Его сопровождало голодное урчание давно не кормленных хищников. Вслед ему летели обидные клики обезьян.
Игнатьева он застал на том же месте.
В той же позе – полулежащим на желтых опилках близ загончика с баранами. На этот раз Игнатьев встретил Кофи как старого знакомого. Кряхтя, поднялся.
– Ты не представляешь, как спина болит. Это я однажды надрался и заснул в клетке со слоном. – Увидев недоверчивую улыбку Кофи, старший смотритель изобразил нечто похожее на крестное знамение. – Ну, в слоновнике. Что, не веришь? Вот те крест! Покормил я, значит, эту самую Берту и заснул рядом с ее корытом. Знаешь, от чего проснулся?
– Нет, – мотнул головой гражданин Бенина.
– Проснулся я от того, что эта скотина в темноте поставила на меня ногу!
Правда, не полностью оперлась, а слегка.
Я как заорал. Берта от меня как прыгнет.
Сорвала с петель дверь и рванула, скотина, по этому самому проходу, где я сейчас с тобой разговариваю. То-то было делов!
Они двинули в сторону клеток с хищниками. Внутри у Кофи все сжалось. Игнатьев потянул на себя одну из дверей.
– Но там же лев! – возмутился студент.
– Но ты же разносчик корма, – парировал старший смотритель и втолкнул студента в клетку.
Там уже находился какой-то человек в халате и совочком собирал львиные экскременты. Огромный косматый лев сидел в углу и внимательно смотрел на людей.
– А вы не боитесь, что он… того? – осторожно спросил Кофи.
– Ты не «товокай», – вдруг сказал рабочий, который чистил пол, и распрямился. – Давай-ка лучше вливайся в коллектив. С тебя шесть бутылок.
– Почему? – возмутился Кофи настолько, что почти забыл о присутствии льва. – Я сюда пришел деньги зарабатывать, а не пропивать!
– Эх ты, студент, – вздохнул чистильщик. – Как тебя зовут хоть?
– Кофи. Я здесь уже полдня, но мне никто так и не объяснил, в чем заключается моя работа.
– Видишь ли, Кофе, – с расстановкой начал чистильщик, – мы все когдато собирались зарабатывать, а не пропивать. Верно, Игнатьев?
– Ну. – только и сказал старший смотритель.
– Но это оказалось невозможным, Кофи! Оказалось, что денег платят так мало, что нормально на них жить нельзя. А когда человек живет ненормальной жизнью, ему остается только одно. Пить, пить и еще раз пить! Кстати, меня зовут Володей.
Чистильщик протянул мозолистую шершавую руку. Кофи пожал ее.
– У меня все равно нет денег, – угрюмо сказал вождь.
– Это ерунда. Деньги как навоз: сегодня нет, а завтра – воз, – продекламировал Володя. – Главное, чтобы ты влился в коллектив. Для этого мы снизим твой взнос до трех бутылок. И займем тебе денег. А с первой получки вернешь. Годится?
Льву, видимо, надоело совещание, уст – роенное двуногими безволосыми существами в его владениях. А может быть, лев просто вздохнул, тоскуя по вольной жизни. В любом случае для Кофи этот вздох прозвучал как грозный рык.
– Годится, – пролепетал молодой вождь.
– Ну что, Игнатьев? Таможня дает добро? – спросил чистильщик Володя. – Я пошел в гастроном?
– Давай.
Володя сунул в руки студенту совок и скрылся за дверью клетки.
– Я бы и сам мог сходить в гастроном, – заметил Кофи, боясь пошевелиться.
Лев заворочался. Встал. Потянулся.
Вытянулся метров до четырех. В нем было не меньше двухсот килограммов. Он встряхнул темно-рыжей гривой. Сделал в направлении людей шаг, другой…
Дальнейшее Кофи видел, как в тумане.
– Дай лапу! – приказал льву старший смотритель зверинца.
«Он, должно быть, еще так пьян, что не отдает себе отчета в том, что делает», – пронеслась страшная догадка в мозгу Кофи Догме.
– Не нужно, прошу вас, – прошептал Кофи.
Он не заметил, что перешел на родной язык. Не на французский, а именно на язык народа фон, который входит в подгруппу эве суданской группы языков.
Огромная лапа, удар которой убивает быка, поднялась с опил очной подсыпки.
