— Настаиваю. Уверен, — односложно подтвердил Тарас Викторович. Подражая собеседнику, щелчком сбросив с носа слишком уж нахального комара. — Разве имеются другие версии?
— Имеются, — неуверенно проговорил особист. — Не забывай какой об»ект возводит рота, возглавляемая капитаном. Все на стройке тщательно проверены, имеют соответствующие допуски. Система проверок отработана и сбои невозможны. Твою версию сообщили из Хабаровска, но я с ней категорически не согласен. Поэтому криминальное прошлое Королева отпадает. Убежден, капитана похитили. Похищение не обошлось без зарубежной разведки. Схватили капитана, упрятали в тайге и сейчас выдаивают из него секретные сведения… Из этого и следует исходить.
Добято иронически вздернул правую бровь, пожал плечами. Зациклились госбезопасники на шпионаже, ищут агентов зарубежных спецслужб везде: в постелях любовниц, на свинофермах, в унитазах. Неужели и у этого фээсбэшника работает тот же гипноз, что у его начальников? Или — придуривается, набивает себе цену?
Конечно, Тарасик — не восторженный поклонник всеобщего разоружения и сердечной дружбы с тем же ЦРУ. Шпионаж был, есть и будет. Но в данном случае происками зарубежных спецслужб даже не пахнет — примитивная уголовщина. Да и что секретного может таиться в мозгу командира роты? Уж если и похищать, то начальника строительного участка либо кого-нибудь из ракетной части!
Но портить отношения со всезнающим госбезопасником не хотелось. В конце концов, он — единственная опора одинокого сыщика. Если не считать командира отряда.
— Ради Бога, исходи. Только мне не мешай. Знаешь, что происходит на кухне при двух хозяйках? — особист недоуменно вытаращил глаза. — Вижу, не знаешь. Бардак получается, вот что! Супы пересолены, картоха пригорает, котлеты пережариваются… Вот так! — торжествующе воскликнул Тарасик, пристукнув ещё одного комара. Будто вторую, мешающую ему «хозяйку». — Поэтому либо мы скоординируем свои планы, либо — жопка об жопку, кто дальше отлетит!
— Что ты имеешь в виду под «координацией» планов? — потерзал нос Михаил, будто подоил корову. — Если считаешь — криминал, а я — шпионаж, о какой координации можно говорить?
— Очень просто. Ты передаешь мне свою информацию, я тебе — свою. Остальное — по ходу дела. Клеймо шпиона так легко не приклеивается, значит, имеешь за пазузой соответствующие факты.
Особист закурил очередную, десятую по счету, сигарету. Похоже, никаких фактов у него не было, единственное желание — спровадить настырного сыскаря, не дать ему копаться в чужом бельишке.
Наверно, комары уже привыкли к табачному дыму, принялись чаще и чаще пикировать на толстый нос Михаила и лысину Тарасика. Злющие укусы мешали думать и говорить.
Собеседники помолчали. Смолили сигарету за сигаретой, хлестали себя сорванными ветками. Предложение сыщика повисло в воздухе, он не услышал ни отказа, ни согласия.
— Слышал, решил поохотиться, — многозначительно прищурился Михаил. — Благое дело, сам бы не отказался, да вот — заели дела… Конечно, охотиться будешь в окрестностях Голубого распадка?
— Начну там, после — куда кривая выведет, — схитрил Тарасик. — А что?
— Нет, нет, возражать не имею права… Когда едешь?
— Завтра утром.
— Гляди, поосторожней. Есть ориентировка — в округе завелись бандиты. Двое зеков, осужденных на длительные сроки, убили охранников и пустились в бега. Намечено прочесывание тайги вокруг об»ектов. С этой задачей я и приехал. Не напорись на нож или, тем паче, пулю…
— Спасибо за предупреждение. Учту.
Вот и весь разговор — сумбурный, туманный, ничего конкретного — одни домыслы и предупреждения. На прощание Михаил, поколебавшись, все же пооткровенничал.
— В Голубом распадке есть мой человек. Открыть его не имею права. Сам должен понимать — не маленький… Единственно, что могу сделать — нацелить агента. Когда придется тебе туго — поможет.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил сыщик. — При случае в долгу не останусь, — щедро пообещал он. Будто за его спиной стоял добрый десяток оперативников. — Кстати, у меня имеется просьбишка. Сделаешь — буду благодарен, откажешься — не обижусь.
