— Ох, ничего себе вы тут… Прямо поле Куликово!
— За свободу бились, друг Колян… Это сладкое слово — свобода! — развел Морзик лапищами.
— Откуда их столько?!
— Бдительность соседей на высоте, — шепеляво сказал Черемисов, трогая голову, — Вон, видишь, в окне наверху занавесочка дергается?
— Надо же было меня на помощь позвать!
— Извини, не догадались…
— Вы их не поубивали часом?
— Выживут… молодые. Уж пусть простят. На войне, как на войне. За решеткой ночевать мне неохота.
— Закончил? — устало спросил Старый. — Садись в машину. Морзик, откати их колеса, нам не выехать. Да смотри, не подави их… валяются по всему двору. Там я одного за машиной догнал… Я наверху отложил кое-что… сейчас принесу. И мотаем отсюда по-быстрому! Если еще менты нагрянут, останется только «Град» вызывать…
Завидев его, выходящего из взломанных дверей, нагруженного оргтехникой выше головы, Черемисов изобразил улыбку разбитыми губами.
— Коля, поздравляю! Ты сегодня стал соучастником кражи со взломом! Или даже ограбления! Хоть и фиктивное, но все же дело… Можем присвоить тебе звание «честного фраера»! Это что-то вроде стажера в воровском мире. Пойдет? О, пора докладывать об успешном выполнении задания! Дежурный забеспокоился…
IV
Капитан Нестерович вернулся в отдел разочарованным и усталым. Он на полчаса поднимался этажом выше, в штаб операции, где и узнал, что выезд, которого все так ждали и на который рассчитывали, оказался ложным. Сегодня около полудня дежурный наряд оперативно-поисковой службы передал, что с компьютера недавно «ограбленной» фирмы «Мадлен» по сети скачали ряд файлов и среди них фальшивое сообщение, сброшенное три дня тому «демоном». «Закладка» Коли Пицыка перехватила электронный адрес любопытствующего, техслужба по отработанной схеме установила телефон и место установки. Дмитриев с Веселкиным, Миробоев и Валентин сорвались прямо из столовки и побежали на стоянку, к машинам. Нестеровича по причине недавнего ранения брать с собой решительно отказались.
— Ты тут того… подсуетись к возвращению! — размахивая зажатым в кулак куском хлеба с котлетой, понапрасну пытаясь просунуть руку в рукав куртки, скомандовал Дмитриев. — Насчет пожрать, чаю там… и всего прочего! Мы же хозяева как бы… Прояви гостеприимство! Видишь — не дали перекусить, блин!
— Сделаем! — весело ответил Нестерович, перехватив его руку и пытаясь разжать пальцы. — Отдай ты, не пролезет ведь! Так в Африке мартышек ловят — на банан в кувшине!
— Потом байку расскажешь! — зашумел на них уже одетый Веселкин. — Некогда! Наконец хоть что-то сдвинулось! Я уже все жданки прождал! Осточертело!
Они умчались. Нестерович вслед пожелал удачи, вытер пальцы от жира, оставленного холодной котлетой Дмитриева, и пошел наверх, в штаб, где сегодня дежурил генерал Сидоров. Он хотел быть в курсе событий.
В штабе поначалу тоже царило ликование. Ожидание, отсутствие заметных результатов и продвижение к цели черепашьим шагом утомило всех, а Игоря Станиславовича особенно. Ведь каждый его рабочий день начинался с доклада Владимиру Сергеевичу Ястребову по операции «Эскулап». При одном воспоминании об этом у главного борца с терроризмом портилось настроение. Положение первого зама было ничуть не лучше. Его дергали вопросами, требованиями гарантий и сроков на протяжении всего дня. Возникшая надежда окрыляла.
Первое облачко возникло на сияющем челе Сидорова, когда аналитик выдал фамилию жильца, прописанного по выявленному адресу.
— Эльдар Черепанов? Так это же сын хозяйки фирмы! Что ему нужно в мамашином компьютере?
