— А дальше? У него дома?
— Мы договаривались, что он подбросит меня до станции, чтобы я могла вернуться в Венецию. Но по пути он заснул на светофоре. Я перетащила его на пассажирское место, сама села за руль и отвезла его домой. У него в гараже двери открываются автоматически. Я нажала кнопку, мы заехали. Я пересадила его на водительское место, не заглушила двигатель и захлопнула дверцу. Потом снова нажала на кнопку, чтобы закрыть гараж, и выскочила оттуда, пока дверь закрывалась.
— А Лотто?
— Он позвонил мне, сказал, что беспокоится и хочет поговорить со мной о том, что происходит. — Брунетти слушал и наблюдал за тем, как профиль собеседницы то появляется, то исчезает в свете фар проезжающих мимо машин. Ее лицо оставалось абсолютно спокойным. — Я сказала ему, что нам лучше встретиться за пределами города. Он согласился подъехать в Доло. Я приехала раньше, а когда он припарковался, села к нему. Он был в полной панике. Он считал, что это его сестра убила мужа и Фаверо, и хотел узнать мое мнение. Он страшно боялся, что теперь она убьет и его. Чтобы заправлять бизнесом в одиночку. Вернее, с любовником.
Она съехала на обочину, пропустила ехавшую позади них машину, потом развернулась, и они поехали по той же дороге обратно.
— Я сказала ему, что сестры опасаться не стоит. Он сразу расслабился. Я не помню, сколько раз я в него выстрелила. Потом я пересела в свою машину и уехала. Машину оставила на Пьяццале Рома.
— Пистолет?
— Он у меня дома. Я не хотела его выбрасывать, пока не закончу дело.
— В каком смысле?
— Пока не покончу с остальными.
— С какими остальными?
Она не ответила и резко мотнула головой: было ясно, что об этом она говорить не станет.
— А вам никогда не приходило в голову, что вас рано или поздно поймают?
— Не знаю. Я об этом не думала. Но потом, когда вы пришли ко мне в турагентство и я сказала вам, что не умею водить машину, я стала вспоминать, что еще я сделала неправильно, помимо забытых в ресторане очков. Думаю, меня могли видеть пассажиры поезда; смотритель в гараже знал, что вечером, в день смерти Лотто, я брала свою машину. А сегодня вечером я поняла, что все кончено. Я думала, что сумею уйти. Хотя, — добавила она чуть погодя, — пожалуй, не думала, просто надеялась, что сумею.
Через некоторое время в поле зрения Брунет-ти показалась та самая вилла, очертания которой он видел по дороге из города. Только теперь она была справа от него. Синьора Черони вдруг прервала молчание:
— Знаете, а ведь теперь они меня убьют.
Комиссар, разморенный теплом салона и утомленный непривычно поздней поездкой, задремал.
— Что? — спросил он, очнувшись, потряс головой и сел прямо.
— Как только они узнают, что меня арестовали и что это я их убила, им точно придется меня убрать.
— Я вас не понимаю.
— Я знаю их по именам. По крайней мере некоторых из них. Тех, кого я не успела убить. Они-то и позаботятся о том, чтобы я замолчала навсегда.
— Кто они?
— Те, кто делает фильмы, Тревизан ведь занимался этим не в одиночку, и те, кто заправляет проститутками. Я говорю не об уличных шестерках, а о тузах, которые раздают приказы и собирают деньги. Я знаю тех, в чьих руках весь этот бизнес, этот импорт-экспорт женщин. Экспорта, правда, не слишком много: только фильмы. Пусть я не знаю всех имен, этого вполне достаточно.
— Кто они такие? — спросил Брунетти, уже представляя себе усатых мафиози с южным акцентом.
Но она назвала мэра одного большого города в Ломбардии и президента крупной фармацевтической компании. Пораженный Гвидо резко повернул голову и уставился на собеседницу. Заметив его реакцию, она грустно улыбнулась и назвала еще одно имя — одного из помощников министра юстиции.
— Комиссар, это же международный бизнес. Речь идет не о двух старичках, что сидят в баре, попивают дешевое вино и треплются о шлюхах; речь идет о завсегдатаях залов заседаний совета директоров, о тех, кто владеет яхтами и летает на частных самолетах, кто отправляет и получает заказы по факсу и не расстается с мобильником. Это люди, у которых есть власть. А иначе как, по-вашему, они смогли бы избавиться от результатов вскрытия Фаверо?
