В каком бы обличье Берни ни преподносил себя избирателям, по сути это был человек, сделавший себя сам: он поднялся высоко и быстро, а потому не мог допустить, чтобы его сейчас остановили.
Когда Джордж закончил, Берни вернулся к западному концу звезды на ковре и сказал:
– Занятно. И попали вы в самое яблочко. На днях ко мне приходил заместитель начальника лондонской полиции, да и сам я навел кое-какие справки. Признаться, мне очень быстро пришло в голову, что Луиджи Феттони с Фентиман-роуд никак не может быть Скорпионом. – Пэр пригубил коньяк, поднял бровь и, переменив тон, продолжил: – Мой секретарь, Морис, человек очень расторопный. – Берни кивнул в сторону лежавшего на буфете форматного листа с отпечатанным на машинке текстом. – После звонка Сайната он составил вашу довольно подробную биографию. Ознакомившись с ней, я понял, что вы продолжите поиски Скорпиона независимо от того, помогу я вам или нет.
– Совершенно верно, сэр.
– Тогда не будем усложнять. – Берни взглянул на часы. – Провинции придется немного подождать, а я расскажу вам историю, в которую никого посвящать не рассчитывал никогда.
И он выложил Джорджу все – говорил не как политик, стремящийся произвести впечатление на публику, а как адвокат, интересующийся только фактами.
Отец министра богат не был. Когда Берни-младший вернулся из Оксфорда попрактиковаться в изучении юриспруденции, на жизнь ему пришлось зарабатывать самому. Он стал политическим обозревателем, хотя о политической карьере еще не задумывался. Ему вечно недоставало денег, потому что у него была привычка жить не по средствам, усугублявшаяся еще и тем, что Берии вращался в кругу людей относительно богатых. В 1946 году редактор одной лондонской газеты представил его швейцарскому финансовому магнату Густаву Аболеру. Тот владел разветвленной корреспондентской сетью, снабжавшей его сведениями в области финансов, промышленности и политики. И Берни за солидное вознаграждение стал лондонским собкором Аболера – истолковывал ему тенденции в политике, поставлял всевозможные сведения, а главное, подробно описывал лидеров всех партий. За это Аболер платил ему и советовал, куда выгоднее вложить деньги. В 1949-м Берни решил заняться политикой сам. Между тем его письма к Аболеру были откровенные, проницательные, язвительные, и Джон понимал: если их обнародовать, разразится крупный скандал. Поэтому в том же году он приехал к Аболеру – в первый и последний раз – и попросил его уничтожить письма. Аболер согласился. Вскоре Берни победил на выборах и стал профессиональным политиком. В 1955 году Аболер умер. А через месяц после этого Берни получил от Скорпиона первое письмо – с выдержками из самых уничижительных характеристик. Скорпион подчеркивал что стоит показать отчеты тем, о ком в них шла речь, – а к тому времени эти люди стали коллегами Берни, – и его политической карьере придет конец. Джону ничего не оставалось, как откупиться от Скорпиона: близились осенние выборы, и при возвращении к власти своей партии Берни получал важный пост в кабинете министров, а оттуда было рукой подать до самого лакомого кусочка – места премьера. Тогда, в пятьдесят пятом, он заплатил Скорпиону тысячу фунтов. А теперь отстегивал по две тысячи в год.
– Наверно, не стоит говорить, что среди политиков правят подчас мелкие страстишки, недостойные даже пансиона для девиц. Посему моя откровенность в письмах к Аболеру может погубить меня даже сейчас. А я, признаться, совсем не хочу оказаться на задворках. Уж лучше ежегодно расставаться с кругленькой суммой. Этот Скорпион, конечно, кровопийца, но строго следит за тем, чтобы не высасывать своих жертв досуха.
– Расскажите об Аболере. Часто ли вы с ним виделись?
– Дважды. В Лондоне, когда он нанимал меня, и в Швейцарии, когда я просил его уничтожить письма. И еще: в пятьдесят шестом я ездил к его вдове справиться о них. Она ответила, что знает лишь одно: Аболер понял, что медленно умирает от рака, и за два месяца до кончины уничтожил всю личную корреспонденцию. К его домашнему бункеру с конфиденциальными досье доступ имел один он.
