуть про платье. Я по-прежнему считаю, что его прислал Квестинг. Он единственный известный нам человек, которому абсолютно безразлично, насколько невозможными являются подобные поступки.
— Послушайте, — произнес Дикон, — я сказал Квестингу, что проклятая одежда почти наверняка подарок от какой-то там тети из Индии. Он начал распространяться о том, как далеко от нас находится Индия, после чего, я не сомневаюсь, решил сыграть в занятную игру и выставить себя в роли скромного доброго крестного папаши. Бизнесмен просто пытался завоевать авторитет. Во всяком случае, — добавил молодой человек, услышав, как его голос стал вдруг непривычно монотонным, — вы должны понимать, что ваши наряды не имеют никакого отношения к происшествию. Вы же не хотите пойти в полицию с глупыми разговорами про свою одежду. Отвечайте на все вопросы, которые вам будут заданы, глупышка, и не путайте бедных джентльменов. Вы обещаете, Барбара?
— Я подумаю, — осторожно отозвалась девушка. — Меня беспокоит только одно. Как бы мое платье тем или иным образом не оказалось связанным со случившимся здесь несчастьем.
Дикон был в замешательстве. Если бы Гонта заставили признаться в авторстве подарка Барбаре, злость актера на Квестинга стала бы выглядеть менее серьезной, обыкновенным неприятным обстоятельством. Молодой человек ругался, насмехался и умолял. Барбара молча выслушала его и наконец пообещала ничего не говорить про платье, предварительно не посоветовавшись.
— Хотя должна сказать, — добавила девушка, — я не понимаю, почему вас так волнует этот вопрос. Если, как вы говорите, он не имеет абсолютно никакого значения, тогда ведь не имеет никакого значения и то, скажу я кому-нибудь про платье или нет.
— Вы сможете заронить идиотские подозрения в их тупые головы. Элементарный факт, что вы упомянули о совершенно незначительном событии в разговоре, может подсказать им идею, будто за этим кроется какая-то тайна. Ради всего святого, оставьте вы свое платье в покое. Полиция не знает про него, и от этого нет никакого вреда.
Дикон задержал Барбару еще ненадолго. Он попытался перевести разговор на другую, более важную тему и выбить из головы девушки чепуху насчет платья, но его собеседница ловко увильнула. Молодой человек заметил тревожный взгляд Барбары, обращенный к двери комнаты Гонта.
— Вы, наверное, испытали много переживаний, правда? — очень торжественно спросила девушка, стиснув руки.
— Должен признаться, вы меня поражаете, — воскликнул Дикон. — Какие еще переживания? Думаете, я умираю в муках из-за чужих грехов?
— Конечно нет, — ответила мгновенно покрасневшая Барбара. — Я имею в виду, вы, должно быть, оказались свидетелем переживаний актера.
— Ах это... Ну да. Знаете, такая уж у меня работа. А что?
— Очень чувствительные люди... — торопливо затараторила Барбара, — то есть сверхчувствительные... Они ужасно ранимы, правда? В смысле эмоций у них тонкая кожа. Ну нечто в этом роде, да? Неприятности действуют на них сильнее, чем на нас. — Девушка с сомнением взглянула на Дикона. «Это чистый Гонт, — подумал тот, — насколько я понимаю, краткое изложение темы, которую патрон развивал перед беднягой, пока я потел, карабкаясь на гору». — Я хочу сказать, — продолжала Барбара, — было бы неправильно ожидать от них поведения уравновешенных людей, когда с ними происходит что-то эмоционально разлагающее.
— Эмоционально?..
— Разлагающее, — быстро повторила девушка. — Иными словами, нельзя пользоваться хрупкими фарфоровыми чашечками как кухонной посудой.
— Это, — ответил Дикон, — обыкновенная болтовня, скрытая за красивыми фразами.
— Вы со мной не согласны?
— Последние шесть лет, — многозначительно произнес молодой человек, — частью моей работы было принимать на себя взрывы возмущения и другие подобные проявления легкоранимого характера. Поэтому от меня трудно ожидать, что я стану с увлажненными глазами размышлять над проблемами артистического темперамента в свое свободное время. Хотя, может быть, вы и правы.
— Надеюсь, что так, — сказала Барбара.
— От обычных людей актеров отличают, например, огромные познания в области человеческих эмоций. Они умеют не подчиняться чувствам, а управлять ими. Если актер зол, он говорит себе и окружающим: «Боже мой, как я рассержен. Вот на кого я похож, когда гневаюсь. Вот как я в таких случаях поступаю». Это не значит, что он зол больше или меньше, чем мы с вами, кусающие губы, ощущающие головокружение и только через шесть часов находящие нужные слова. Актер же все высказывает сразу. Если ему кто-то нравится, он дает это знать мягкой музыкой и грудным журчанием своего голоса. При сильном волнении появляются трагические нотки. А вообще под всеми этими масками скрывается прекрасный, как каждый нормальный человек, парень. Просто он выражает свои эмоции более продуманно и тщательно.
— Ваши слова очень жестоки.
— Сохрани Господи, но я беру с собой щепотку соли всякий раз, как подхожу к сцене. Мера предосторожности.
Глаза Барбары наполнились слезами, Дикон взял ее руку в свою.
— Знаете, зачем я сказал все это? — спросил он. — Если бы я был благородным юношей с замашками джентльмена, то весь бы побелел и срывающимся голосом согласился бы с каждым вашим словом. Поскольку мне не удается сделать вид, будто мы говорим не о моем патроне, я должен добавить, что приносить себя в жертву Великому Актеру — есть наша привилегия. Как секретарь Гонта я должен сказать следующее:
мои губы пересыхают и кривятся, как у благовоспитанного болвана, когда вы униженно любезничаете с ним. Я себя так не веду, потому что я не такой дурак, и еще потому, что очень люблю вас. Уэбли с вашим отцом вышли на веранду, поэтому мы не можем продолжать наш разговор. Возвращайтесь в дом. Я люблю вас. Запомните это, пожалуйста.
Потрясенный собственной смелостью, Дикон проследил, как Барбара вошла в дом. Девушка оглянулась, бросила на него смущенный, несколько рассеянный взгляд и скрылась за дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48