Бой в городе не затихал. Вспышки прочерчивали темень то справа, то слева. Где-то глухо взрывались снаряды и почти непрерывно, один за другим, принимались строчить автоматы.
Андрей донес Олега до угла. Здесь они сделали передышку. Голень горела огнем, ноги отказывались повиноваться.
— Нет, больше не могу, — прошептал Беляев пересохшими губами.
— Надо дойти хотя бы до того дома! Здесь мы на самом виду…
— Иди один…
— Кончай дурить, — с каким-то остервенением Андрей взял его под мышки и поволок по разбитому асфальту.
Они все время держались в тени какого-то здания. Мозг Олега судорожно, из последних сил, цеплялся за нити реальности. Впереди показалась распахнутая дверь. Они пролезли в нее, а потом наступила могильная тишина. Олег видел вспышки, голову Андрея рядом с собой. Дальше они поползли. Андрей что-то говорил. Беляев видел его шевелящиеся губы, но ничего не слышал: в ушах стояла мертвая тишина. Андрей остановился. Его лицо было красным. И все вокруг стало красным в этой липкой, застилавшей глаза пелене. У Олега уже не было сил разжать зубы и сказать, что он ничего не слышит. Он только отрицательно покачал головой. Тогда Андрей снова взвалил его себе на спину и пополз…
…— Живи пока у нас, — старик хлопнул Беляева по колену. — Квартирка маленькая, но ничего, поместимся. Я уж привык спать на кухне.
Он снова плеснул себе водки и выпил. Потом, сокрушенно мотая головой, взялся за ботинок с оторванной подошвой. Лена все еще стояла в дверях. Взгляд Олега задержался на ней, и она, потупившись, отвела глаза. На ее овальном личике проступила легкая краска.
Беляев перевел взгляд на окно. Было еще светло. В лучах вечернего солнца ярко зеленела листва тополей.
— Где находится этот пункт? — спросил он.
— А здесь, недалеко, на Профсоюзной…
* * *
Над кишащей машинами улицей висело пыльное марево. Солнце жарило немилосердно. У метро было особенно многолюдно. Толпа, выходя из подземного перехода, валила мимо киосков, столов с выпечкой, книгами, цветами. Еще раз взглянув на бумажку с нарисованным планом, Беляев подошел к угловому многоэтажному дому. Первый этаж занимал магазин модной одежды. Сбоку возле дома имелся свободный пятачок, где стояло несколько машин, в основном иномарок. Здесь же, на углу, виднелись зарешеченное окно и закрытая дверь, над которой красовалась яркая вывеска: «Обмен валюты». Маленький бумажный квадратик на двери сообщал, что пункт закрыт «по техническим причинам».
Значит, это было здесь, подумал Олег, оглядываясь. А вот и пятна крови на асфальте, их так и не отмыли толком. Николай Петрович говорил, что Андрей лежал у самой двери, справа. Выходит, эти пятна — его кровь…
Олега замутило. Сердце отчаянно забилось и было готово выпрыгнуть из груди. Перед глазами вновь встала слепящая тьма чеченской ночи. Усилием воли Беляев отогнал от себя подступающий кошмар. Медленно, как в гипнотическом трансе, он подошел к цветочницам. Купил четыре красные розы и возложил их на место гибели друга. При этом его вдруг пронзила мысль, что кровь, растекшаяся на асфальте, является их общей кровью. В госпитале, куда доставили Олега, ему делали переливание. И первым, кто дал ему кровь, был Андрей.
Подавив в себе воспоминания, Беляев выпрямился. Постояв минуту, он двинулся прочь от этого зловещего места.
Проходя мимо торговок цветами, он остановился, услышав их разговор о недавнем происшествии у обменного пункта. Торговки видели, как Олег положил цветы, и, проникнувшись к нему сочувствием (видать, убили кого-то из родных!), принялись наперебой рассказывать ему о случившемся. Оказалось, что они работали здесь в тот злосчастный день и все видели.
— Бандюги подъехали, когда деньги из обменки выносили, — говорила тощая черноволосая дама лет двадцати пяти, держа на отлете дымящуюся сигарету. — На «Жигулях», «восьмерка», кажется, да? — обернулась она к товарке.