Трясущейся рукой алкоголика Игнатьев поздоровался со львом.
– А ну протяни ему свою руку, студент… Да не писай, ничего он тебе не сделает. Должен же я вас познакомить, – тихо сказал старший смотритель и громко добавил: – Плант хороший, Плант умница! И Кофи хороший. А ну, Плант, дай-ка лапу Кофи. Дай этому черному свою лапку… Вот так, вот хорошо!
Кофи не помнил, как после этого рукопожатия оказался в проходе между клеток. «Солнечный бог, спаси и сохрани!»
– Игнатьев, я хочу в туалет, – заявил молодой вождь, едва придя в себя.
– Подожди, сейчас я тебя с тиграми познакомлю, – деловито буркнул Игнатьев и вставил ключ в соседнюю дверь. – А то Вовка прибежит, некогда будет.
– Может, не надо? – прошептал Кофи, покрываясь испариной. – Может, в другой раз?
Старший смотритель и ухом не повел.
Тигров оказалось шесть. Игнатьев подзывал их по одному, выкрикивая клички – Парус, Фрегат, Яхта, Шхуна, Корвет и Линкор.
Две самки и четыре самца. Они были неправдоподобно большие. Исполинские.
Вблизи Кофи видел их впервые в жизни.
Больше всего Кофи поразило, что лев рядом с ними выглядел бы мелким. В Африке принято считать льва царем зверей.
Какой уж там царь. Он в растяжке чуть достигал четырех метров. Тигры были такой длины в обычном состоянии. Три метра туловище плюс метровый хвост.
– Кофи хороший, Кофи умница! – то и дело звучало в клетке.
Кофи, не помня себя, тряс очередную смертоносную лапищу. Проход между клетками казался самым безопасным местом на свете.
После визита к тиграм насквозь мокрого от пота вождя вывернуло наизнанку прямо на желтых опилках. Он сегодня не завтракал, поэтому желудок выдавливал из себя только едкую слизь. Игнатьев стоял рядом и терпеливо ждал.
– Извините, – сказал Кофи, поднимаясь на ноги.
– Ничего, – благодушно мотнул голевой старший смотритель и хлопнул Кофи по плечу. – Ты крепкий парень. Обычно по первому разу обкакиваются.
Послышался чей-то топот. Кофи в ужасе обернулся, опасаясь увидеть несущегося прямо на них медведя, с которым еще не был лично знаком.
По желтому проходу мчался чистильщик клеток Володя. Кофи Догме был искренне рад его видеть. Пожалуй, больше всего на свете вождь хотел сейчас водки.
Ох уж эти русские!
Местом вливания в коллектив избрали было подсобку, где стояли метлы, щетки, веники и совки.
– А как же Трофим? – спросил Кофи. – Он просил без него не начинать.
Володя с Игнатьевым переглянулись.
Володя, у которого лучше был подвешен язык, чем у его непосредственного начальника, согласился:
– А ты, парень, хоть и черный, умеешь держать слово.
У Трофима на складе было гораздо удобнее, чем в подсобке с метлами. Кладовщика разбудили. Его похожее на подошву лицо обратилось к наручным часам. Сплавленные губы расплавились:
– От молодцы. В самый раз пообедать.
Выпив литр воды из носика чайника, он запер изнутри дверь на ключ. Разгреб в стороны бумаги на своей конторке. На месте бумаг появились стаканы, соленые кильки в бумажном кульке и салат из капусты в пол-литровой банке. Выстроились в колонну три бутылки «Столичной».
– Как там тебя? – наморщил лоб чистильщик Володя.
– Кофи.
– Глазом бутылки открывать умеешь?
– Мой дедушка был вождем.
Володе не понравился такой ответ.
– Я не спрашиваю, кем был твой дедушка. Хоть президентом США. Пускай твой дедушка хоть Маргарет Тэтчер.
Я спрашиваю: глазом бутылки открывать умеешь?
– Не пробовал, – честно признался Кофи.
– Научим?
Володя зачем-то понюхал горбушку хлеба и посмотрел на старшего смотрителя.
– Опасно. – Игнатьев не хотел рисковать. – Вдруг у негров надбровные дуги слабые. Уволят.
– Уволят, – тяжело вздохнув, согласился Володя. – Тогда открывай ты, Трофим. Твой черед.