– Значит, кто-то снял с ваших писем копии, когда Аболер был еще жив, – предположил Джордж. – А ваша поездка в Швейцарию? Кто был у Аболера тогда? То есть… не мог ли кто-нибудь подслушать вашу просьбу уничтожить письма?
– Никто, если только в кабинете Аболера не было микрофона. А если говорить о посторонних – да, они были. В тот день Аболер давал обед. Но из гостей я почти никого не помню.
– А кого помните?
– Дайте подумать. Был там один итальянец – высокий, светловолосый. Я считал его миланским собкором Аболера, а не забыл потому, что блондин среди итальянцев – редкость. Фамилию его мне уже не вспомнить. Но с ним была женщина – любовница, как сказал мне, по-моему, сам Аболер. Привлекательная, латинского типа. Я отлично помню ее имя – Мария, так звали мою мать.
– А фамилию?
– Запамятовал. Однако с ними был еще мужчина – пожилой лысоватый еврей. По-моему, он возглавлял какую-то театральную постановку, которую финансировал Аболер.
– А остальные гости?
– Помню их очень смутно. Это, по большей части, были совсем молодые люди – то ли швейцарцы, то ли французы. Аболер любил молодежь.
– Англичанки среди них не было?
– По-моему, нет. Теперь я жалею об одном – надо было настоять, чтобы Аболер сжег письма при мне. Но я ему полностью доверял. И до сих пор уверен, что он выполнил мою просьбу. – Отойдя к буфету, Берни поставил пустую рюмку на мраморную полку.
– Деньги Скорпиону вы перечисляли на счет «Скорпион Холдинга» в Сити? – осведомился Джордж.
– Да.
– И что вы думаете по этому поводу?
Берни повернулся к Константайну и с улыбкой ответил:
– Окольным путем я, конечно, наводил об этой фирме справки, но ничего узнать не смог. Впрочем, пойди я даже в высшие круги банковской службы безопасности, что означало бы раскрыть все карты, я не добился бы успеха. Оружие Скорпиона – не только шантаж, но и скрытность. Так помог ли вам мой рассказ?
– Пока нет, но в дальнейшем он может мне пригодиться.
– Значит, вы намерены продолжать поиски Скорпиона?
– Да.
– Прекрасно. Я сделаю для вас все, что в моих силах. – На мгновение голос пэра дрогнул, ослабел, словно тяжкие воспоминания выбили министра из колеи.
– Вы получали письма от Скорпиона многие годы, – продолжил Джордж. – Составилось ли у вас о нем какое-нибудь впечатление?
Берни распрямил плечи, словно сумел скинуть с них усталость, сверкнул глазами и снова стал министром, повелителем избирателей.
– Я бы назвал его человеком светским, умным, образованным; безжалостным, но лишь в пределах, которые он сам себе установил. Мне всегда казалось, что подобных мне у него много, то есть больше известных нам четверых. Вымогательством он явно занимается профессионально, а потому знает о человеческих слабостях и тщеславии все. Впрочем, будь ему выгодней не шантажировать меня, а уничтожить, он сделал бы это не колеблясь.
Вернувшись домой, Джордж позвонил профессору Дину. Их беседа была краткой, и Джордж решил, что она обязательно когда-нибудь зачтется против Скорпиона, если удастся добраться до него. Едва только Джордж огорошил профессора своим сообщением, тот заговорил таким упавшим голосом, что Константайн от жалости невольно стиснул трубку в руках. Жена профессора должна была вернуться под вечер. Джордж договорился встретиться с ним в ресторане «Траут» в Годстоу, а Люси посоветовал сказать, что профессора вызывают в Оксфорд.
Потом Джордж позвонил Никол я и предупредил, что едет к ней. Николя не была от этого в восторге, это было понятно из того, как она ответила, что как раз моет волосы, но Джордж заявил, что ему девушки с мокрыми волосами нравятся даже больше.
