Появились новые. Выход опустел. Мэгенхерд встал и зашагал к нему, девушка – чуть позади. Харви взял мой саквояж, и мы тоже двинулись вперед. Тип в полупальто вскочил прямо перед нами, бросил: – Извините, – даже не взглянув в нашу сторону, и поспешил вперед. Я прямо за его спиной, когда он миновал застекленную дверь в маленький тамбур у туалета. Девушка шла в двух шагах впереди.
В последний момент тип, видимо, сообразил: рывок Мэгенхерда к выходу означал, что о слежке стало известно, и почему тогда мы тоже задержались? Он замедлил шаг, напрягся и попытался обернуться.
Я ударил костяшками пальцев под край его альпийской шляпы, он зашипел и согнулся пополам. Я подхватил его под руки и привалился к двери туалета. Рука Харви проскользнула под моим локтем и повернула ручку. Мы с шумом ввалились внутрь и дверь захлопнулась.
Я усадил парня на унитаз и расстегнул пиджак. "Вальтер ППК" – в кобуре под мышкой, пачка бумаг и всяческие пропуска в карманах. В брюках – кошелек и ключи. Десять секунд ушло на то, чтобы переложить все это к себе, и я еще пожалел, что не могу прихватить кобуру.
Дело было не в деньгах. Просто человек без них куда менее убедителен, чем тип с полными карманами, размахивающий ассигнациями.
На перроне мы очутились лишь чуть позже Мэгенхерда с девушкой.
Я повел всех по переходу и снова наверх к станционному буфету. Лучше было, конечно, идти двумя парами, но теперь важнее было проинструктировать Мэгенхерда.
Мы сели за угловой столик так, чтобы Мэгенхерд оказался спиной вокзалу. Я заказал кофе с булочками.
– Кто он? – поинтересовался Мэгенхерд.
– Пока не знаю. – Я по очереди изучал свою добычу.
Мисс Джермен спросила:
– Вы его убили?
– Нет.
Харви щелкнул языком.
– Не знал, что вы знакомы с каратэ, удар костяшками пальцев...
Наконец я нашел французское удостоверение личности.
– Его зовут Грифле. Робер Грифле.
– Француз? – нахмурился Харви.
– Сюрте. Чего-то подобного следовало ожидать, раз он тут один. Это все объясняет.
Я имел в виду письмо, разъясняющее, что его обладатель – агент Сюрте, и содержащее просьбу о помощи с обещанием благодарности. Все очень тактично, только вот пистолет под мышкой портил впечатление.
Письмо я пустил по кругу. Среди бумаг оказались французские и международные водительские права, остальное – всякие мелочи. Ничего говорящего о деле, которым занят их владелец.
Нам принесли кофе. Мэгенхерд прочитал письмо, хмыкнул и ввернул мне. Я сунул его в карман и сказал:
– Надеюсь, инцидент с Робером Грифле исчерпан. Если повезет, он до Берна не очухается, но нам снова придется сменить маршрут: мы не можем рисковать и ехать через Берн поездом.
– Надеюсь, больше нам не придется садиться в поезд, строго сказал Мэгенхерд. – От железной дороги, похоже, одни неприятности. Здесь мы могли бы нанять машину.
Я покачал головой.
– В Лозанне следов оставлять не следует. Не забывайте, Грифле рано или поздно очнется и помчится в полицию. А видел он нас последний раз в Лозанне. Значит, здесь и попытаются взять наш след. Нет, я думаю, следует добраться поездом до Монтре и брать машину оттуда.
Мэгенхерд возразил:
– Я не на экскурсию сюда приехал, мистер Кейн. Мы отъехали от Женевы всего на шестьдесят километров, а Монтре – это тупик. Если даже там найдется машина, нам придется возвращаться обратно, чтобы выбраться на автостраду.
– Верно, потому я и надеюсь, что никто не сочтет нас такими идиотами. И еще там живет один человек, с которым мне хочется встретиться.
– Мы здесь не для того, чтобы разделять ваш светский образ жизни.
– Только благодаря моему светскому образу жизни мы сумели добраться так далеко. Решено. Поедем в Монтре.
22
Монтре – это место, куда собираются английские деньги, чтобы тихо умереть.