Кладовщик взял бутылку, сунул жестяной крышечкой себе в правый глаз и сомкнул веки. Постоял, примериваясь и усиливая хватку. Резко дернул головой.
Сорванная крышечка выпала из глаза и покатилась по полу. Трофим опорожнил бутылку в четыре граненых стакана и поднял свой.
– Ровно по сто двадцать пять грамм, – проскрежетал он хрипло. – Со вливанием тебя в коллектив, студент!
Кофи пятый год жил в России, поэтому пил наравне со всеми. Необычным было то, как персонал циркового зверинца закусывал.
Кильку брали за хвостик, бросали в рот, прожевывали и глотали. С кишками, головой и, разумеется, с хвостиком. И руки оставались чистыми, и рыбьих отходов нигде не было. Вернее, руки оставались очень грязными, но не от кильки.
После второго стакана так попробовал сделать Кофи и очень обрадовался, когда у него получилось. На зубах хрустел позвоночник, но это уже не имело значения. Вливание в коллектив произошло, и молодой вождь был этим вполне доволен.
12
Черным выдался сентябрь для семьи Кондратьевых. Гнетущая атмосфера страха и неопределенности царила в их квартире.
– Ну что, ничего нового? – тревожно спрашивал Василий Константинович, приходя со складов фирмы «Тоусна».
– Господи, Васенька, не молодых же людей ищут! – по-солдатски прямолинейно отвечала Елена Владимировна. – Отсутствие новостей – самая лучшая сейчас новость!
– Как это все странно, Лена, – повторял Василий Константинович, – как это все странно…
Чтобы отвлечься от черных мыслей, он садился к телевизору. Войны, землетрясения, исламский терроризм, захват и освобождение заложников, государственные перевороты не были для отставного полковника абстракциями, как для большинства телезрителей.
Когда сообщалось, что в Алжире фундаменталисты вырезали жителей очередной деревни, Василий Кондратьев знал, какую картину заставали прибывшие на место войска и медики. Мужчинам перед смертью отрезали половые органы и засовывали в рот.
Когда-то арабы расправлялись так с французскими колонистами. Теперь – со своими. Эта североафриканская традиция распространилась и на метрополию: в самой Франции ультраправые молодчики казнили подобным образом противников из арабских банд.
Когда перуанский спецназ освобождал резиденцию японского посла в Лиме, полковник пытался ставить себя на место любого из этих здоровенных тренированных парней. Да, вот здесь бы он тоже выстрелил. А вот здесь спустился бы с крыши и ввалился бы в окно, поливая из автомата поверх голов… Он был уверен, что дело происходило именно так, хотя оператору удалось заснять лишь кусочек крыши.
И одинокого парня в маске со страховочным фалом на телеантенне.
Конечно, полковник не имел в виду себя нынешнего, пятидесятишестилетнего. В спецназе, как в спорте. Непосредственное участие в операциях принимает молодежь…
Несчастье сплотило семью. Разумеется, Катя с Борисом не так остро воспринимали исчезновение бабушки с дедушкой в Васнецовке, но и они старались не возвращаться домой поздно.
Возродились давно позабытые семейные ужины. Елена Владимировна словно задалась целью поднять всем настроение с помощью кулинарии.
В эти черные сентябрьские дни по большой трехкомнатной квартире Кондратьевых плавали ароматы деликатесов.
Рецепты Елена Владимировна выбирала такие, чтобы пропадать на кухне весь день. Пока дочь с мужем на работе, а сын в институте. Стряпня в первую очередь нужна была ей самой.
Питание студентов во все времена отличалось скудностью. Особенно в трудное время реформ. Когда Катя втащила Кофи за собой в прихожую, молодой вождь закачался от запахов. Раздулись широкие ноздри.
– Сейчас умру, – простонал Кофи, – сейчас…
– Дурак, – шепнула ему на ухо девушка, – ты ж нашего мальчика безотцовщиной сделаешь!
Телевизор закончил выдавать очередную порцию войн, землетрясений, исламского терроризма, захвата и освобождения заложников, государственных переворотов. Загремела эстрадная музыка. Василий Константинович в раздражении вскочил и приглушил звук.
– Какая мерзость, – поморщился полковник. – У нас же была великая эстрада. Марк Бернес, Леонид Утесов, Ян Френкель, Эдита Пьеха, Марк Фрадкин…
А Зыкина? Где Людмила Зыкина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Игнатьева он застал на том же месте.
