Он вытащил трофейный револьвер, и ему показалось, что тот весил тонны полторы. Сжав оружие в руках, он направил его в ту сторону, откуда доносились шаги. Ему очень хотелось, чтобы первый выстрел стал и последним. Палец замер на спусковом крючке. Болан не был уверен, что сможет нажать на спусковой крючок дважды.
Человек на стоянке, должно быть, услышал щелчок взводимой собачки револьвера и замер.
Болан пригнулся, правой рукой сжимая рукоятку револьвера, а левой поддерживая его снизу.
Время, казалось, остановилось.
Пока Палач двигался, он почти не ощущал воздействия снотворного, но теперь, в этой безмолвной темноте, на него снова вдруг начало наваливаться жуткое оцепенение.
Он почувствовал, как дрожат его руки, и, внезапно приходя в себя, едва не нажал на курок.
Болан про себя выругался. Первое правило боя — сколько раз повторял он это молодым новобранцам — не выдавать своей позиции.
Ему казалось, что он потерял целый литр крови. Кровь текла и теперь. Болан почувствовал, как по ноге струилась теплая липкая жидкость. Рана, по всей видимости, опять открылась. Веки стали словно чугунные, глаза закрывались помимо его воли, голова невольно опускалась...
Болан отчаянно боролся с охватывающей его сонливостью. Левой рукой он пошарил на земле и нашел пистолет Лу. Подтянув к себе оружие, Мак разрядил его и, глубоко вздохнув, отбросил пистолет на щебенку, подальше от своего укрытия.
В тот же миг Болан обеими руками поднял свой револьвер, ожидая увидеть вспышку выстрела.
Но вокруг стояла тишина.
Болан ждал.
И наконец услышал тихий смех.
— Неплохо работаешь, сержант, — раздался голос Лео Таррина. — Но меня, парень, этим не возьмешь.
— Сукин ты сын...
— Спокойно, Мак, я иду к тебе. Если ты выстрелишь, я тебя больше знать не знаю.
— Иди.
Болан опустил револьвер, продолжая держать палец на спусковом крючке.
— Ты что, спятил? — начал Таррин. — Зачем ты сбежал из больницы?
— А ты видел когда-нибудь, чтобы загнанный зверь сам бросался в преследующую его свору?
— Ты сошел с ума.
— Возможно.
— Да, на самом деле, Мак, никому бы в голову не пришло искать тебя в больнице. Ты был бы там, как у Бога за пазухой: полиция рядом, тебя ищут всюду, понимаешь, но только не в больнице!
— Да это еще как сказать...
— Что тут говорить!
Болан сонно качнул головой, глаза его закрывались.
— Послушай, а как ты меня нашел? — еле слышно спросил он.
— Тебя видел один приятель, когда ты направлялся в город, — ответил Лео и постучал ногой по колесу «мазерати». — Неужели ты надеялся незаметно проехать через мост на такой шикарной тачке?
— Твой доктор тоже неплох, — с иронией парировал Болан.
— Ты просто невыносим.
— Этот подонок напичкал меня снотворным, хотя я следил за каждым его движением.
— Сто тысяч долларов, сержант, — это немало.
— Кому ты это рассказываешь... И что теперь?
— Возвращайся в больницу.
— Это самоубийство!
— Как знаешь. Можешь топать в зону акулы Каваретто, можешь снять комнату. Можешь просто прогуляться и помочиться кровью. Можешь оставаться здесь и валяться на траве без сознания... А когда Талиферо пришлют сюда своих «солдат» за этими трупами, то, не сомневайся, они прихватят и тебя, как сосунка.
Лео сплюнул точно на капот «мазерати».
— Так что решай, сержант!
— Я ранен, мне нужна помощь...
— А для чего я сюда пришел, кретин?!
И, переходя на фальшивый патетический тон, Лео добавил:
— Вперед, ребята! У меня пуля в сердце, две в легких, еще одна в голове, но мы возьмем эту высоту и водрузим там флаг Соединенных Штатов...
Таррин подошел ближе, присел на капот машины, стоящей рядом с «мазерати», и продолжал уже нормальным голосом:
— Ну так что? Ты принимаешь себя за Джона Уэйна или как? Здесь не съемочная площадка, операторов и статистов тут нет.
— Осел!
— Отнюдь. Во-первых, я больше ослов зарабатываю. Во-вторых, мой интеллектуальный потенциал намного выше среднего, я уж не говорю об ослах.
Болан устало улыбнулся, с его губ слетело некое подобие смеха. Таррин заговорил жестче:
— А теперь ответь мне! Я рискую и там, и тут. Нужна тебе помощь или нет?
Болан чувствовал себя совсем худо и чуть слышно прошептал:
— Помоги мне, Лео...
* * *
Медсестра оказалась молодой и красивой. У нее были густые черные волосы, маленькая упругая грудь, тонкая талия, хорошенький подвижный зад и точеные ножки. Именно такие нравились Болану, когда он располагал свободным временем и мог позволить себе думать о женщинах, хотя манекенщицы с идеальными формами были ему также безразличны как и больницы, иглы, прозрачные трубки и капельницы. Более того, он терпеть не мог эти бутылки с прозрачной жидкостью, подвешенные над головой, длинные эластичные резиновые трубки с иголками, как пиявки, присасывались к руке. Но что делать, если все это воплощало в себе жизнь.