Мы прибыли в город в десятом часу утра. Поезда сюда ходят редко, и если вам довелось побывать в Монтре, становится ясно, почему. Никто из проводящих тут зиму никогда не ездит поездом. Если их "роллс-ройс" вдруг занемог, они нанимают "мерседес" и сгорают от стыда.
Когда мы приехали Мэгенхерд согласно моим указаниям подыскал кафе метрах в двухстах от вокзала. Мы с Харви сели за соседний столик, и я занялся газетами.
Искать долго не пришлось. Восьмилетней давности фотографию разглядывал, наверное, и Робер Грифле. Фотография явно с паспорта, но Мэгенхерд, к сожалению, оставался Мэгенхердом даже на ней. За восемь лет он почти не изменился – то же жесткое лицо, очки, густые черные волосы, зачесанные назад.
Репортаж, сопровождающий фотографию, меня успокоил: он составлен был по данным французских пограничников. Граница перекрыта так, что даже мышь не проскользнет. Жителям Женевы нечего бояться насильника. Ему даже не удастся подобраться к границе. Кто сопровождает Мэгенхерда, толком не знали. Во всяком случае, полицию эти люди не пугали.
Тут Харви сказал:
– А тот тип мне тоже не нравится.
Я поднял глаза. Пожилой мужчина с газетой вставал из-за стола у противоположной стены. У дверей он сунул нос в газету и решив, что благодаря этому превратился в невидимку, стрельнул взглядом в Мэгенхерда.
Это был приземистый, солидный человек лет шестидесяти, чуть сутулый, с темными глазами и длинными рыжеватыми усами, начинающими седеть. Но меня поразило его одеяние: просто шофер с картинки. Черные блестящие кожаные краги, черный плащ и черный галстук под стоячим воротничком. Но на макушке неожиданно красовалась большая ворсистая рыжая твидовая шляпа.
Может быть, он полагал, что это шапка-невидимка, но ошибался. Он был столь же невидим, как маяк аэропорта. Опустив глаза, он опять пошелестел газетой и вышел из кафе решительной походкой военного, состарившейся до тяжелой поступи динозавра.
Мы с Харви переглянулись. Я сказал:
– Не профессионал.
– Но узнал Мэгенхерда, – возразил Харви.
Я кивнул.
– Уведите их в соседнее кафе на той же стороне, чтобы я знал, где вас искать. – На стол полетела десятифранковая бумажка. – И заставьте Мэгенхерда снять очки и изменить прическу.
Протянув Харви газету с фото Мэгенхерда, я выскочил из кафе.
В любом городе, кроме Монтре, на улицах уже полно было бы швейцарцев, деловито погруженных в заботы по части часов и денег. Но не здесь. Местное население допивало вторую чашку китайского чая, раздумывая, одно или два яйца съесть за завтраком. Улицы были почти пусты, объект моего внимания легко просматривался в пятидесяти метрах, двигаясь по направлению к центру.
Дважды он останавливался, оборачивался и одаривал ближайших прохожих взором ротного старшины, будучи при этом незаметен, как аллигатор в ванне.
Я замедлил шаг, чтобы его не обогнать, и пошел следом. Он свернул в переулок, миновал "Эксельсиор" и вошел в "Викторию".
В несколько шагов я оказался у дверей. Швейцар в ливрее распахнул ее передо мной, я кивнул и зашагал через холл к лифтам.
Вестибюль был погружен в роскошную тоску, на фоне которого похоронное бюро казалось молодежным баром. Тяжелые квадратные колонны, отделанные темным деревом. Коричневые с кремовым ковры, огромные фикусы в кадках и темно-оливковые шторы, гасившие дневной свет.
Я ускорил шаги: лифты в таком отеле работают безупречно, иначе нельзя, возраст клиентов не позволяет пользоваться лестницей, – и успел проскользнуть в отделанную темными панелями кабину вслед за моим субъектом. Мальчик-лифтер закрыл дверь и спросил, какой мне нужен этаж. Я поклонился старику – дань вежливости возрасту. Он буркнул: "Sank". Едва успев сообразить, что это английский эквивалент "cinque", я бросил "Quatre".
Подозрительный субъект пытался поймать мой взгляд, но не тут-то было. Никогда нельзя смотреть в глаза человеку, за которым следишь.