Оперативники еще не добрались до места, а в штабе уже знали многое про двадцатилетнего балбеса, недавно исключенного из ЛЭТИ за неуспеваемость. Беглый просмотр снятых им файлов показал, что это финансовые документы деятельности фирмы «Мадлен». «Черная» бухгалтерия, закрытая паролями. Тут же была выдвинута рабочая версия, что сынуля собирается сдать мамину коммерческую тайну конкуренту или, того хуже, рэкету, а сообщение «демона», спрятанное в той же папке, зацепил случайно, на всякий пожарный. Версия блестяще подтвердилась по прибытию оперов на адрес, где, кроме Черепанова-младшего, находился и покупатель, хамоватый задиристый парень со склонностью к насилию. Представитель «крыши» попытался избить Валентина с Дмитриевым, чем несказанно облегчил им задачу. Многое можно вытряхнуть из человека, оказавшего сопротивление…
Эльдар Черепанов, осыпаемый проклятиями рэкетира и угрозами скорых разборок «за подставу», сдался тут же, со всеми потрохами. Умолял только маме не говорить. Валентин с Миробоевым там же, на квартире, склонили его к добровольному сотрудничеству в качестве агента, а Дмитриев и подразмявшийся богатырь Веселкин отправились проверять личность незадачливого «крышевателя», гонор которого к тому времени существенно поубавился.
В штабе эти «успехи» вызвали общее уныние. Нестерович пошел к себе в отдел накрывать скатерть-самобранку.
Опера вернулись, когда уже стемнело. Сначала пришли Валентин и Миробоев, потом Дмитриев с Веселкиным, сдав оружие. Валентин выглядел хуже некуда, кашлял, у него начиналась фурункулярная ангина. Правая щека у него была слегка поцарапана.
— Гнилой климат… гнилой город… — ворчал он, ни на кого не глядя, приспосабливая для просушки мокрую куртку на скрипучей дверце платяного шкафа. — Как вы тут живете?..
— Есть такое понятие — родина… — по привычке острил Веселкин. — У нас тут, конечно, не то что в столице: дома пониже, грязь пожиже…
Настроение у все было паршивое. Миробоев и Валентин меж собой не разговаривали, воротили носы. Они вот уже месяц практически не расставались и изрядно поднадоели друг другу.
Пропустили по сто, потыкали пластиковыми вилками в консервы, выданные отделу на паек… За окном гудел промозглый ветер с Финского залива.
— А хотите анекдот про оперов? — спросил Нестерович. — Опера жена спрашивает: «Вася! Ты бы стал за мной следить, если прикажут?» А он отвечает: «Что ты, Люся! Я бы про тебя столько гадостей узнал, что сразу бы развелся!»
— Да… — философически произнес Дмитриев. — Очень жизненно… Полный голяк…
— Это ты к чему?
— По всем моим направлениям, — Дмитриев кивнул на лист «органайзера» со стрелами — полный голяк.
— А я зато выяснил, что в Питере живет сто семнадцать тысяч чеченцев и ингушей! — поддержал беседу жизнелюб Веселкин. — Осталось пробежаться по адресам!
— Надо еще накатить, — предложил Дмитриев.
Выпили. Желчный Валентин закашлялся, отказался, попросил у Нестеровича кофе.
— Я всех биофизиков перетряс, — виновато сказал капитан, запустив чайник. — Все работающие по специальности проверены лично. Среди них пятеро в длительных загранкомандировках, еще трое собираются уезжать — но у всех в городе семьи, дети… Кто не по специальности — крутятся вообще без отпусков. Я отсеял около двухсот человек, явно не наших, но все равно еще сто семнадцать остается…
Он перебрал свои списки, испещренные пометками на краях, разрисованные цветными маркерами на все лады.
— Разведка плохо работает, — сказал Валентин, глядя в пол. — Агентурная работа в завале…
— Можно подумать, у вас в Москве лучше! — тотчас взъелся Веселкин.
— У нас — лучше!
— Ага! Один «Норд-Ост» чего стоит!..
— Ладно вам… — успокоительно, как громадный шмель, загудел Миробоев.
— Черт! — крикнул Валентин. — Кто насыпал столько сахара мне в кофе?!
— Ну я… — сказал Миробоев. — Я думал…
— Да лучше бы ты ничего не думал! Что ты все вмешиваешься! Ты же знаешь — я пью кофе без сахара!
Валентин в приступе раздражения резко поставил чашку на стол. Кофе расплескался и залил списки Не-стеровича.
— Достал! — злобно ответил напарнику Миробоев. — Истеричка… — проворчал он тише, на выходе в коридор, нервно закуривая на ходу. Собрался хлопнуть дверью, передумал, аккуратно прикрыл за собой. Не дома ведь.