Глава 3
За виллой, вровень со спальнями второго этажа, в склоне холма была вырублена и выложена красной плиткой длинная терраса. По ее краю шла небольшая балюстрада, а за ней виднелось подножье заросшего кустарником и соснами холма и кусочек лазурного моря. Начало террасы затенял полосатый тент, натянутый от карниза над окнами спальни к двум шестам, вставленным в бронзовые гнезда в плитках. Под этим навесом на одном из трех пестрых матрасов и лежала Мария. Она была в желтом бикини; подставив солнцу спину и плечи, она читала книгу, а подняв взгляд от нее, через открытые стеклянные двери могла видеть все, что происходит в спальне, у самого порога которой стоял маленький столик с красным телефоном. Мария читала, согнув длинные ноги, время от времени поглаживая пальцами одной из них подошву другой. Позади нее, в соснах на холме, пиликали цикады, изредка с резкими щелчками раскрывались стручки ракитника. Где-то за террасой журчала льющаяся из невидимого шланга вода, то и дело раздавался радостный, мелодичный свист. Это Джан мыл хозяйскую машину. Потом журчание и свист стихли. А через несколько минут Мария услышала, как открылась внутренняя дверь ее спальни. Она подняла голову, из сумрака комнаты на свет вышел Джан, остановился у стеклянных дверей. Шорты он, когда мыл машину, промочил, с медных волос его стекала вода – закончив работу, он, видимо, сунул под струю голову. Влага блестела у него на шее и на плечах. Он глядел на Марию и улыбался – молодой, узкобедрый, широкоплечий, с приятным лицом.
Не выпуская полотенца из рук, он подошел к Марии, присел подле нее, стал вытирать затылок и шею. Брызги полетели на страницы книги.
– Куда они уехали? – спросил он.
– Думаю, в Канны.
Они говорили по-французски.
– Вернутся поздно?
– Может быть.
Он бросил полотенце, потянулся к сигаретам и зажигалке Марии. Закурил и после первой затяжки откинул голову назад. Мышцы его шеи при этом напряглись. Это знакомое Марии движение как всегда наполнило ее необъяснимым чувственным удовольствием.
– Как бы мне хотелось, – сказал он, – когда-нибудь уехать отсюда. Навсегда.
– И куда же? – Мария улыбнулась.
– Куда угодно. Все равно.
Указательным пальцем Джан провел вдоль неглубокой ложбинки на спине у Марии до самых трусиков.
– Не надо, Джан, – сказала она.
– Почему?
– Ты же знаешь. Лодель убьет тебя.
– Лодель, – хмыкнул он презрительно, убрал руку и вытянулся рядом с Марией. Опершись на локоть и пристально глядя ей прямо в глаза, он спросил:
– Ты любишь Лоделя?
– Нет.
– А Барди?
– Нет.
– А вообще ты любила кого-нибудь?
– Я уже забыла.
Он потихоньку выпустил в лицо Марии струйку дыма, и они рассмеялись.
– Знаешь, почему я иногда напиваюсь? – спросил он.
– Нет.
– Потому что люблю тебя. А когда выпьешь, становится легче. – Он положил руку ей на плечо и нежно покатал ее кожу пальцами. – Давай уедем вместе. У меня есть немного денег. – Джан легонько прикоснулся губами к ее шее.
– Нет, Джан. – Она медленно откатилась в сторону и села.
Он спокойно спросил:
– Ты боишься?
– Да. За тебя.
Зазвонил телефон в спальне. Мария встала, высокая, загорелая, сняла трубку.
Джан услышал, как она сказала: «Да, это Мария», увидел, как потянулась за карандашом и блокнотом, как боком примостилась на столике, головой прижав трубку к плечу, чтобы высвободить руки. Он смотрел, как она пишет, наблюдал за движениями ее рук, за сосредоточенным выражением на ее лице, и ему страшно хотелось стать независимым.