В той же позе – полулежащим на желтых опилках близ загончика с баранами. На этот раз Игнатьев встретил Кофи как старого знакомого. Кряхтя, поднялся.
– Ты не представляешь, как спина болит. Это я однажды надрался и заснул в клетке со слоном. – Увидев недоверчивую улыбку Кофи, старший смотритель изобразил нечто похожее на крестное знамение. – Ну, в слоновнике. Что, не веришь? Вот те крест! Покормил я, значит, эту самую Берту и заснул рядом с ее корытом. Знаешь, от чего проснулся?
– Нет, – мотнул головой гражданин Бенина.
– Проснулся я от того, что эта скотина в темноте поставила на меня ногу!
Правда, не полностью оперлась, а слегка.
Я как заорал. Берта от меня как прыгнет.
Сорвала с петель дверь и рванула, скотина, по этому самому проходу, где я сейчас с тобой разговариваю. То-то было делов!
Они двинули в сторону клеток с хищниками. Внутри у Кофи все сжалось. Игнатьев потянул на себя одну из дверей.
– Но там же лев! – возмутился студент.
– Но ты же разносчик корма, – парировал старший смотритель и втолкнул студента в клетку.
Там уже находился какой-то человек в халате и совочком собирал львиные экскременты. Огромный косматый лев сидел в углу и внимательно смотрел на людей.
– А вы не боитесь, что он… того? – осторожно спросил Кофи.
– Ты не «товокай», – вдруг сказал рабочий, который чистил пол, и распрямился. – Давай-ка лучше вливайся в коллектив. С тебя шесть бутылок.
– Почему? – возмутился Кофи настолько, что почти забыл о присутствии льва. – Я сюда пришел деньги зарабатывать, а не пропивать!
– Эх ты, студент, – вздохнул чистильщик. – Как тебя зовут хоть?
– Кофи. Я здесь уже полдня, но мне никто так и не объяснил, в чем заключается моя работа.
– Видишь ли, Кофе, – с расстановкой начал чистильщик, – мы все когдато собирались зарабатывать, а не пропивать. Верно, Игнатьев?
– Ну. – только и сказал старший смотритель.
– Но это оказалось невозможным, Кофи! Оказалось, что денег платят так мало, что нормально на них жить нельзя. А когда человек живет ненормальной жизнью, ему остается только одно. Пить, пить и еще раз пить! Кстати, меня зовут Володей.
Чистильщик протянул мозолистую шершавую руку. Кофи пожал ее.
– У меня все равно нет денег, – угрюмо сказал вождь.
– Это ерунда. Деньги как навоз: сегодня нет, а завтра – воз, – продекламировал Володя. – Главное, чтобы ты влился в коллектив. Для этого мы снизим твой взнос до трех бутылок. И займем тебе денег. А с первой получки вернешь. Годится?
Льву, видимо, надоело совещание, уст – роенное двуногими безволосыми существами в его владениях. А может быть, лев просто вздохнул, тоскуя по вольной жизни. В любом случае для Кофи этот вздох прозвучал как грозный рык.
– Годится, – пролепетал молодой вождь.
– Ну что, Игнатьев? Таможня дает добро? – спросил чистильщик Володя. – Я пошел в гастроном?
– Давай.
Володя сунул в руки студенту совок и скрылся за дверью клетки.
– Я бы и сам мог сходить в гастроном, – заметил Кофи, боясь пошевелиться.
Лев заворочался. Встал. Потянулся.
Вытянулся метров до четырех. В нем было не меньше двухсот килограммов. Он встряхнул темно-рыжей гривой. Сделал в направлении людей шаг, другой…
Дальнейшее Кофи видел, как в тумане.
– Дай лапу! – приказал льву старший смотритель зверинца.
«Он, должно быть, еще так пьян, что не отдает себе отчета в том, что делает», – пронеслась страшная догадка в мозгу Кофи Догме.
– Не нужно, прошу вас, – прошептал Кофи.
Он не заметил, что перешел на родной язык. Не на французский, а именно на язык народа фон, который входит в подгруппу эве суданской группы языков.
Огромная лапа, удар которой убивает быка, поднялась с опил очной подсыпки.
Трясущейся рукой алкоголика Игнатьев поздоровался со львом.