— «Восьмерка», «восьмерка», — закивала та, — а из нее выскочили трое в черных масках и давай палить.
— Их вообще четверо было, — перебила ее черноволосая, — четвертый был за рулем, в машине остался. Мы, как услышали выстрелы, так перепугались! Маринка вообще на землю легла!..
— И правильно сделала, — заметила подошедшая послушать разговор третья торговка. — А то могло и убить шальной пулей.
— Из обменки вышел охранник, так его тут же и убили, — затянувшись сигаретой, продолжала черноволосая. — Он лежал, истекал кровью, а они в это время стреляли по машине инкассаторов! Страху-то было! Шофера застрелили, потом стали из машины к себе в «Жигули» мешки с деньгами перекидывать…
— Я не выдержала и кричу: милиция! милиция! — заговорила вторая цветочница. — Так ни одной милицейской рожи не появилось! Только когда они уехали, менты пожаловали!
— А они всегда так, — сказала черноволосая. У уличных торговок, как видно, были веские причины не любить московскую милицию. — Как нужно бандитов ловить, их нет, а лицензию на торговлю по три раза в день проверять подходят!
Олег слушал молча, иногда кивал. В голове было пусто, на душе — тяжко. Хотелось пойти и напиться.
Его внимание привлек пожилой толстяк, сидевший поодаль на складном стульчике. Перед ним на столе были разложены билеты «русского лото». Толстяк энергично подзывал Олега рукой.
Беляев подошел. Толстяк тоже видел, как Олег возложил цветы, поэтому первый его вопрос был соболезнующий:
— Брата, наверное, убили?
— Друга.
— А-а… Понятно… Надо же, среди бела дня, на глазах у всего народа! Мафия совсем обнаглела.
— Вы тоже видели?
— А как же! Я тут каждый день сижу, все видел как на ладони. Ну и наглые же попались типы! А их главарь, который перестрелял троих, действовал так спокойно, уверенно, как будто даже и не спешил никуда.
Олег вздрогнул, посмотрел на толстяка внимательнее.
— Мне говорили, что убили троих.
— Ну да.
— И всех убил один?
— Я это видел собственными глазами. Он тоже был в маске, но как-то выделялся среди других. Держался, что ли, увереннее. Приказывал им. Точно, это был главарь…
— И что же, те, кто был в инкассаторской машине, даже ни разу не выстрелили?
— Да ты встань здесь, чего на дороге стоять… Олег зашел за столик и присел рядом с толстяком на корточки.
— Они все точно рассчитали. И когда подъехать, и как действовать… Такие налеты с бухты-барахты не делаются, к ним неделями готовятся, изучается обстановка, все рассчитывается досконально… — объяснил словоохотливый толстяк, видимо, большой знаток криминальной литературы и всего, что связано с преступным миром. — Реально оказать им сопротивление мог только охранник обменного пункта. Поэтому они застрелили его в первую очередь.
— А что же охрана инкассаторской машины?
— Ты слушай, — толстяк, понизив голос, взял Олега за рукав. — Инкассаторская машина знаешь какой была?
— Какой?
— Бронированный «Мерседес». Сейф на колесах. Его хрен откроешь… Так вот. Охранник машины был в сговоре с бандитами. Я все видел прекрасно. Когда они выскочили из своего «жигуля», он даже пистолета не вытащил, наоборот, услужливо открыл им заднюю дверцу «Мерседеса». Дескать, берите денежки, господа бандиты!
Беляев недоверчиво покосился на него.
— Вы в этом уверены?
— Стопроцентной гарантии дать не могу, все произошло очень быстро, за всем, может быть, и не уследишь сразу, но у меня впечатление, что он им подыгрывал. Да чего там — «впечатление»… Точно, ихний был!
— Но охранник инкассаторской машины, насколько я знаю… убит?
— Ну да. Когда охранник открыл им дверцу «Мерседеса», главарь его хладнокровно расстрелял. Тот этого, конечно, не ожидал. Он в этот момент стоял к главарю спиной… Представляешь, охранник во время налета оборачивается к бандитам спиной? Это о чем-то говорит? Главарь выпустил в него две пули. Стрелял почти в упор, приставив пистолет к затылку.
— Но какой ему смысл убивать своего? Вопрос показался толстяку наивным, он снисходительно улыбнулся.
