А теперь, милочка, не будьте ханжой. После утонченных манер Джулиана мои объятия покажутся вам глотком свежего воздуха.
Оп притянул меня еще ближе, словно хотел запечатлеть в памяти мои черты навсегда. Я в ответ тоже вызывающе его рассматривала. Я боюсь собак, неотесанные же молодые люди раздражают меня, но не пугают, даже если возвышаются надо мной, как башня, на добрых двенадцать дюймов. Как и у Джулиана, у молодого человека были светлые волосы, но по сравнению с тонкими чертами Джулиана его черты были грубее, нос выдавался вперед, как корабельный бушприт, надбровные дуги тяжелые. Рот, который сложился в гнусную ухмылку, был большой, с толстыми губами. Оскалившись, он показал набор зубов таких же сильных и белых, как у бедного Говарда, лежавшего на полу.
Затем ухмылка исчезла, брови сдвинулись.
– Боже правый, – произнес грубый тип, – вы ведь совсем не похожи на подругу Джулиана. Вы слишком... слишком... Нет, – продолжал он, все еще разглядывая меня, – вы не для Джулиана. Тогда почему...
Я читала о безобразных лицах, но всегда это относила к обороту речи, думая, что в жизни таких не бывает. Лицо незнакомца можно было сравнить с теми оборотнями, о которых говорили служанки – темное, грубое и плоское. Он заговорил низким глухим голосом:
– Этот гнусный старый...
Хотя я пишу для себя, но не могу воспроизвести здесь слово, которое последовало. Я даже не очень понимаю его значение. И все же достаточно, чтобы уловить смысл. Мне сначала стало жарко, потом холодно, и я решительностью вырвалась из его лап.
– Меня зовут Харриет Бартон. Я подопечная мистера Вольфсона, внучка сводной сестры его отца. Я собираюсь рассказать ему о ваших словах, и надеюсь, он натравит на вас обеих своих собак!
– Харриет, – повторил мужчина. Медленно же он соображает, прошла целая минута, прежде чем на его лице возникло понимание. Безобразные черты неуловимо преобразились, и теперь его лицо не могло напугать даже ребенка. – Но вы... Ада тоже здесь?
– Я больше не желаю с вами разговаривать. Спрашивайте мистера Вольфсона.
– Спрошу. – Он развернулся на каблуках и зашагал в библиотеку. Огромные картины в тяжелых рамах качались, когда он гулко топал мимо.
Я беспомощно стояла посреди холла, глядя на Говарда. Удивительно, как это имя подходило лишенному плоти черепу. Его ухмылка чем-то напоминала ухмылку хозяина. Я подавила в себе вспыхнувшее желание поддать его ногой. К тому времени я уже догадалась, кем мог быть этот грубиян, и реальность превосходила мои худшие опасения. Я повернулась и посмотрела в сторону библиотеки. Даже на расстоянии я слышала громкие выразительные голоса.
К несчастью, все двери дома сработаны из толстых дубовых панелей. И я почти не могла различить слов разговора – хотя разговором это назвать было трудно – такой крик стоял в библиотеке. Наконец оп прекратился, и из библиотеки выскочил владелец Говарда в таком состоянии, что, кажется, не заметил меня. Я успела увидеть мистера Вольфсона, скорчившегося над своим столом, и то, что я увидела, заставило меня бросился прочь, вслед за ужасным кузеном. Я влетела в холл в тот момент, когда с улицы вошел Джулиан.
Он был в костюме для верховой езды, и с ним была Ада. Он, улыбаясь, смотрел на нее, и она весело смеялась, по-видимому, над очередной его выдумкой. Она была без шляпы, ветерок из распахнутых окон играл ее золотыми локонами, и они сверкали в лучах солнца. Они не заметили меня, я отступила назад в коридор, но зато я смогла увидеть выражение лица вновь приехавшего. Его глаза с Ады перешли на брата. Бедный Джулиан! Огромный, великанский рост пришельца и его агрессивность заставили молодого человека съежиться. Но меня восхитило, как быстро он оправился от шока при виде брата. Выпрямив топкую фигуру, он спокойно сказал:
– Здравствуй, Фрэнсис.