Он тоже прошел в дом, Мария уже кончила разговор, положила трубку, бросила блокнот и карандаш на столик, рядом с телефоном, а когда повернулась к стеклянным дверям, он обнял ее и поцеловал в губы. Сначала она сопротивлялась, пыталась увернуться и что-то сказать, но он целовал ее снова и снова, руками лаская ее спину, и Мария сдалась. Он подхватил ее и, не прерывая поцелуя, понес в постель, положил на подушки, отступил на шаг. Мария взглянула на Джана широко раскрытыми глазами, подняла руку, взяла юношу за локоть и притянула к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Когда Джордж закончил, Берни вернулся к западному концу звезды на ковре и сказал:
– Занятно. И попали вы в самое яблочко. На днях ко мне приходил заместитель начальника лондонской полиции, да и сам я навел кое-какие справки. Признаться, мне очень быстро пришло в голову, что Луиджи Феттони с Фентиман-роуд никак не может быть Скорпионом. – Пэр пригубил коньяк, поднял бровь и, переменив тон, продолжил: – Мой секретарь, Морис, человек очень расторопный. – Берни кивнул в сторону лежавшего на буфете форматного листа с отпечатанным на машинке текстом. – После звонка Сайната он составил вашу довольно подробную биографию. Ознакомившись с ней, я понял, что вы продолжите поиски Скорпиона независимо от того, помогу я вам или нет.
– Совершенно верно, сэр.
– Тогда не будем усложнять. – Берни взглянул на часы. – Провинции придется немного подождать, а я расскажу вам историю, в которую никого посвящать не рассчитывал никогда.
И он выложил Джорджу все – говорил не как политик, стремящийся произвести впечатление на публику, а как адвокат, интересующийся только фактами.
Отец министра богат не был. Когда Берни-младший вернулся из Оксфорда попрактиковаться в изучении юриспруденции, на жизнь ему пришлось зарабатывать самому. Он стал политическим обозревателем, хотя о политической карьере еще не задумывался. Ему вечно недоставало денег, потому что у него была привычка жить не по средствам, усугублявшаяся еще и тем, что Берии вращался в кругу людей относительно богатых. В 1946 году редактор одной лондонской газеты представил его швейцарскому финансовому магнату Густаву Аболеру. Тот владел разветвленной корреспондентской сетью, снабжавшей его сведениями в области финансов, промышленности и политики. И Берни за солидное вознаграждение стал лондонским собкором Аболера – истолковывал ему тенденции в политике, поставлял всевозможные сведения, а главное, подробно описывал лидеров всех партий. За это Аболер платил ему и советовал, куда выгоднее вложить деньги. В 1949-м Берни решил заняться политикой сам. Между тем его письма к Аболеру были откровенные, проницательные, язвительные, и Джон понимал: если их обнародовать, разразится крупный скандал. Поэтому в том же году он приехал к Аболеру – в первый и последний раз – и попросил его уничтожить письма. Аболер согласился. Вскоре Берни победил на выборах и стал профессиональным политиком. В 1955 году Аболер умер. А через месяц после этого Берни получил от Скорпиона первое письмо – с выдержками из самых уничижительных характеристик. Скорпион подчеркивал что стоит показать отчеты тем, о ком в них шла речь, – а к тому времени эти люди стали коллегами Берни, – и его политической карьере придет конец. Джону ничего не оставалось, как откупиться от Скорпиона: близились осенние выборы, и при возвращении к власти своей партии Берни получал важный пост в кабинете министров, а оттуда было рукой подать до самого лакомого кусочка – места премьера. Тогда, в пятьдесят пятом, он заплатил Скорпиону тысячу фунтов. А теперь отстегивал по две тысячи в год.
– Наверно, не стоит говорить, что среди политиков правят подчас мелкие страстишки, недостойные даже пансиона для девиц. Посему моя откровенность в письмах к Аболеру может погубить меня даже сейчас. А я, признаться, совсем не хочу оказаться на задворках. Уж лучше ежегодно расставаться с кругленькой суммой. Этот Скорпион, конечно, кровопийца, но строго следит за тем, чтобы не высасывать своих жертв досуха.
– Расскажите об Аболере. Часто ли вы с ним виделись?
– Дважды. В Лондоне, когда он нанимал меня, и в Швейцарии, когда я просил его уничтожить письма. И еще: в пятьдесят шестом я ездил к его вдове справиться о них. Она ответила, что знает лишь одно: Аболер понял, что медленно умирает от рака, и за два месяца до кончины уничтожил всю личную корреспонденцию. К его домашнему бункеру с конфиденциальными досье доступ имел один он.