На четвертом этаже я решительно зашагал по коридору, давая понять, что знаю, куда иду. Но едва дверь кабины закрылась, кинулся за угол к лестнице и, когда лифт остановился на пятом этаже, уже сидел в засаде на площадке между этажами. Старик протопал мимо пролетом выше, и я на цыпочках поднялся за ним. Пройдя метров двадцать, он остановился у двери слева. Я отступил к лестнице. Достаточно я видел его в действии, чтобы догадаться, что прежде чем открыть дверь, он повернется и окинет коридор строгим взглядом.
А подождав с полминуты, подошел к двери номера 510. Кроме меня в коридоре никого не было. Я постучал.
Пауза. Затем старческий голос:
– Кто там?
– Прислуга, мсье, – пропел я бодро и уверенно. Последовала пауза, потом дверь приоткрылась дюймов на шесть, и из нее с подозрением высунулись рыжие усы.
Я приставил маленький "вальтер" Грифле к черному галстуку и вошел следом.
23
За дверью оказалась длинная комната с большим окном и балконом с видом на озеро. Множество мебели, на вид слишком ценной, чтобы стоять в отеле, на полу темно-красный ковер, а на нем – еще один человек.
Я ногой захлопнул дверь и прислонился к ней. Старик сделал пару шагов назад и поправил галстук. Я перевел пистолет на другого, сидящего в кресле у камина.
Тот спокойно сказал:
– Сержант, не нужно необдуманных поступков.
Потом повернулся ко мне.
– Кто вы, сэр?
– Человек, которого легко напугать, – ответил я и внимательно взглянул ему в глаза.
Он был настолько стар, что даже не думалось о возрасте. Длинное лицо превратилось в высохшую маску, дряблые складки кожи висели под подбородком. Крупный нос, пышные белые усы, жесткие, как сухая трава в трещинах древней стены. Уши увядшими бесцветными листьями, на голове несколько забытых седых прядей. Судя по лицу, можно было подумать, что он не меньше года провел в сухом склепе, – если бы не влажные пятна глаз, таких бледных, что казались почти слепыми. Наверно, половину своей энергии он расходовал на то, чтобы держать глаза полуоткрытыми.
У меня возникло жуткое ощущение, что стоит дунуть – и он осыплется пылью, останется только скелет.
Золотой с черным халат, рядом столик, на нем чашка кофе, кофейник и пачка бумаг.
Он медленно открыл рот. Голос походил на тарахтение гремучей змеи, но тон сохранил резкость, требующую немедленного ответа.
– Если вы пришли убить меня, вам это даром не пройдет, верно, сержант?
Старик буркнул:
– Да, сэр, ему это даром не пройдет.
В голосе звучал какой-то тон, даже не акцент, который я сначала не мог уловить, настолько тот казался неуместным. Потом сообразил: Уэлльс.
– Видите? – кивнул он. – Вам это даром не пройдет.
Я уже усвоил, что мне это даром не пройдет, и зловеще осклабился.
– А если я пришел не для того, чтобы вас убить?
– У вас пистолет, – напомнил он, – даже если эта хлопушка всего лишь "вальтер ППК". Но дело в человеке, а не в оружии, верно, сержант?
– Да, сэр. Дело в человеке.
Скрежещущее бульканье могло означать смех.
– Послушайте, сержант, похоже, он не знает, кто я такой.
Я сел.
– Уже догадался. Вы – генерал Фэй.
Человек, с которым я хотел встретиться в Монтре.
В моем бизнесе генерал давным-давно превратился в легенду, но я даже не сознавал, насколько давно. Он был реликтом первой мировой войны. Когда та закончилась, он сумел организовать сеть промышленного шпионажа. Генерал выполнял поручения, выясняя, лопнет ли вот-вот какая-то компания или, наоборот, собирается выпустить новые акции, и можно ли ее перекупить. Выполнял за известную цену. И эта цена тоже стала легендой, почему я и не пытался иметь с ним дело. Но если у вас водились деньги, а в Монтре они водились у многих, то, как гласила легенда, вы платили не зря.
Он издал еще один скрежещущий смешок.
– Верно. А это – сержант Морган, мой шофер. – Привыкнув к голосу генерала, я сумел различить давно устаревший британский великосветский жаргон. – А вы кто такой?