– Джулиан. – Фрэнсис не смотрел на Джулиана, его взгляд снова приклеился к личику Ады. – Не утруждайся представлять нас, брат. Я знаю – это кузина Ада. Не верьте тому, что слышали обо мне, кузина. Я не так уж и плох. Мне кажется даже, что мы станем добрыми друзьями.
Не знаю, как он добился этого, но как-то само собой получилось, что они с Адой направились вместе в гостиную, ее рука на его руке, а Джулиан остался стоять в проеме открытой двери. Наши взгляды встретились. Слова были не нужны. Мы мгновенно стали союзниками. Лето предстояло длинное и неприятное.
* * *
Позже, ночью
Теперь я знаю, почему мистер Вольфсон не расстается со своим инвалидным креслом. Бедный, бедный! Лучше бы мне не глядеть на то, что я увидела, но так уж случилось.
Я страдала бессонницей этой ночью. Ада давно уснула и видела сны, а я ворочалась, сбивая простыни на огромной кровати. Я надела шерстяной халат и стала ходить взад-вперед по комнате, надеясь вызвать утомление и сон. Какой-то звук в коридоре побудил меня подойти к порогу. В коридоре было темно, виднелась лишь одна свеча, она сильно раскачивалась, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз. Свечу нес мистер Вольфсон. Это он шел по коридору, направляясь к себе в спальню, и он... ...Он напоминал гигантского краба, одна нога у него была много короче другой. Он раскачивался из стороны в сторону, вверх и вниз, и свеча пыряла вместе с ним, поэтому свет ее был так неровен и полосат. Но мистер Вольфсон передвигался на удивление быстро. Над согнутыми безобразными конечностями виднелись прямой торс и великолепная голова, как у античной статуи, которую переносят неловкие грузчики...
Пораженная, я сделала непоправимую ошибку. Вместо того чтобы немедленно ретироваться в свою комнату, я стояла как вкопанная, и, открывая свою дверь, он обернулся через плечо и увидел меня. Несколько мгновений он оставался неподвижным... Наконец... О боже, ужас и пафос этого момента! Он отвернулся и вошел к себе, дверь захлопнулась за ним. Как я смогу посмотреть ему в глаза завтра? Я никогда не заговорю с ним первая, я сделаю все, чтобы показать ему... Теперь уже не уснуть. Я приму капли и, надеюсь, не увижу кошмарных снов. Краб... Гигантский краб...
* * *
28 июня
Некоторые люди становятся лучше под благотворным действием окружающих. Но кузен Фрэнсис явно был не из их числа. Оставалось всего лишь несколько ошибок, которые он еще не совершил, презрев правила поведения в обществе, но ведь он и пробыл в доме пока всего лишь неделю. За эту неделю он старался покорить Аду. Он относился к ней как к новой игрушке или котенку – забавляясь, опекая, отчего можно было прийти в бешенство, но крайней мере, это бесило меня. Ада же совершенно невосприимчива ко всему, кроме прямого оскорбления. Сначала мне показалось, что он ей нравится. Его энергия, даже грубая сила должны были импонировать ее жизнерадостному духу. Но, увы, надеждам Фрэнсиса не суждено было сбыться – он упал в ее глазах навсегда и непоправимо, когда Ада обнаружила, что его совсем не интересуют лошади.
Я написала «надеждам», так я думаю, хотя и не уверена до конца, скорее всего, он действительно решил поухаживать за Адой. Она молода, богата, и, чего греха таить, любой рассудительный молодой человек захочет жениться на ней, но иногда мне казалось, что его чувства слишком преувеличены, направлены только на то, чтобы уязвить Джулиана, а не добиться благосклонности Ады.
Сегодня после обеда я пошла в гостиную и увидела там Фрэнсиса. Его лицо было необычно серьезно.
– Входите, кузина, – пригласил он меня, не вставая с места, – если, конечно, не боитесь.
Я вошла, задрав надменно нос, взяла книгу и села в уголке дивана. Это было ошибкой. Он моментально угнездился рядом. Я вдруг ощутила, какой он громадный.
– Где Ада? – был первый вопрос.
– Отдыхает. – Я упорно смотрела в книгу. – Она хрупкая девушка.
– Ада – хрупкая? Могу поклясться, что она обладает обезьяньей энергией.
– Жаль, что вы нашли ее столь изматывающей. Не надо прилагать столько усилий, чтобы выказывать свою симпатию к ней.