– Значит, кто-то снял с ваших писем копии, когда Аболер был еще жив, – предположил Джордж. – А ваша поездка в Швейцарию? Кто был у Аболера тогда? То есть… не мог ли кто-нибудь подслушать вашу просьбу уничтожить письма?
– Никто, если только в кабинете Аболера не было микрофона. А если говорить о посторонних – да, они были. В тот день Аболер давал обед. Но из гостей я почти никого не помню.
– А кого помните?
– Дайте подумать. Был там один итальянец – высокий, светловолосый. Я считал его миланским собкором Аболера, а не забыл потому, что блондин среди итальянцев – редкость. Фамилию его мне уже не вспомнить. Но с ним была женщина – любовница, как сказал мне, по-моему, сам Аболер. Привлекательная, латинского типа. Я отлично помню ее имя – Мария, так звали мою мать.
– А фамилию?
– Запамятовал. Однако с ними был еще мужчина – пожилой лысоватый еврей. По-моему, он возглавлял какую-то театральную постановку, которую финансировал Аболер.
– А остальные гости?
– Помню их очень смутно. Это, по большей части, были совсем молодые люди – то ли швейцарцы, то ли французы. Аболер любил молодежь.
– Англичанки среди них не было?
– По-моему, нет. Теперь я жалею об одном – надо было настоять, чтобы Аболер сжег письма при мне. Но я ему полностью доверял. И до сих пор уверен, что он выполнил мою просьбу. – Отойдя к буфету, Берни поставил пустую рюмку на мраморную полку.
– Деньги Скорпиону вы перечисляли на счет «Скорпион Холдинга» в Сити? – осведомился Джордж.
– Да.
– И что вы думаете по этому поводу?
Берни повернулся к Константайну и с улыбкой ответил:
– Окольным путем я, конечно, наводил об этой фирме справки, но ничего узнать не смог. Впрочем, пойди я даже в высшие круги банковской службы безопасности, что означало бы раскрыть все карты, я не добился бы успеха. Оружие Скорпиона – не только шантаж, но и скрытность. Так помог ли вам мой рассказ?
– Пока нет, но в дальнейшем он может мне пригодиться.
– Значит, вы намерены продолжать поиски Скорпиона?
– Да.
– Прекрасно. Я сделаю для вас все, что в моих силах. – На мгновение голос пэра дрогнул, ослабел, словно тяжкие воспоминания выбили министра из колеи.
– Вы получали письма от Скорпиона многие годы, – продолжил Джордж. – Составилось ли у вас о нем какое-нибудь впечатление?
Берни распрямил плечи, словно сумел скинуть с них усталость, сверкнул глазами и снова стал министром, повелителем избирателей.
– Я бы назвал его человеком светским, умным, образованным; безжалостным, но лишь в пределах, которые он сам себе установил. Мне всегда казалось, что подобных мне у него много, то есть больше известных нам четверых. Вымогательством он явно занимается профессионально, а потому знает о человеческих слабостях и тщеславии все. Впрочем, будь ему выгодней не шантажировать меня, а уничтожить, он сделал бы это не колеблясь.
Вернувшись домой, Джордж позвонил профессору Дину. Их беседа была краткой, и Джордж решил, что она обязательно когда-нибудь зачтется против Скорпиона, если удастся добраться до него. Едва только Джордж огорошил профессора своим сообщением, тот заговорил таким упавшим голосом, что Константайн от жалости невольно стиснул трубку в руках. Жена профессора должна была вернуться под вечер. Джордж договорился встретиться с ним в ресторане «Траут» в Годстоу, а Люси посоветовал сказать, что профессора вызывают в Оксфорд.
Потом Джордж позвонил Никол я и предупредил, что едет к ней. Николя не была от этого в восторге, это было понятно из того, как она ответила, что как раз моет волосы, но Джордж заявил, что ему девушки с мокрыми волосами нравятся даже больше.