Вмешался сержант Морган.
– Сэр, думаю, он проследил за мной из кафе, где я обнаружил Мэгенхерда.
Старик замер по стойке "вольно", руки за спиной, и силился испепелить меня взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В последний момент тип, видимо, сообразил: рывок Мэгенхерда к выходу означал, что о слежке стало известно, и почему тогда мы тоже задержались? Он замедлил шаг, напрягся и попытался обернуться.
Я ударил костяшками пальцев под край его альпийской шляпы, он зашипел и согнулся пополам. Я подхватил его под руки и привалился к двери туалета. Рука Харви проскользнула под моим локтем и повернула ручку. Мы с шумом ввалились внутрь и дверь захлопнулась.
Я усадил парня на унитаз и расстегнул пиджак. "Вальтер ППК" – в кобуре под мышкой, пачка бумаг и всяческие пропуска в карманах. В брюках – кошелек и ключи. Десять секунд ушло на то, чтобы переложить все это к себе, и я еще пожалел, что не могу прихватить кобуру.
Дело было не в деньгах. Просто человек без них куда менее убедителен, чем тип с полными карманами, размахивающий ассигнациями.
На перроне мы очутились лишь чуть позже Мэгенхерда с девушкой.
Я повел всех по переходу и снова наверх к станционному буфету. Лучше было, конечно, идти двумя парами, но теперь важнее было проинструктировать Мэгенхерда.
Мы сели за угловой столик так, чтобы Мэгенхерд оказался спиной вокзалу. Я заказал кофе с булочками.
– Кто он? – поинтересовался Мэгенхерд.
– Пока не знаю. – Я по очереди изучал свою добычу.
Мисс Джермен спросила:
– Вы его убили?
– Нет.
Харви щелкнул языком.
– Не знал, что вы знакомы с каратэ, удар костяшками пальцев...
Наконец я нашел французское удостоверение личности.
– Его зовут Грифле. Робер Грифле.
– Француз? – нахмурился Харви.
– Сюрте. Чего-то подобного следовало ожидать, раз он тут один. Это все объясняет.
Я имел в виду письмо, разъясняющее, что его обладатель – агент Сюрте, и содержащее просьбу о помощи с обещанием благодарности. Все очень тактично, только вот пистолет под мышкой портил впечатление.
Письмо я пустил по кругу. Среди бумаг оказались французские и международные водительские права, остальное – всякие мелочи. Ничего говорящего о деле, которым занят их владелец.
Нам принесли кофе. Мэгенхерд прочитал письмо, хмыкнул и ввернул мне. Я сунул его в карман и сказал:
– Надеюсь, инцидент с Робером Грифле исчерпан. Если повезет, он до Берна не очухается, но нам снова придется сменить маршрут: мы не можем рисковать и ехать через Берн поездом.
– Надеюсь, больше нам не придется садиться в поезд, строго сказал Мэгенхерд. – От железной дороги, похоже, одни неприятности. Здесь мы могли бы нанять машину.
Я покачал головой.
– В Лозанне следов оставлять не следует. Не забывайте, Грифле рано или поздно очнется и помчится в полицию. А видел он нас последний раз в Лозанне. Значит, здесь и попытаются взять наш след. Нет, я думаю, следует добраться поездом до Монтре и брать машину оттуда.
Мэгенхерд возразил:
– Я не на экскурсию сюда приехал, мистер Кейн. Мы отъехали от Женевы всего на шестьдесят километров, а Монтре – это тупик. Если даже там найдется машина, нам придется возвращаться обратно, чтобы выбраться на автостраду.
– Верно, потому я и надеюсь, что никто не сочтет нас такими идиотами. И еще там живет один человек, с которым мне хочется встретиться.
– Мы здесь не для того, чтобы разделять ваш светский образ жизни.
– Только благодаря моему светскому образу жизни мы сумели добраться так далеко. Решено. Поедем в Монтре.
22
Монтре – это место, куда собираются английские деньги, чтобы тихо умереть.
Мы прибыли в город в десятом часу утра. Поезда сюда ходят редко, и если вам довелось побывать в Монтре, становится ясно, почему. Никто из проводящих тут зиму никогда не ездит поездом. Если их "роллс-ройс" вдруг занемог, они нанимают "мерседес" и сгорают от стыда.