– Лопни мои глаза, – сказал он восхищенно, – это было прямым попаданием в печень. Вытащите свой кинжал, кузина, я сдаюсь.
– А ведь я всего-навсего еще одна хрупкая женщина.
– В то время как я... Как вы говорили? Сильный молодой человек. Это правда, Харриет, дорогая. Но я работал, как черт, всю зиму, и мне нужны развлечения. А чем можно себя занять в этом гробу?
– Сомневаюсь, что мои развлечения подойдут вам, – сказала я ехидно.
– Пожалуй, вы правы. Думаю, вы даже в шахматы не умеете играть.
– Почему вы так считаете? – Я бросила на него возмущенный взгляд.
Его глаза сузились от смеха, и я поняла, что попалась на его крючок. У него тоже блестящие голубые глаза, очень похожие на глаза отца, только золотистые ресницы не побелели от времени.
– Я часто играла с бабушкой.
– И проигрывали. Если то, что я слышал о вашей бабушке – правда. Давайте сыграем, я дам вам фору – своего коня.
– Это я вам могу дать своего. – Я захлопнула книгу.
– Тогда будем играть на равных. Но вы можете играть белыми. По крайней мере, так я докажу свою галантность.
Я взяла белые. Попытаться его уколоть, задеть – все равно что бросать об стенку резиновые шарики, они отскакивают и попадают вам прямо в лицо.
Бабушка часто твердила мне, что я могла стать неплохим шахматистом, если бы использовала мозги вместо эмоций. К моему удивлению, Фрэнсис оказался вдумчивым неторопливым игроком. Его осторожность удвоила мою смелость, и после пятнадцати минут игры я загнала в угол его королеву и смела ее с доски.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, опустив глаза, чтобы скрыть свой триумф.
– О, не извиняйтесь. – И он сделал ход королевской пешкой.
Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Три хода спустя я смотрела с недоумением, не веря своим глазам, на доску, на своего бедного беззащитного осажденного короля.
– Шах, – сказал радостно Фрэнсис, пока я изучала клетку за клеткой, чтобы отыскать спасительный ход, – и мат. Вам не следовало брать мою королеву, – сказал он добрым голосом и хотел было продолжать, чтобы объяснить свою игру, но я не стала слушать, мои уши пылали от оскорбления. Я уловила только одну последнюю фразу: «Всегда следите за черным конем», – и вихрем выбежала из гостиной.
* * *
2 июля
Обычно мы ужинали в обществе обоих кузенов, за исключением тех дней, когда Джулиан уезжал или испытывал недомогание. Но на этот раз в гостиной не было Фрэнсиса. Когда Уильям объявил, что ужин подан, я спросила Джулиана, куда подевался его брат. Он пожал плечами:
– Понятия не имею.
Наш первый сюрприз, и приятный, мы нашли в лице мистера Вольфсона, уже сидевшего за столом. Он предпочитает, чтобы мы не присутствовали при его церемониальном въезде в столовую, и занимает место заранее, дабы избежать неловкого для себя момента. Сегодня он ужинал с нами впервые с того дня, как в доме появился Фрэнсис.
– Я был так занят делами последнее время, что просто забывал об ужине, – сообщил он и спросил: – Где Фрэнсис?
Последовало неловкое молчание. Ада что-то пробормотала, а Джулиан ответил:
– Я не знаю, сэр.
– Очень хорошо. Не будем делать из этого выводы, верно, Харриет? Уильям, мистер Фрэнсис сегодня отсутствует. Мы не станем его ждать.
Но только мы приступили к мясному блюду, как Фрэнсис появился. Двери в дальнем конце столовой широко распахнулись. Одна створка ударилась об стену с такой силой, что могли обрушиться кусочки лепнины. В открытом проеме вырисовывалась освещенная сзади свечами гостиной, фигура Фрэнсиса. Он постоял неподвижно несколько мгновений, потом направился к столу крадущейся походкой, непохожей на его обычную громкую поступь. Мне не понравился блеск в его глазах. Но он вежливо поклонился мне, Аде, отцу и Джулиану, всем по очереди, и в это время я поняла, что эти поклоны просто шутовство.
– Прошу прощения у вас, леди, отец, брат. – Он явно имитировал манеры и голос Джулиана.