Глава 3
За виллой, вровень со спальнями второго этажа, в склоне холма была вырублена и выложена красной плиткой длинная терраса. По ее краю шла небольшая балюстрада, а за ней виднелось подножье заросшего кустарником и соснами холма и кусочек лазурного моря. Начало террасы затенял полосатый тент, натянутый от карниза над окнами спальни к двум шестам, вставленным в бронзовые гнезда в плитках. Под этим навесом на одном из трех пестрых матрасов и лежала Мария. Она была в желтом бикини; подставив солнцу спину и плечи, она читала книгу, а подняв взгляд от нее, через открытые стеклянные двери могла видеть все, что происходит в спальне, у самого порога которой стоял маленький столик с красным телефоном. Мария читала, согнув длинные ноги, время от времени поглаживая пальцами одной из них подошву другой. Позади нее, в соснах на холме, пиликали цикады, изредка с резкими щелчками раскрывались стручки ракитника. Где-то за террасой журчала льющаяся из невидимого шланга вода, то и дело раздавался радостный, мелодичный свист. Это Джан мыл хозяйскую машину. Потом журчание и свист стихли. А через несколько минут Мария услышала, как открылась внутренняя дверь ее спальни. Она подняла голову, из сумрака комнаты на свет вышел Джан, остановился у стеклянных дверей. Шорты он, когда мыл машину, промочил, с медных волос его стекала вода – закончив работу, он, видимо, сунул под струю голову. Влага блестела у него на шее и на плечах. Он глядел на Марию и улыбался – молодой, узкобедрый, широкоплечий, с приятным лицом.
Не выпуская полотенца из рук, он подошел к Марии, присел подле нее, стал вытирать затылок и шею. Брызги полетели на страницы книги.
– Куда они уехали? – спросил он.
– Думаю, в Канны.
Они говорили по-французски.
– Вернутся поздно?
– Может быть.
Он бросил полотенце, потянулся к сигаретам и зажигалке Марии. Закурил и после первой затяжки откинул голову назад. Мышцы его шеи при этом напряглись. Это знакомое Марии движение как всегда наполнило ее необъяснимым чувственным удовольствием.
– Как бы мне хотелось, – сказал он, – когда-нибудь уехать отсюда. Навсегда.
– И куда же? – Мария улыбнулась.
– Куда угодно. Все равно.
Указательным пальцем Джан провел вдоль неглубокой ложбинки на спине у Марии до самых трусиков.
– Не надо, Джан, – сказала она.
– Почему?
– Ты же знаешь. Лодель убьет тебя.
– Лодель, – хмыкнул он презрительно, убрал руку и вытянулся рядом с Марией. Опершись на локоть и пристально глядя ей прямо в глаза, он спросил:
– Ты любишь Лоделя?
– Нет.
– А Барди?
– Нет.
– А вообще ты любила кого-нибудь?
– Я уже забыла.
Он потихоньку выпустил в лицо Марии струйку дыма, и они рассмеялись.
– Знаешь, почему я иногда напиваюсь? – спросил он.
– Нет.
– Потому что люблю тебя. А когда выпьешь, становится легче. – Он положил руку ей на плечо и нежно покатал ее кожу пальцами. – Давай уедем вместе. У меня есть немного денег. – Джан легонько прикоснулся губами к ее шее.
– Нет, Джан. – Она медленно откатилась в сторону и села.
Он спокойно спросил:
– Ты боишься?
– Да. За тебя.
Зазвонил телефон в спальне. Мария встала, высокая, загорелая, сняла трубку.
Джан услышал, как она сказала: «Да, это Мария», увидел, как потянулась за карандашом и блокнотом, как боком примостилась на столике, головой прижав трубку к плечу, чтобы высвободить руки. Он смотрел, как она пишет, наблюдал за движениями ее рук, за сосредоточенным выражением на ее лице, и ему страшно хотелось стать независимым.
Он тоже прошел в дом, Мария уже кончила разговор, положила трубку, бросила блокнот и карандаш на столик, рядом с телефоном, а когда повернулась к стеклянным дверям, он обнял ее и поцеловал в губы. Сначала она сопротивлялась, пыталась увернуться и что-то сказать, но он целовал ее снова и снова, руками лаская ее спину, и Мария сдалась. Он подхватил ее и, не прерывая поцелуя, понес в постель, положил на подушки, отступил на шаг. Мария взглянула на Джана широко раскрытыми глазами, подняла руку, взяла юношу за локоть и притянула к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36