Когда мы приехали Мэгенхерд согласно моим указаниям подыскал кафе метрах в двухстах от вокзала. Мы с Харви сели за соседний столик, и я занялся газетами.
Искать долго не пришлось. Восьмилетней давности фотографию разглядывал, наверное, и Робер Грифле. Фотография явно с паспорта, но Мэгенхерд, к сожалению, оставался Мэгенхердом даже на ней. За восемь лет он почти не изменился – то же жесткое лицо, очки, густые черные волосы, зачесанные назад.
Репортаж, сопровождающий фотографию, меня успокоил: он составлен был по данным французских пограничников. Граница перекрыта так, что даже мышь не проскользнет. Жителям Женевы нечего бояться насильника. Ему даже не удастся подобраться к границе. Кто сопровождает Мэгенхерда, толком не знали. Во всяком случае, полицию эти люди не пугали.
Тут Харви сказал:
– А тот тип мне тоже не нравится.
Я поднял глаза. Пожилой мужчина с газетой вставал из-за стола у противоположной стены. У дверей он сунул нос в газету и решив, что благодаря этому превратился в невидимку, стрельнул взглядом в Мэгенхерда.
Это был приземистый, солидный человек лет шестидесяти, чуть сутулый, с темными глазами и длинными рыжеватыми усами, начинающими седеть. Но меня поразило его одеяние: просто шофер с картинки. Черные блестящие кожаные краги, черный плащ и черный галстук под стоячим воротничком. Но на макушке неожиданно красовалась большая ворсистая рыжая твидовая шляпа.
Может быть, он полагал, что это шапка-невидимка, но ошибался. Он был столь же невидим, как маяк аэропорта. Опустив глаза, он опять пошелестел газетой и вышел из кафе решительной походкой военного, состарившейся до тяжелой поступи динозавра.
Мы с Харви переглянулись. Я сказал:
– Не профессионал.
– Но узнал Мэгенхерда, – возразил Харви.
Я кивнул.
– Уведите их в соседнее кафе на той же стороне, чтобы я знал, где вас искать. – На стол полетела десятифранковая бумажка. – И заставьте Мэгенхерда снять очки и изменить прическу.
Протянув Харви газету с фото Мэгенхерда, я выскочил из кафе.
В любом городе, кроме Монтре, на улицах уже полно было бы швейцарцев, деловито погруженных в заботы по части часов и денег. Но не здесь. Местное население допивало вторую чашку китайского чая, раздумывая, одно или два яйца съесть за завтраком. Улицы были почти пусты, объект моего внимания легко просматривался в пятидесяти метрах, двигаясь по направлению к центру.
Дважды он останавливался, оборачивался и одаривал ближайших прохожих взором ротного старшины, будучи при этом незаметен, как аллигатор в ванне.
Я замедлил шаг, чтобы его не обогнать, и пошел следом. Он свернул в переулок, миновал "Эксельсиор" и вошел в "Викторию".
В несколько шагов я оказался у дверей. Швейцар в ливрее распахнул ее передо мной, я кивнул и зашагал через холл к лифтам.
Вестибюль был погружен в роскошную тоску, на фоне которого похоронное бюро казалось молодежным баром. Тяжелые квадратные колонны, отделанные темным деревом. Коричневые с кремовым ковры, огромные фикусы в кадках и темно-оливковые шторы, гасившие дневной свет.
Я ускорил шаги: лифты в таком отеле работают безупречно, иначе нельзя, возраст клиентов не позволяет пользоваться лестницей, – и успел проскользнуть в отделанную темными панелями кабину вслед за моим субъектом. Мальчик-лифтер закрыл дверь и спросил, какой мне нужен этаж. Я поклонился старику – дань вежливости возрасту. Он буркнул: "Sank". Едва успев сообразить, что это английский эквивалент "cinque", я бросил "Quatre".
Подозрительный субъект пытался поймать мой взгляд, но не тут-то было. Никогда нельзя смотреть в глаза человеку, за которым следишь.