– Покиньте комнату, – приказал мистер Вольфсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Оп притянул меня еще ближе, словно хотел запечатлеть в памяти мои черты навсегда. Я в ответ тоже вызывающе его рассматривала. Я боюсь собак, неотесанные же молодые люди раздражают меня, но не пугают, даже если возвышаются надо мной, как башня, на добрых двенадцать дюймов. Как и у Джулиана, у молодого человека были светлые волосы, но по сравнению с тонкими чертами Джулиана его черты были грубее, нос выдавался вперед, как корабельный бушприт, надбровные дуги тяжелые. Рот, который сложился в гнусную ухмылку, был большой, с толстыми губами. Оскалившись, он показал набор зубов таких же сильных и белых, как у бедного Говарда, лежавшего на полу.
Затем ухмылка исчезла, брови сдвинулись.
– Боже правый, – произнес грубый тип, – вы ведь совсем не похожи на подругу Джулиана. Вы слишком... слишком... Нет, – продолжал он, все еще разглядывая меня, – вы не для Джулиана. Тогда почему...
Я читала о безобразных лицах, но всегда это относила к обороту речи, думая, что в жизни таких не бывает. Лицо незнакомца можно было сравнить с теми оборотнями, о которых говорили служанки – темное, грубое и плоское. Он заговорил низким глухим голосом:
– Этот гнусный старый...
Хотя я пишу для себя, но не могу воспроизвести здесь слово, которое последовало. Я даже не очень понимаю его значение. И все же достаточно, чтобы уловить смысл. Мне сначала стало жарко, потом холодно, и я решительностью вырвалась из его лап.
– Меня зовут Харриет Бартон. Я подопечная мистера Вольфсона, внучка сводной сестры его отца. Я собираюсь рассказать ему о ваших словах, и надеюсь, он натравит на вас обеих своих собак!
– Харриет, – повторил мужчина. Медленно же он соображает, прошла целая минута, прежде чем на его лице возникло понимание. Безобразные черты неуловимо преобразились, и теперь его лицо не могло напугать даже ребенка. – Но вы... Ада тоже здесь?
– Я больше не желаю с вами разговаривать. Спрашивайте мистера Вольфсона.
– Спрошу. – Он развернулся на каблуках и зашагал в библиотеку. Огромные картины в тяжелых рамах качались, когда он гулко топал мимо.
Я беспомощно стояла посреди холла, глядя на Говарда. Удивительно, как это имя подходило лишенному плоти черепу. Его ухмылка чем-то напоминала ухмылку хозяина. Я подавила в себе вспыхнувшее желание поддать его ногой. К тому времени я уже догадалась, кем мог быть этот грубиян, и реальность превосходила мои худшие опасения. Я повернулась и посмотрела в сторону библиотеки. Даже на расстоянии я слышала громкие выразительные голоса.
К несчастью, все двери дома сработаны из толстых дубовых панелей. И я почти не могла различить слов разговора – хотя разговором это назвать было трудно – такой крик стоял в библиотеке. Наконец оп прекратился, и из библиотеки выскочил владелец Говарда в таком состоянии, что, кажется, не заметил меня. Я успела увидеть мистера Вольфсона, скорчившегося над своим столом, и то, что я увидела, заставило меня бросился прочь, вслед за ужасным кузеном. Я влетела в холл в тот момент, когда с улицы вошел Джулиан.
Он был в костюме для верховой езды, и с ним была Ада. Он, улыбаясь, смотрел на нее, и она весело смеялась, по-видимому, над очередной его выдумкой. Она была без шляпы, ветерок из распахнутых окон играл ее золотыми локонами, и они сверкали в лучах солнца. Они не заметили меня, я отступила назад в коридор, но зато я смогла увидеть выражение лица вновь приехавшего. Его глаза с Ады перешли на брата. Бедный Джулиан! Огромный, великанский рост пришельца и его агрессивность заставили молодого человека съежиться. Но меня восхитило, как быстро он оправился от шока при виде брата. Выпрямив топкую фигуру, он спокойно сказал:
– Здравствуй, Фрэнсис.
– Джулиан. – Фрэнсис не смотрел на Джулиана, его взгляд снова приклеился к личику Ады. – Не утруждайся представлять нас, брат. Я знаю – это кузина Ада. Не верьте тому, что слышали обо мне, кузина. Я не так уж и плох. Мне кажется даже, что мы станем добрыми друзьями.