– А ну протяни ему свою руку, студент… Да не писай, ничего он тебе не сделает. Должен же я вас познакомить, – тихо сказал старший смотритель и громко добавил: – Плант хороший, Плант умница! И Кофи хороший. А ну, Плант, дай-ка лапу Кофи. Дай этому черному свою лапку… Вот так, вот хорошо!
Кофи не помнил, как после этого рукопожатия оказался в проходе между клеток. «Солнечный бог, спаси и сохрани!»
– Игнатьев, я хочу в туалет, – заявил молодой вождь, едва придя в себя.
– Подожди, сейчас я тебя с тиграми познакомлю, – деловито буркнул Игнатьев и вставил ключ в соседнюю дверь. – А то Вовка прибежит, некогда будет.
– Может, не надо? – прошептал Кофи, покрываясь испариной. – Может, в другой раз?
Старший смотритель и ухом не повел.
Тигров оказалось шесть. Игнатьев подзывал их по одному, выкрикивая клички – Парус, Фрегат, Яхта, Шхуна, Корвет и Линкор.
Две самки и четыре самца. Они были неправдоподобно большие. Исполинские.
Вблизи Кофи видел их впервые в жизни.
Больше всего Кофи поразило, что лев рядом с ними выглядел бы мелким. В Африке принято считать льва царем зверей.
Какой уж там царь. Он в растяжке чуть достигал четырех метров. Тигры были такой длины в обычном состоянии. Три метра туловище плюс метровый хвост.
– Кофи хороший, Кофи умница! – то и дело звучало в клетке.
Кофи, не помня себя, тряс очередную смертоносную лапищу. Проход между клетками казался самым безопасным местом на свете.
После визита к тиграм насквозь мокрого от пота вождя вывернуло наизнанку прямо на желтых опилках. Он сегодня не завтракал, поэтому желудок выдавливал из себя только едкую слизь. Игнатьев стоял рядом и терпеливо ждал.
– Извините, – сказал Кофи, поднимаясь на ноги.
– Ничего, – благодушно мотнул голевой старший смотритель и хлопнул Кофи по плечу. – Ты крепкий парень. Обычно по первому разу обкакиваются.
Послышался чей-то топот. Кофи в ужасе обернулся, опасаясь увидеть несущегося прямо на них медведя, с которым еще не был лично знаком.
По желтому проходу мчался чистильщик клеток Володя. Кофи Догме был искренне рад его видеть. Пожалуй, больше всего на свете вождь хотел сейчас водки.
Ох уж эти русские!
Местом вливания в коллектив избрали было подсобку, где стояли метлы, щетки, веники и совки.
– А как же Трофим? – спросил Кофи. – Он просил без него не начинать.
Володя с Игнатьевым переглянулись.
Володя, у которого лучше был подвешен язык, чем у его непосредственного начальника, согласился:
– А ты, парень, хоть и черный, умеешь держать слово.
У Трофима на складе было гораздо удобнее, чем в подсобке с метлами. Кладовщика разбудили. Его похожее на подошву лицо обратилось к наручным часам. Сплавленные губы расплавились:
– От молодцы. В самый раз пообедать.
Выпив литр воды из носика чайника, он запер изнутри дверь на ключ. Разгреб в стороны бумаги на своей конторке. На месте бумаг появились стаканы, соленые кильки в бумажном кульке и салат из капусты в пол-литровой банке. Выстроились в колонну три бутылки «Столичной».
– Как там тебя? – наморщил лоб чистильщик Володя.
– Кофи.
– Глазом бутылки открывать умеешь?
– Мой дедушка был вождем.
Володе не понравился такой ответ.
– Я не спрашиваю, кем был твой дедушка. Хоть президентом США. Пускай твой дедушка хоть Маргарет Тэтчер.
Я спрашиваю: глазом бутылки открывать умеешь?
– Не пробовал, – честно признался Кофи.
– Научим?
Володя зачем-то понюхал горбушку хлеба и посмотрел на старшего смотрителя.
– Опасно. – Игнатьев не хотел рисковать. – Вдруг у негров надбровные дуги слабые. Уволят.
– Уволят, – тяжело вздохнув, согласился Володя. – Тогда открывай ты, Трофим. Твой черед.
