Она нервно вздернула подбородок и уставилась, в стену с полуоткрытым ртом, будто принимала: какое-то трудное решение. Пауза, казалось, тянулась вечно, но вот наконец она заговорила:
— Я же вам сказала во время нашей первой беседы: не хотелось попадать в поле зрения властей.
— А я вам ответил, что вы уже попали.
— Это я заметила, — сказала она без всякого намека на шутку.
— Какие у вас были обязанности?
— Если уж вы знаете, что я на него работала, вам, вероятно, и так это известно.
— Отвечайте на вопрос, синьора Черони.
— Я забирала деньги.
— Какие деньги?
— Которые передавали разные мужчины.
— Это были доходы от проституции?
— Да.
— Вам известно, что это незаконный источник дохода?
— Конечно, известно! — зло сказала она.
— И тем не менее вы участвовали в сборе таких доходов?
— Я только что сказала: да!
— Какую еще работу он вам поручал?
— Не вижу смысла облегчать вам жизнь, комисcap.
— Вы имели отношение к кассетам? — спросил он тогда.
Сказать, что она была поражена, значило не сказать ничего. Она стала приподниматься, потом очнулась, вспомнила, кто она и кто он, и снова села. Брунетти не сдвинулся с места. Он смотрел на нее, прокручивая в голове предстоящие действия: найти ее лечащего врача и проверить, не прописывал ли он ей роипнол; показать ее фотографию пассажирам поезда, в котором был убит Тревизан, чтобы проверить, не сможет ли кто-то из них ее опознать; проверить ее телефоны, домашний и рабочий, входящие и исходящие звонки; отправить ее имя, фотографию и отпечатки пальцев на проверку в Интерпол; проверить кредитку: вдруг она обращалась в конторы по аренде автомобилей и, значит, умеет водить, — в общем, все, что надо было сделать в тот самый момент, когда выяснилось, кому принадлежат те очки.
— Так как, вы имели отношение к кассетам? — повторил он свой вопрос.
— Вы знаете о кассетах? — пробормотала она и, сообразив, что это вопрос излишний, спросила о другом: — Как вы узнали?
— Моя дочь посмотрела одну из них. Кассету ей дала дочь Тревизана, сказав, что это объясняет, зачем кому-то было убивать ее отца.
— Сколько лет вашей дочери?
— Четырнадцать.
— Мне очень жаль, — проговорила синьора Черони и опустила глаза. — Мне правда жаль.
— Вы знаете, что на этих кассетах?
— Она кивнула:
— Да, знаю.
Он задал следующий вопрос, даже не пытаясь скрыть своего отвращения:
— И вы помогали Тревизану их продавать?
— Комиссар, — сказала она и резко встала, — я не намерена продолжать этот разговор. Если хотите меня допросить — пожалуйста, но только в квестуре и в присутствии моего адвоката.
— Это вы их убили, да? — Вопрос слетел с его губ сам собой.
— Боюсь, я вас совершенно не понимаю, — отозвалась она. — Итак, если у вас больше нет ко мне никаких вопросов, всего хорошего.
— Это вас видели той ночью в поезде? Это вы были той женщиной в меховой шапке?
Она уже направлялась к двери, но, услышав вопрос, сильно споткнулась на левую ногу и чуть не упала, буквально через секунду восстановив равновесие и самообладание. Она твердой походкой прошла к выходу и открыла перед Брунетти дверь:
— Всего доброго, комиссар.
Поравнявшись с ней, Гвидо посмотрел ей прямо в глаза. Синьора Черони ответила ему ровным холодным взглядом. Тогда он ушел, не говоря ни слова. Выйдя на улицу, Гвидо не стал оглядываться на дом и на ее окна, да он и не знал точно, где они. Он перешел по ближайшему мосту на другую сторону канала и нырнул направо, в первую же улочку. Там он остановился и в очередной раз подумал, как пригодился бы ему сейчас мобильный телефон. Гвидо сосредоточился, подробная карта района, имеющаяся в мозгу любого венецианца, возникла перед его мысленным взглядом, так что он без труда наметил маршрут. Сейчас надо пройти вниз, до второй калле, там повернуть налево и пройти по узенькой калле, которая приведет его к торцу дома синьоры Черони, в ту точку, где удобней всего будет наблюдать: именно отсюда открывается отличный вид на парадный вход в дом.