Не знаю, как он добился этого, но как-то само собой получилось, что они с Адой направились вместе в гостиную, ее рука на его руке, а Джулиан остался стоять в проеме открытой двери. Наши взгляды встретились. Слова были не нужны. Мы мгновенно стали союзниками. Лето предстояло длинное и неприятное.
* * *
Позже, ночью
Теперь я знаю, почему мистер Вольфсон не расстается со своим инвалидным креслом. Бедный, бедный! Лучше бы мне не глядеть на то, что я увидела, но так уж случилось.
Я страдала бессонницей этой ночью. Ада давно уснула и видела сны, а я ворочалась, сбивая простыни на огромной кровати. Я надела шерстяной халат и стала ходить взад-вперед по комнате, надеясь вызвать утомление и сон. Какой-то звук в коридоре побудил меня подойти к порогу. В коридоре было темно, виднелась лишь одна свеча, она сильно раскачивалась, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз. Свечу нес мистер Вольфсон. Это он шел по коридору, направляясь к себе в спальню, и он... ...Он напоминал гигантского краба, одна нога у него была много короче другой. Он раскачивался из стороны в сторону, вверх и вниз, и свеча пыряла вместе с ним, поэтому свет ее был так неровен и полосат. Но мистер Вольфсон передвигался на удивление быстро. Над согнутыми безобразными конечностями виднелись прямой торс и великолепная голова, как у античной статуи, которую переносят неловкие грузчики...
Пораженная, я сделала непоправимую ошибку. Вместо того чтобы немедленно ретироваться в свою комнату, я стояла как вкопанная, и, открывая свою дверь, он обернулся через плечо и увидел меня. Несколько мгновений он оставался неподвижным... Наконец... О боже, ужас и пафос этого момента! Он отвернулся и вошел к себе, дверь захлопнулась за ним. Как я смогу посмотреть ему в глаза завтра? Я никогда не заговорю с ним первая, я сделаю все, чтобы показать ему... Теперь уже не уснуть. Я приму капли и, надеюсь, не увижу кошмарных снов. Краб... Гигантский краб...
* * *
28 июня
Некоторые люди становятся лучше под благотворным действием окружающих. Но кузен Фрэнсис явно был не из их числа. Оставалось всего лишь несколько ошибок, которые он еще не совершил, презрев правила поведения в обществе, но ведь он и пробыл в доме пока всего лишь неделю. За эту неделю он старался покорить Аду. Он относился к ней как к новой игрушке или котенку – забавляясь, опекая, отчего можно было прийти в бешенство, но крайней мере, это бесило меня. Ада же совершенно невосприимчива ко всему, кроме прямого оскорбления. Сначала мне показалось, что он ей нравится. Его энергия, даже грубая сила должны были импонировать ее жизнерадостному духу. Но, увы, надеждам Фрэнсиса не суждено было сбыться – он упал в ее глазах навсегда и непоправимо, когда Ада обнаружила, что его совсем не интересуют лошади.
Я написала «надеждам», так я думаю, хотя и не уверена до конца, скорее всего, он действительно решил поухаживать за Адой. Она молода, богата, и, чего греха таить, любой рассудительный молодой человек захочет жениться на ней, но иногда мне казалось, что его чувства слишком преувеличены, направлены только на то, чтобы уязвить Джулиана, а не добиться благосклонности Ады.
Сегодня после обеда я пошла в гостиную и увидела там Фрэнсиса. Его лицо было необычно серьезно.
– Входите, кузина, – пригласил он меня, не вставая с места, – если, конечно, не боитесь.
Я вошла, задрав надменно нос, взяла книгу и села в уголке дивана. Это было ошибкой. Он моментально угнездился рядом. Я вдруг ощутила, какой он громадный.
– Где Ада? – был первый вопрос.
– Отдыхает. – Я упорно смотрела в книгу. – Она хрупкая девушка.
– Ада – хрупкая? Могу поклясться, что она обладает обезьяньей энергией.
– Жаль, что вы нашли ее столь изматывающей. Не надо прилагать столько усилий, чтобы выказывать свою симпатию к ней.