— Откуда вам это известно?
— Лотто рассказал. Они не хотели, чтобы кто-то копался в смерти Фаверо. Слишком много важных господ были с ним тайно связаны. Всех я не назову, но знаю достаточно. — Улыбка исчезла с ее губ. — Вот поэтому они меня и убьют.
— Вы будете под нашей особой защитой, — пообещал Брунетти, жадно вслушиваясь в каждое слово синьоры Черони, надеясь узнать подробности.
— Это как Синдона? — саркастически уточнила она. — Сколько к нему было приставлено охранников, помните? Да еще видеонаблюдение круглые сутки. И тем не менее кто-то умудрился подсыпать ему яд в кофе. Сколько, как вы считаете, я протяну?
— С вами такого не случится! — выпалил Брунетти. И тут ему пришло в голову, что у него нет особо веских причин во все это верить. Ему известно только, что сидящая рядом с ним женщина убила троих бизнесменов; а все остальное пока только голословные утверждения, в особенности эти истории об угрожающей ей опасности и возможном убийстве.
Она, похоже, уловила перемену в его настроении и замолчала. Они ехали в полной тишине; Брунетти смотрел направо, на мелькающие в воде канала отблески фонарей.
Он проснулся оттого, что почувствовал, как синьора Черони трясет его за плечо, распахнул глаза и увидел прямо перед собой стену. Он инстинктивно закрыл лицо руками и прижал голову к груди, ожидая удара. Ни удара, ни резкого звука не последовало. Машина стояла на месте. Двигатель был уже выключен.
— Мы в Венеции, — сказала она.
Он опустил руки и огляделся. Перед ним действительно была стена — стена гаража; слева и справа стояли припаркованные машины.
Она просунула руку между сиденьями и отстегнула ремень безопасности.
— Теперь, как я понимаю, вы отведете меня в квестуру.
Они дошли до пристани. Нужный им катер первого маршрута только-только отчалил. Брунетти посмотрел на часы и с изумлением обнаружил, что уже четвертый час. Он не позвонил Паоле. Не позвонил в квестуру, чтобы сообщить, чем он занимается.
Синьора Черони подошла к расписанию движения катеров, но разглядеть ничего не смогла. Тогда она достала из сумки очки и надела их.
— Следующий только через сорок минут, — сказала она, оглянувшись на Брунетти.
— Может, пешком? — предложил он. Сидеть на открытой пристани слишком холодно, а движение их согреет. Он, конечно, мог позвонить в квестуру, и за ними тут же прислали бы катер — но они, наверное, быстрее доберутся своим ходом.
— Я с удовольствием пройдусь. Взгляну в последний раз на город.
Брунетти показалось, что это прозвучало как-то слишком театрально, но он промолчал. Они свернули направо и пошли по набережной. Когда они добрались до первого моста, она спросила:
— Вы не будете возражать, если мы пройдемся по Риальто? Мне никогда не нравилась Страда-Нуова.
Брунетти молча следовал за ней до моста, который вел к Толентини, откуда потом, дворами, можно было дойти до Риальто. Она шла не торопясь и, казалось, не обращала никакого внимания на здания, мимо которых пролегал их путь. Временами Гвидо обгонял свою спутницу и останавливался на повороте или у подножия очередного мостика, поджидая ее. Они прошли мимо рыбного рынка, спустились к Риальто. На середине старинного моста она замерла на мгновенье — посмотрела налево, потом направо и на Большой канал, не забитый в этот поздний час разнокалиберными лодками. Они перешли Риальто и двинулись через Кампо-Сан-Бартоломео. Мимо прошел патрульный с овчаркой на поводке. Они молчали.
Когда они добрались до квестуры, было уже почти четыре. Брунетти постучал в тяжелую застекленную дверь. В комнате дежурного, справа от двери, зажегся свет. Дежурный, протирая глаза, подошел к двери и, узнав Брунетти, открыл ее и отдал честь.
— Здравствуйте, комиссар, — сказал он и покосился на женщину, стоявшую подле его начальника.