— Постараюсь, — осторожно пообещал особист. — Если, конечно, в моих силах…
— В твоих, в твоих… Свяжись с начальством, пусть блокируют район Медвежьей Пади и Голубого распадка, наглухо закроют аэропорта, железные дороги, хотя бы основные автомагистрали. Желательно, известные вам тропы контрабандистов.
— Боишься — выскользнет?
— Еще как боюсь, — признался сыщик. — До рези в желудке, до головокружения…
— Не бери в голову, сыскарь, демаю, что и без наших с тобой советов, все вокруг уже заблокировано — мышь не выскользнет.
Добято не притворялся, он действительно испытывал мерзкое чувство самого настоящего страха. Выскользнет из расставленных силков Убийца, как уже не раз выскальзывал, гоняйся тогда за ним по матушке-России, вынюхивай то стародавний, то свежий след кровавого маньяка…
19
Шагал Добято в штаб и насмешливо улыбался. Не успел приехать и сразу начал обрастать помощничками. Прапорщик, он же «юрист» и «опытный сыскарь». Всезнающий и хитроумный особист Михаил. Теперь ещё — его сексот, секретный сотрудник. С такой компанией не повязать убийцу — впору писать рапорт с просьбой немедленно отправить на пенсию.
Возле входа поглаживал тощий живот постоянный дневальный — худющий до прозрачности солдатик. Наверно, определили его на бездельную должность по причине «профнепригодности», пожалели слабосильного парня. А что ему прикажете поручить на стройке: бетон перемешивать, кирпичи подносить, доски приколачивать? Мигом сляжет в госпиталь, а то и вообще рассыпется!
— Как звать, сынок?
Дневальный нерешительно поглядел на члена комиссии. Черт его знает, как держаться с «пиджаком»: подхалимски улыбнуться или принять стойку «смирно»? Когда спрашивает офицер или сержант — это свои люди, следовательно, не опасные. А вот приехавший из самой Москвы — другое дело.
Паренек на всякий случай подобрал впалый живот, выпятил цыплячью грудь, задрал голову.
— Рядовой Тетькин… Иваном звать.
— Вот и хорошо, Иванушка, вот и ладно, — неизвестно за что похвалил Добято. — Ты должен знать, где квартирует прапорщик Толкунов.
— Так точно! — пропищал дневальный, ещё больше втянув живот. — Знаю.
— Подскажи, милый, как найти?
С одной стороны, проводить члена комиссии — заслужить ещё одну похвалу, с другой — как посмотрит начальство на самовольное оставление «поста»?
— Слушаюсь, товарищ… генерал, — на всякий случай солдатик присвоил «шпаку» генеральское звание. — Пойдете вот по этой улочке до самой окраины. Там ещё растут три дерева — выстроились, будто на парад. Свернете направо в проулок. В конце — изба тетки Евдокии.
Поощрительно похлопал дневального по тощему костлявому плечу, Тарас Викторович двинулся по указанному маршруту. В конце улочки, действительно, выстроились три могучих кедра. Будто указывают путнику дорогу. Усеянная кедровыми шишками земля вспучилась, обнажая толстенные корни.
Добято с показной нерешительностью затоптался на месте. Поднял с земли кедровую шишку, попробовал выковырять из неё давно выковырянный орешек. Заодно огляделся. Не следят ли за ним, не интересуются ли его времяпровождением?
Опасливость — не беспочвена. Если Гранд получил от своих «клопов» тревожный сигнал о появлении преследующего его сыщика, то он просто обязан проследить за передвижениями Добято. Ибо в этой информации таится опасность не столько для свободы Убийцы, сколько для его жизни.
Вроде, нет ничего тревожного, Тарасика никто не пасет.
В лесном поселке люди заняты своими делами. Близится завершение нелегкого рабочего дня, мужики — в тайге, жены спешно топят баньки, готовят еду, заманивают в избы загулявших ребятишек. Вот-вот появятся уставшие мужья или сыновья, обмыть, накормить их, уложить в чистые постели — святой долг каждой уважающей себя женщины.