На четвертом этаже я решительно зашагал по коридору, давая понять, что знаю, куда иду. Но едва дверь кабины закрылась, кинулся за угол к лестнице и, когда лифт остановился на пятом этаже, уже сидел в засаде на площадке между этажами. Старик протопал мимо пролетом выше, и я на цыпочках поднялся за ним. Пройдя метров двадцать, он остановился у двери слева. Я отступил к лестнице. Достаточно я видел его в действии, чтобы догадаться, что прежде чем открыть дверь, он повернется и окинет коридор строгим взглядом.
А подождав с полминуты, подошел к двери номера 510. Кроме меня в коридоре никого не было. Я постучал.
Пауза. Затем старческий голос:
– Кто там?
– Прислуга, мсье, – пропел я бодро и уверенно. Последовала пауза, потом дверь приоткрылась дюймов на шесть, и из нее с подозрением высунулись рыжие усы.
Я приставил маленький "вальтер" Грифле к черному галстуку и вошел следом.
23
За дверью оказалась длинная комната с большим окном и балконом с видом на озеро. Множество мебели, на вид слишком ценной, чтобы стоять в отеле, на полу темно-красный ковер, а на нем – еще один человек.
Я ногой захлопнул дверь и прислонился к ней. Старик сделал пару шагов назад и поправил галстук. Я перевел пистолет на другого, сидящего в кресле у камина.
Тот спокойно сказал:
– Сержант, не нужно необдуманных поступков.
Потом повернулся ко мне.
– Кто вы, сэр?
– Человек, которого легко напугать, – ответил я и внимательно взглянул ему в глаза.
Он был настолько стар, что даже не думалось о возрасте. Длинное лицо превратилось в высохшую маску, дряблые складки кожи висели под подбородком. Крупный нос, пышные белые усы, жесткие, как сухая трава в трещинах древней стены. Уши увядшими бесцветными листьями, на голове несколько забытых седых прядей. Судя по лицу, можно было подумать, что он не меньше года провел в сухом склепе, – если бы не влажные пятна глаз, таких бледных, что казались почти слепыми. Наверно, половину своей энергии он расходовал на то, чтобы держать глаза полуоткрытыми.
У меня возникло жуткое ощущение, что стоит дунуть – и он осыплется пылью, останется только скелет.
Золотой с черным халат, рядом столик, на нем чашка кофе, кофейник и пачка бумаг.
Он медленно открыл рот. Голос походил на тарахтение гремучей змеи, но тон сохранил резкость, требующую немедленного ответа.
– Если вы пришли убить меня, вам это даром не пройдет, верно, сержант?
Старик буркнул:
– Да, сэр, ему это даром не пройдет.
В голосе звучал какой-то тон, даже не акцент, который я сначала не мог уловить, настолько тот казался неуместным. Потом сообразил: Уэлльс.
– Видите? – кивнул он. – Вам это даром не пройдет.
Я уже усвоил, что мне это даром не пройдет, и зловеще осклабился.
– А если я пришел не для того, чтобы вас убить?
– У вас пистолет, – напомнил он, – даже если эта хлопушка всего лишь "вальтер ППК". Но дело в человеке, а не в оружии, верно, сержант?
– Да, сэр. Дело в человеке.
Скрежещущее бульканье могло означать смех.
– Послушайте, сержант, похоже, он не знает, кто я такой.
Я сел.
– Уже догадался. Вы – генерал Фэй.
Человек, с которым я хотел встретиться в Монтре.
В моем бизнесе генерал давным-давно превратился в легенду, но я даже не сознавал, насколько давно. Он был реликтом первой мировой войны. Когда та закончилась, он сумел организовать сеть промышленного шпионажа. Генерал выполнял поручения, выясняя, лопнет ли вот-вот какая-то компания или, наоборот, собирается выпустить новые акции, и можно ли ее перекупить. Выполнял за известную цену. И эта цена тоже стала легендой, почему я и не пытался иметь с ним дело. Но если у вас водились деньги, а в Монтре они водились у многих, то, как гласила легенда, вы платили не зря.
Он издал еще один скрежещущий смешок.
– Верно. А это – сержант Морган, мой шофер. – Привыкнув к голосу генерала, я сумел различить давно устаревший британский великосветский жаргон. – А вы кто такой?
Вмешался сержант Морган.
– Сэр, думаю, он проследил за мной из кафе, где я обнаружил Мэгенхерда.
Старик замер по стойке "вольно", руки за спиной, и силился испепелить меня взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27