— Как — «какой смысл»? Да чтоб деньги не платить. Гонорар за пособничество. Да заодно и лишнего свидетеля убрать. Этот охранник, видно, был у них одноразовый…
— Одноразовый? — не понял Олег.
— Ну, это выражение такое, — пояснил толстяк. — Когда бандюги нанимают кого-нибудь подсобить им в грязном деле, например, убить кого-нибудь или, вот как сейчас, инкассаторскую машину открыть, то часто вместо платы они потом этого наемника убивают. Охранника с машины тоже, видно, подкупили, а когда он сделал свое дело, его убрали. Причем кокнули тут же, не отходя, как говорится, от кассы.
— Это тоже сделал главарь?
— Он. Вообще стрелял он один, остальные только пушками размахивали.
— Как он выглядел?
— Пожалуй, повыше остальных… Да, высокий такой, плечистый. Спортсмен, наверное. Одет был В коричневую клетчатую рубашку, черные джинсы… А милицейская машина только через десять минут подъехала. Десять минут форы! Их, конечно, уж и след простыл!
* * *
Наутро Беляев проснулся с чудовищной головной болью. В мозгу, казалось, стучал громадный отбойный молоток, перед глазами плавали желтые круги, тело было ватным, непослушным, любое движение давалось с трудом. Вчера, после посещения места гибели Андрея, он «гудел» в ближайшем баре и еле разыскал пятиэтажку, где жил Николай Петрович. А сегодня надо было ехать в морг, оттуда в церковь, а потом на кладбище. Николай Петрович дал ему выпить рассола, Лена ходила к соседке за какими-то таблетками от похмелья.
Олег сидел на диване, сжимая руками виски. Накатывала тошнота, во рту разливалась горечь. Давясь и морщась, протолкнул внутрь «лекарство», отдышался, закурил сигарету. Но во время еды опять начало тошнить. Казалось, желудок выворачивается наизнанку.
— Елена, налей ему стопку, — сказал наконец Николай Петрович. — Эк развезло парня!..
Открытый гроб, в котором лежал Андрей, выкатили на тележке из дверей морга. Беляев уже достаточно насмотрелся на покойников, чтобы понять, что лицо Андрея подгримировали. Оно выглядело слишком розовым, слишком живым в объятиях смерти, и это почему-то не понравилось Олегу. У него было ощущение, что тело, которое он катит на тележке к похоронному автобусу, принадлежит незнакомому человеку. «Раскрашенная кукла, —сдерживая слезы, злобно думал он. — Это не Андрей. Друг просто ушел и больше не придет…»
В квартире был накрыт стол. На поминки пришли какие-то старухи — соседки Николая Петровича по дому. Из друзей Андрея, кроме Олега, был еще какой-то парень, с которым Андрей вместе учился.
Во время похорон Лена была очень бледна. На поминках она едва притронулась к еде.
— Не могу, — призналась она Николаю Петровичу, откладывая вилку. — Мне что-то плохо.
Пожилая соседка отвела ее к себе в квартиру. Вскоре туда вызвали неотложку. Вечером старик сообщил Олегу, что у Лены будет ребенок. Так сказали врачи.
За окном сгустилась темнота. Лена лежала у себя за ширмой. Олег и Николай Петрович сидели за столом в дальнем углу комнаты и тихо разговаривали.
— Уеду, — говорил Беляев, мотая русой головой. — Мне здесь теперь делать нечего.
— А то поживи еще немного, — уговаривал Николай Петрович. — Хоть до сорока дней подожди.
Сжимая кулаки, Олег тяжелым, остановившимся взглядом смотрел на фотографию Андрея, стоявшую на тумбочке. Перед карточкой поставили рюмку водки и положили кусок черного хлеба. Со снимка на Олега глядел улыбающийся парень, с темными зачесанными назад волосами и с продетым в ухо кольцом.
— Пару дней, может, побуду. Коли я тут, загляну-ка к Пашке Буланцеву, он с нами в Чечне служил, только раньше дембельнулся. Андрей мне писал, что Пашка сейчас работает в баре. Бармен, значит. Надо будет проведать.
— Пашу Буланцева я знаю, он был у нас два раза, — сказал Николай Петрович. — Я бы его позвал на похороны, только адрес куда-то запропастился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29