Брунетти поздоровался и спросил, нет ли среди дежурных офицеров женщины. Тот ответил, что нет. Тогда комиссар велел ему взять список сотрудников, позвонить первой по списку женщине и передать, что ее срочно вызывают в квестуру. Отдав это распоряжение, он отпустил молодого человека и повел синьору Черони через вестибюль, вверх по лестнице в свой кабинет. Отопление на ночь выключили, так что в здании было холодно и сыро. На площадке пятого этажа Брунетти остановился, открыл дверь кабинета и пропустил вперед синьору.
— Я бы хотела воспользоваться уборной.
— Извините! С этим придется подождать. Пока не появится женщина-офицер.
Она улыбнулась.
— Комиссар, вы что же, боитесь, что я покончу с собой? — Он промолчал. — Поверьте, это не мой вариант.
Он предложил ей сесть, а сам подошел к столу и, уставившись на его гладкую поверхность, стал перебирать какие-то бумажки. Никто из них не произнес ни слова за все пятнадцать минут, пока не появилась женщина-полицейский, средних лет дама, уже много лет служившая в полиции.
Как только коллега Брунетти вошла в его кабинет, он взглянул на Черони и сказал:
— Если хотите, можете сделать заявление. Офицер ди Чензо будет вашим свидетелем.
Черони отрицательно покачала головой.
— Вы хотели бы пригласить своего адвоката?
Опять молчаливый отказ.
Брунетти выждал несколько минут, потом обернулся к подчиненной и проговорил:
— Офицер, отведите, пожалуйста, синьору Черони в камеру. Если она захочет, может позвонить семье и адвокату. — Произнося это, он снова взглянул на Черони, но она еще раз мотнула головой.
Тогда комиссар снова обратился к коллеге:
— Эта женщина не должна ни с кем контактировать, ни из квестуры, ни откуда бы то ни было еще. Это ясно?
— Да, синьор, — отозвалась офицер ди Чензо. — Я должна оставаться с ней, синьор?
— Да, пока кто-нибудь вас не сменит, — ответил Брунетти и добавил, обращаясь к Черони:
— А с вами, синьора, мы еще пообщаемся попозже, сегодня утром.
Та кивнула, но ничего не сказала. Она встала и вышла вслед за ди Чензо, а он остался сидеть в своем кабинете, прислушиваясь к походке двух женщин: ровному и твердому шагу офицера и цокающему звуку каблуков синьоры Черони, звуку, за которым он следовал до Пьяццале Рома, звуку, который привел его к убийце троих человек.
Он написал краткий отчет: изложил суть своего разговора с синьорой Черони, отметил, что она отказалась вызывать своего адвоката и делать официальное признание. Этот документ он оставил дежурному с просьбой передать его лично вице-квесторе Патте или лейтенанту Скарпе — тому из них, кто первым появится на работе.
Дома Гвидо оказался часов в пять и сразу нырнул под одеяло рядышком с Паолой. Она пошевелилась, повернулась, уронила руку ему на лицо и пробормотала что-то невнятное. Уже засыпая, он вспомнил не лицо умирающей женщины, а Кьяру в обнимку с собачкой по имени «Гав». «Дурацкая кличка», — подумал он и уснул.
Глава 28
Проснувшись, Брунетти обнаружил, что Паола уже ушла и оставила ему записку, где сообщалось, что Кьяра вроде бы пришла в себя и спокойно отправилась в школу. Это послужило ему некоторым утешением, но чувство вины и жалости к дочке все еще не оставляло его. Он выпил кофе, долго стоял под душем и снова пил кофе, не в силах стряхнуть тяжелую пелену, сковавшую и душу и тело после вчерашней ночи. Ему вспомнилось время, когда он мог мгновенно включиться в работу после бессонной ночи или пережитого потрясения и трудиться дни напролет, не зная отдыха, если понимал, что делает это во имя истины или справедливости. Больше он так не мог. Нет, духом он вовсе не ослаб, даже наоборот, а вот тело уже подводило, ничего не попишешь.
Он заставил себя не думать об этом и вышел на улицу. Он шел и радовался колючему холодному воздуху и толпам спешащих по своим делам людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40