И все же, зрители актерского притворства Добято — на лицо! Несмотря на непогоду, на приворотной лавочке сидят две бабки, судачат о своем, о женском. Заодно обсуждают скандальную историю с пропажей какого-то «ахфицерика». Увидев незнакомца насторожились, умолкли, уставились на него выцветшими глазками.
— Не подскажете, бабули, как мне разыскать избу тетки Евдокии? — вежливо осведомился сыщик.
Конечно, можно обойтись без расспросов — Иванушка так ярко прочертил дорогу к прапорщикову жилью — не ошибешься. Но расчет на словоохотливость соскучившихся в одиночестве старушек, вдруг они захотят посплетничать в адрес соседки, а в любой сплетне, даже самой бессмысленной, всегда можно отыскать полезный «самородок».
Сыщик не ошибся.
— Енто какая-растакая Евдокия? — высвободив из под платка сморщенное ухо, прошамкала одна из старушек, обращаясь не к незнакомцу — к товарке. — На нашей улице много их проживает. Евдокия Лагина, котора поит самогончиком солдатиков… Или, взять хотя бы Евдоху Поспевалову. Кажную ночку новый мужик ночует. Ни стыда у бабы, ни совести. — Мне нужна Евдокия, у которой квартирует прапорщик. — Так бы и говорил, так бы и спрашивал, — укоризненно закачала головой вторая старушенция. — Твоя Евдоха себя блюдет, ничего сказать не могу. Окромя квартиранта ни с кем не якшается… Да и то сказать — жизня одна, есть-пить надобно, а с её достатков кошку не накормить. Вот и приманила баба в свою постелю богатого мужичка. Он ей — разносолы, она ему… сам знаешь что, — бабка стыдливо отмахнулась высохшей ручкой, засмеялась, будто прокудахтала.
— Неужто у Евдокии никого нет? — усомнился Тарасик, присаживаясь рядом с бабками. — Родственники, дети — они ведь должны помочь…
— Сродственники, баешь? — негодующе зашамкала беззубым ртом первая старуха. — Нетути у Евдохи сродственников! Единственный сынок, Федька, сидит в узилище — изнасильничал девку… Болван безмозглый! Зачем насильничать, когда бабы сами вешаются на шею мужкам.
— Господи, как же не везет бедной женщине, — посочувствовал Добято. — Одна осталась на белом свете… И долго ещё сидеть сыну?
— По всем подсчетам — пять годков. А что ему не сидеть-то, когда голодная мамаша сама не ест и не пьет — отправляет бездельнику, прости меня Господи, колбаску с сырком да маслицем, деньги переводит, дуреха! Хоть бы ты присоветовал Евдохе взяться за ум. Тюрьма, она и есть тюрьма, а вот для Федьки — санаторий…
— Прям — санаторий! — воспротивилась вторая бабка. — На прошлой неделе навестил Евдоху освобожденный парень. От сына привез приветик. Дажеть глядеть на него страшно: худющий, кашляет кровью, ветром мужика качает. А ты баешь — санаторий!…
Все остальное Тарасику уже известно, а вот посещение освобожденного зека насторожило. Вполне возможно — не зек, и не освобожденный — посланец Гранда. Вроде, навестил мать дружана, привез ей сыновий поклон, на деле — инструкции босса. Что до кровохарканья и худобы — их организовать легче легкого, Добято не раз и не два, общаясь с криминальным миром, сталкивался и не с такими умельцами.
— И что, Федькин дружан осел в Медвежьей Пади? — с деланным сочувствием спросил он. — Воздух у вас — целительный…
— Куды там! Умотал в Сибирь, баял: там под Красноярском живут его родители… Кажись, поднадоело парню таежное житье, вот и заторопился. Автобусов у нас нетути, дак Евдоха упросила Борьку подбросить сыновьего дружка до района… Хотел было паря отказаться: пехом, дескать, быстрей доберусь — отсоветовали. Какие-сь бандюги об»явились. дажеть ахфмцера уволокли… Слыхал, небось?
Сменяя друг друга, старухи посвящали незнакомца в самые свежие медвежьепадьевские новости. Перемешанные, конечно, с фантастическими сплетнями. С такой энергией и заинтересовнностью — молодые позавидуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38