– Лопни мои глаза, – сказал он восхищенно, – это было прямым попаданием в печень. Вытащите свой кинжал, кузина, я сдаюсь.
– А ведь я всего-навсего еще одна хрупкая женщина.
– В то время как я... Как вы говорили? Сильный молодой человек. Это правда, Харриет, дорогая. Но я работал, как черт, всю зиму, и мне нужны развлечения. А чем можно себя занять в этом гробу?
– Сомневаюсь, что мои развлечения подойдут вам, – сказала я ехидно.
– Пожалуй, вы правы. Думаю, вы даже в шахматы не умеете играть.
– Почему вы так считаете? – Я бросила на него возмущенный взгляд.
Его глаза сузились от смеха, и я поняла, что попалась на его крючок. У него тоже блестящие голубые глаза, очень похожие на глаза отца, только золотистые ресницы не побелели от времени.
– Я часто играла с бабушкой.
– И проигрывали. Если то, что я слышал о вашей бабушке – правда. Давайте сыграем, я дам вам фору – своего коня.
– Это я вам могу дать своего. – Я захлопнула книгу.
– Тогда будем играть на равных. Но вы можете играть белыми. По крайней мере, так я докажу свою галантность.
Я взяла белые. Попытаться его уколоть, задеть – все равно что бросать об стенку резиновые шарики, они отскакивают и попадают вам прямо в лицо.
Бабушка часто твердила мне, что я могла стать неплохим шахматистом, если бы использовала мозги вместо эмоций. К моему удивлению, Фрэнсис оказался вдумчивым неторопливым игроком. Его осторожность удвоила мою смелость, и после пятнадцати минут игры я загнала в угол его королеву и смела ее с доски.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, опустив глаза, чтобы скрыть свой триумф.
– О, не извиняйтесь. – И он сделал ход королевской пешкой.
Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Три хода спустя я смотрела с недоумением, не веря своим глазам, на доску, на своего бедного беззащитного осажденного короля.
– Шах, – сказал радостно Фрэнсис, пока я изучала клетку за клеткой, чтобы отыскать спасительный ход, – и мат. Вам не следовало брать мою королеву, – сказал он добрым голосом и хотел было продолжать, чтобы объяснить свою игру, но я не стала слушать, мои уши пылали от оскорбления. Я уловила только одну последнюю фразу: «Всегда следите за черным конем», – и вихрем выбежала из гостиной.
* * *
2 июля
Обычно мы ужинали в обществе обоих кузенов, за исключением тех дней, когда Джулиан уезжал или испытывал недомогание. Но на этот раз в гостиной не было Фрэнсиса. Когда Уильям объявил, что ужин подан, я спросила Джулиана, куда подевался его брат. Он пожал плечами:
– Понятия не имею.
Наш первый сюрприз, и приятный, мы нашли в лице мистера Вольфсона, уже сидевшего за столом. Он предпочитает, чтобы мы не присутствовали при его церемониальном въезде в столовую, и занимает место заранее, дабы избежать неловкого для себя момента. Сегодня он ужинал с нами впервые с того дня, как в доме появился Фрэнсис.
– Я был так занят делами последнее время, что просто забывал об ужине, – сообщил он и спросил: – Где Фрэнсис?
Последовало неловкое молчание. Ада что-то пробормотала, а Джулиан ответил:
– Я не знаю, сэр.
– Очень хорошо. Не будем делать из этого выводы, верно, Харриет? Уильям, мистер Фрэнсис сегодня отсутствует. Мы не станем его ждать.
Но только мы приступили к мясному блюду, как Фрэнсис появился. Двери в дальнем конце столовой широко распахнулись. Одна створка ударилась об стену с такой силой, что могли обрушиться кусочки лепнины. В открытом проеме вырисовывалась освещенная сзади свечами гостиной, фигура Фрэнсиса. Он постоял неподвижно несколько мгновений, потом направился к столу крадущейся походкой, непохожей на его обычную громкую поступь. Мне не понравился блеск в его глазах. Но он вежливо поклонился мне, Аде, отцу и Джулиану, всем по очереди, и в это время я поняла, что эти поклоны просто шутовство.
– Прошу прощения у вас, леди, отец, брат. – Он явно имитировал манеры и голос Джулиана.
– Покиньте комнату, – приказал мистер Вольфсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26