Добравшись до нужного места, Брунетти прождал около часа, прежде чем синьора Черони вышла из дому. Брунетти видел, как она огляделась по сторонам, но знал, что его надежно скрывает темнота и стена, к которой он прижимался. Она и правда не заметила ничего подозрительного и свернула направо; Гвидо последовал за ней, радуясь, что надел коричневые туфли на резиновой подошве: в них он двигался совершенно бесшумно. А вот ее туфли на высоком каблуке так гулко цокали по мостовой, что можно было спокойно идти на звук, не заботясь о том, чтобы держать ее в поле зрения.
Прошло совсем немного времени, а комиссар уже понял, что она направляется либо на вокзал, либо на Пьяццале Рома, стараясь при этом держаться вдали от Большого канала. На Кампо-Санта-Маргарита она повернула налево и пошла в сторону Пьяццале Рома; с этой площади уходили на материк рейсовые автобусы.
Брунетти следовал за ней на расстоянии, но так, чтобы не потерять звук ее шагов. Был уже одиннадцатый час, так что на улице было немноголюдно, тихо, и ничто не заглушало мерное, отчетливое цоканье ее каблучков.
Она вышла на Пьяццале Рома, и тут Брунетти ждал сюрприз: синьора Черони пересекла площадь, минуя автобусные остановки. Она направилась к муниципальной парковке, поднялась по ступенькам и исчезла в широком дверном проеме. Брунетти поспешил вслед за ней, но, прежде чем войти, остановился в дверях и заглянул в полутемное помещение.
Справа от двери в стеклянной будке сидел мужчина. Он поднял глаза, когда Гвидо к нему приблизился.
— Сюда зашла только что женщина в сером плаще? — спросил Брунетти.
— Так я вам и сказал! Вы что, полицейский? — сказал его собеседник и уставился в лежавйшй перед ним журнал.
Без лишних слов Брунетти достал из кармана бумажник, вынул свое удостоверение и кинул его прямо на журнальный разворот.
— Так сюда зашла только что женщина в сером плаще?
— Да, это синьора Черони, — сказал мужчина, возвращая Брунетти удостоверение.
— Где находится ее машина?
— На четвертом уровне. Да она сейчас спустится.
В подтверждение его слов послышался шум мотора, машина уже спускалась по спиралевидному съезду с верхнего уровня. Брунетти отвернулся от охранника и двинулся в сторону выезда, через который можно было сразу попасть на шоссе, ведущее в сторону материка. Он встал прямо посреди дверного проема.
Машина, белый «мерседес», уже съехала с верхнего уровня и повернула к выезду. Свет фар ударил Брунетти в глаза и на мгновенье ослепил его, заставив зажмуриться.
— Эй, вы что творите? — крикнул охранник, выскакивая из будки. Он шагнул было в сторону Брунетти, но тут раздался оглушительный автомобильный гудок, стократ усиленный акустикой замкнутого пространства, — мужчина отпрыгнул и, сильно ударившись спиной о косяк, с ужасом наблюдал, как тает на глазах небольшое расстояние, метров пятнадцать, между машиной и человеком в дверях. Он снова крикнул, но странный полицейский не сдвинулся с места. Он говорил себе, что надо подбежать и отпихнуть полицейского с прохода, но никак не мог заставить себя это сделать.
Машина снова загудела — охранник зажмурился. Визг тормозов заставил его открыть глаза: машина пыталась обогнуть полицейского, а тот даже не пошевелился. Автомобиль сильно занесло на полу, скользком от машинного масла. «Мерседес» зацепил «пежо седан», припаркованный на семнадцатой площадке, и, круто развернувшись, снова устремился к выезду, но все-таки остановился в каком-то метре от полицейского. Охранник увидел, что полицейский подошел к машине и открыл переднюю дверь. Он что-то сказал, подождал немного и уселся на сиденье рядом с водителем. Машина рванула с места, выехала на улицу и повернула налево, в сторону дамбы. Растерянный охранник не нашел ничего лучшего, чем вызвать полицию.