Кладовщик взял бутылку, сунул жестяной крышечкой себе в правый глаз и сомкнул веки. Постоял, примериваясь и усиливая хватку. Резко дернул головой.
Сорванная крышечка выпала из глаза и покатилась по полу. Трофим опорожнил бутылку в четыре граненых стакана и поднял свой.
– Ровно по сто двадцать пять грамм, – проскрежетал он хрипло. – Со вливанием тебя в коллектив, студент!
Кофи пятый год жил в России, поэтому пил наравне со всеми. Необычным было то, как персонал циркового зверинца закусывал.
Кильку брали за хвостик, бросали в рот, прожевывали и глотали. С кишками, головой и, разумеется, с хвостиком. И руки оставались чистыми, и рыбьих отходов нигде не было. Вернее, руки оставались очень грязными, но не от кильки.
После второго стакана так попробовал сделать Кофи и очень обрадовался, когда у него получилось. На зубах хрустел позвоночник, но это уже не имело значения. Вливание в коллектив произошло, и молодой вождь был этим вполне доволен.
12
Черным выдался сентябрь для семьи Кондратьевых. Гнетущая атмосфера страха и неопределенности царила в их квартире.
– Ну что, ничего нового? – тревожно спрашивал Василий Константинович, приходя со складов фирмы «Тоусна».
– Господи, Васенька, не молодых же людей ищут! – по-солдатски прямолинейно отвечала Елена Владимировна. – Отсутствие новостей – самая лучшая сейчас новость!
– Как это все странно, Лена, – повторял Василий Константинович, – как это все странно…
Чтобы отвлечься от черных мыслей, он садился к телевизору. Войны, землетрясения, исламский терроризм, захват и освобождение заложников, государственные перевороты не были для отставного полковника абстракциями, как для большинства телезрителей.
Когда сообщалось, что в Алжире фундаменталисты вырезали жителей очередной деревни, Василий Кондратьев знал, какую картину заставали прибывшие на место войска и медики. Мужчинам перед смертью отрезали половые органы и засовывали в рот.
Когда-то арабы расправлялись так с французскими колонистами. Теперь – со своими. Эта североафриканская традиция распространилась и на метрополию: в самой Франции ультраправые молодчики казнили подобным образом противников из арабских банд.
Когда перуанский спецназ освобождал резиденцию японского посла в Лиме, полковник пытался ставить себя на место любого из этих здоровенных тренированных парней. Да, вот здесь бы он тоже выстрелил. А вот здесь спустился бы с крыши и ввалился бы в окно, поливая из автомата поверх голов… Он был уверен, что дело происходило именно так, хотя оператору удалось заснять лишь кусочек крыши.
И одинокого парня в маске со страховочным фалом на телеантенне.
Конечно, полковник не имел в виду себя нынешнего, пятидесятишестилетнего. В спецназе, как в спорте. Непосредственное участие в операциях принимает молодежь…
Несчастье сплотило семью. Разумеется, Катя с Борисом не так остро воспринимали исчезновение бабушки с дедушкой в Васнецовке, но и они старались не возвращаться домой поздно.
Возродились давно позабытые семейные ужины. Елена Владимировна словно задалась целью поднять всем настроение с помощью кулинарии.
В эти черные сентябрьские дни по большой трехкомнатной квартире Кондратьевых плавали ароматы деликатесов.
Рецепты Елена Владимировна выбирала такие, чтобы пропадать на кухне весь день. Пока дочь с мужем на работе, а сын в институте. Стряпня в первую очередь нужна была ей самой.
Питание студентов во все времена отличалось скудностью. Особенно в трудное время реформ. Когда Катя втащила Кофи за собой в прихожую, молодой вождь закачался от запахов. Раздулись широкие ноздри.
– Сейчас умру, – простонал Кофи, – сейчас…
– Дурак, – шепнула ему на ухо девушка, – ты ж нашего мальчика безотцовщиной сделаешь!
Телевизор закончил выдавать очередную порцию войн, землетрясений, исламского терроризма, захвата и освобождения заложников, государственных переворотов. Загремела эстрадная музыка. Василий Константинович в раздражении вскочил и приглушил звук.
– Какая мерзость, – поморщился полковник. – У нас же была великая эстрада. Марк Бернес, Леонид Утесов, Ян Френкель, Эдита Пьеха, Марк Фрадкин…
А Зыкина? Где Людмила Зыкина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31