Хозяева кабинета неловко примолкли. Нестерович ладонью аккуратно стряхивал кофе с листов на пол. Веселкин с Дмитриевым, разминая сигареты, вышли вслед Миробоеву перекурить.
Валентин заходил по комнате.
— А что он все лезет! — в запальчивости выкрикнул он, ни к кому не обращаясь.
Потом остыл, взял у Нестеровича заляпанные листы со списками.
— Ничего… все равно видно… Ты извини, я случайно.
— Ничего страшного, — сказал Нестерович. — У меня они в компьютере, во всех вариантах.
— Нет, ты извини, — с настойчивостью неврастеника продолжал Валентин, разглядывая желтые пятна на свет. — Замотались… и этот друг храпит по ночам. А я не выношу, когда кто-то храпит! Ты, значит, здесь у них вроде аналитика?
— Да нет… я просто опер…
— А Дмитриев говорил — ты голова…
Голос Валентина перестал дрожать от злости. Опер все рассматривал списки и успокаивался.
— А что у тебя значит зеленый фломастер?
— Это те, кто мог быть знаком с Сыроежкиным.
— Интересно… А красный?
— Те, кто собираются уезжать из города.
— А в кружках?
— Это те, кто и был знаком, и собирается уезжать. Вычеркнуты — значит, проверены. Они все вычеркнуты. И никто из биофизиков моего списка не имел даже близко подхода к фирме «Мадлен» и ее компьютерам. Может, эти сообщения не для них?
— Может быть… А это что за колонка?
— Место работы. Следующая — домашний адрес.
— Хорошо… Слушай, налей мне еще кофе.
Валентин сказал это так безапелляционно, что Нестеровича даже покоробило. Он кинул в чашку две ложки растворимого порошка, плеснул кипятка.
— Без сахара.
— Спасибо… — не заметив иронии, задумчиво ответил московский оперативник, присаживаясь в кресло Дмитриева и все глубже уходя в чтение запачканных листов. — Адрес работы ты не пишешь? Только телефоны?
— В колонке не помещается.
— Не помещается… — Валентин прихлебывал кофе, морщил маленький лоб и все менее симпатичен делался капитану. — Не помещается… а надо бы, чтоб помещался… У нас тебя Семеныч живо взгрел бы за это дело… Вечная молодость… Вечная молодость…
— При чем тут моя молодость? — спросил Нестерович. — Я не намного моложе вас.
— А кто сказал — твоя молодость? — как-то особенно, нервно и радостно ответил Валентин. — Ты чудесный мальчик… «Вечная молодость» — это фирма по продаже китайских пищевых добавок «Тяньши»… — он хрипло закашлялся, усилием воли подавил кашель, попытался что-то сказать — и зашелся в кашле еще сильнее.
— Хотите приобрести? — поинтересовался Нестерович. — В нашем гнилом климате этот гербалайф вряд ли поможет.
Опер все кашлял, глаза его покраснели, как у кролика. Он вдруг стал выглядеть гораздо старше прежнего, будто мигом состарился. Бумаги Нестеровича он зажал в кулаке и не то взмахивал ими, не то протягивал их владельцу.
— Воды? — пожалел его капитан.
Валентин сперва оттолкнул протянутый стакан, потом взял, выпил мелкими глотками — и бивший его приступ кашля, наконец, прекратился.
— «Вечная молодость», дружок! — довольный донельзя, сказал он. — Номер двести шестьдесят один! Раиса Давыдовна… — он вгляделся в кофейное пятно, — Шафаревич!
— Есть такая, — согласился Нестерович.
Азартное волнение опера вдруг передалось и ему — с одновременным испугом: неужели он что-то прозевал?!
— Шафаревич Раиса Давыдовна, шестьдесят пятого года рождения, незамужняя, образование высшее, агент по продаже в фирме «Вечная молодость», — затараторил он по памяти. — С восемьдесят пятого по девяносто третий работала вместе с Сыроежкиным в Институте вакцин и препаратов… Имеет дочь двенадцати лет. Дочь хронически больна. Пиелонефрит. Выезжает на днях для лечения ребенка в… в… черт, забыл! Я ее исключил из-за ребенка. Девочка на учете, факт заболевания проверен. Мне сказали — практически безнадежна. А что?
— А то, дружок! — воскликнул Валентин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40