Глава 27
Они ехали по дороге, проложенной по дамбе. Впереди виднелись огни Местре и Маргеры. Брунетти разглядывал профиль синьоры Черони, она же не обращала на него никакого внимания и смотрела прямо перед собой. Тогда Гвидо взглянул направо — там, вдали, виднелся маяк острова Мурано, а еще дальше огни Бурано.
— Как ясно сегодня, — сказал он, — я, кажется, различаю даже Торчелло.
Она увеличила скорость и через считанные минуты обогнала все машины на дороге.
— Если я сейчас поверну руль вправо, мы сорвемся с насыпи прямо в воду, — сказала она.
— Не могу с вами не согласиться, — отозвался Брунетти.
Она слегка отпустила педаль газа, и скорость немного упала. Слева пронесся какой-то автомобиль.
— Знаете, — проговорила синьора Черони, — в тот самый момент, когда вы пришли в агентство, я поняла, что вы еще вернетесь. Надо было мне сразу уехать.
— И куда бы вы уехали?
— В Швейцарию, а оттуда в Бразилию.
— Рассчитывали на деловые связи в Бразилии?
— Но я ведь не могла ими воспользоваться, правда же?
Брунетти подумал и сказал:
— Вообще-то, учитывая все обстоятельства, пожалуй, нет. Тогда почему в Бразилию?
— У меня там деньги хранятся.
— А в Швейцарии?
— Ясное дело! У кого же нет счетов в Швейцарии?
Хотя у Брунетти и не было счета в Швейцарии, он прекрасно понял, что она имела в виду, и сказал:
— Да-да, конечно. — А потом уточнил: — Но поселиться там вы бы не могли?
— В Бразилии лучше.
— Наверное. Но теперь вы не сможете туда уехать.
Она промолчала.
— Может, расскажете мне, как все было? Мы с вами, конечно, еще не в квестуре, и здесь нет вашего адвоката, я это понимаю. Но мне все-таки хотелось бы узнать, почему вы это сделали.
— Этого хотелось бы вам или полиции?
Он вздохнул:
— Боюсь, сейчас разницы уже нет. Больше нет. Она с интересом взглянула на него, но не из-за того, что он сказал, а из-за того, как вздохнул.
— Что теперь будет? — спросила она.
— С вами?
— Да.
— Это будет зависеть… — начал он и осекся. Он хотел сказать, что все будет зависеть от причин, по которым она пошла на это, но потом вспомнил, что речь идет о смерти троих человек. Мотив не будет иметь особого значения для судьи, которому поручат разбирать дело об абсолютно хладнокровном преднамеренном тройном убийстве.
— Не знаю, — честно ответил он. — Ничего хорошего ждать не приходится.
— Да мне это и не важно.
Брунетти поразило, с какой легкостью она это сказала.
— Как так?
— Да так, что они в любом случае этого заслуживали!
Брунетти открыл рот, чтобы сказать, что никто не заслуживает смерти, но, вспомнив увиденное на кассете, промолчал.
— Расскажите.
— Вы знаете, что я на них работала?
— Да.
— Нет, не сейчас. Вам известно, что я работала на них с того момента, как оказалась в Италии?
— Вы работали на Тревизана и Фаверо?
— Нет. Тогда бизнесом заправляли другие люди. Потом они продали дело Тревизану.
— Так он купил это дело? — Гвидо было странно и дико, что она говорит об этом словно о покупке магазина.
— Да. Я не знаю, как это произошло. Я только знаю, что в один прекрасный день старые хозяева исчезли и появился Тревизан.
— А вы на тот момент?..
— Относилась к так называемому middle management . — Она произнесла это с откровенной иронией.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что мне больше не приходилось отдаваться по дешевке, — сказала она и покосилась на Брунетти, чтобы проверить, удалось ли ей шокировать комиссара. Однако тот не изменился в лице и с прежней интонацией спросил:
— Как долго вы этим занимались?
— Работала проституткой?
— Да.
— Я сюда за тем и приехала, — сказала она и замолчала. — Нет, не так. Я приехала сюда молоденькой девушкой, влюбленной в итальянского парня, который пообещал мне золотые горы, если я соглашусь переехать в его страну. Я свои обещания выполнила, а он нет. Как я вам уже сказала, я родом из Мостара. Иными словами, из мусульманской семьи. Но вообще-то никто из моих родных в мечеть даже не заглядывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40