А жизнь Мак Болан любил больше всего на свете.
Впрочем, и смерти он нисколько не боялся. Эту стадию Болан пережил много лет тому назад. За себя он уже не молился, так как не считал свою особу чем-либо примечательной. А вот за своего брата Джонни молился, и за любимую женщину, оставшуюся в Питтсфилде, и за нескольких друзей, чьи трупы гнили в болотах Вьетнама. Друзья эти навсегда остались для него молодыми и прекрасными, ибо мертвые не стареют.
Мак Болан очень не любил незаконченных дел. Незавершенная борьба угнетала его, все время напоминала о поражении с его омерзительным гнилым запахом. В этом конкретном случае Болан воспринимал передышку именно как поражение и считал своим долгом продолжать схватку.
Он должен обезглавить змею.
А пока главное заключалось в том, чтобы выжить. Покойники ни на что не способны, они ничего не могут, разве что распространять заразу.
Дневной медсестре с красивым бюстом Болан мало-помалу начал доверять, а вот ночная сестричка вызывала большие сомнения.
На груди у нее красовалась карточка: «М.Минотта, медсестра».
Имя ее было безразлично Болану, поскольку он давно понял, что человек с итальянским именем вовсе не обязательно имеет отношение к мафии. Однако мисс Минотта стала его ночной медсестрой спустя неделю после того, как он появился в палате, что сильно обеспокоило Болана. Озадачивало его и то, что эта дама уж как-то чересчур свободно обращалась со шприцами и транквилизаторами. Она без всяких колебаний вводила бы ему лошадиную дозу морфия через каждые полчаса, стоило только попросить ее об этом. А как она кривилась, когда Болан отказывался от морфия!
Не давала покоя и еще одна вещь. Мисс Минотта просто не должна была работать ночной медсестрой. Она всем превосходила свою дневную коллегу, у которой на карточке написано «К.Дуглас, медсестра»: опытом, стажем и возрастом. Кроме того, сестра Минотта была в два раза красивее и, пожалуй, раза в три соблазнительнее. Она принадлежала к той категории женщин, которые получают повышение по службе в страстных объятиях с начальниками.
И вот неделю спустя после появления Болана в клинике она приходит сюда под невинной личиной ночной медсестры...
Вот тут Мак Болан все понял. Братья Талиферо нашли его...
Глава 4
Несмотря на доброе, дружеское расположение к Болану, Лео Таррин все чаще задавал себе один и тот же вопрос: «А не приплыл ли Палач к своему финишу?»
Не раз и не два Болан чуть было не подставил Таррина, а в последнее время он совсем перестал заботиться о своей безопасности.
Лео Таррин, бывший «зеленый берет», был глубоко законспирированным федеральным агентом. Внедрившись в Организацию, он упорно работал на ниве организованной преступности и стяжал себе славу непревзойденного сутенера. Это он нашел сестру Болана Синди и сделал из нее проститутку, девочку по вызову. Вместе с признанием к Лео пришел и успех — «Коммиссионе» возвело его в ранг капо. Какая ирония судьбы: преданный своему делу агент ФБР стал одним из боссов мафии!
Ясное дело, он упростил бы себе жизнь, если бы тогда на автостоянке убрал Палача, но Лео искренне восхищался Боланом и любил его, как брата. Впрочем, были и другие подходящие случаи прикончить Болана, но такие мысли почему-то никогда не приходили ему в голову.
Однако Болан начал доставлять Лео массу хлопот. Всякий раз, когда Таррин приходил ему на выручку, он чертовски рисковал. Хотя, если говорить честно, ему не так уж часто приходилось спасать Палача. Болан обладал звериным инстинктом самосохранения. Каждое движение этого человека, который, казалось, состоял лишь из мышц и нервов, было продиктовано одним-единственным стремлением: выжить во что бы то ни стало! До сих пор ему это удавалось с помощью то ли Всевышнего, то ли сатаны.
Но Таррин знал и другого Болана: заботливого старшего брата, учтивого человека, внимательного и нежного любовника.
Таррин прекрасно отдавал себе отчет в том, что, ведя двойную игру, он сильно рискует и собственной жизнью. А кому нужен мертвый?! Таррин был уверен, что, работая в самом сердце мафии в роли капо, он приносит больше пользы правительству, нежели являясь телохранителем Мака Болана. Нянчась с ним, он прекращал свою работу мафиози и таким образом зажигал свечу сразу с обоих концов.
«Господи! — думал он. — Я сделал для Болана все, что было в моих силах. Я помог ему лечь в больницу. Проверил всех, кто мог подойти к нему: врачей, медсестер, уборщиц, санитаров».
И лишь одна деталь вызывала сомнение. Таррин скорее чувствовал это, чем понимал разумом. И он продолжал свое расследование.
Он проклинал себя за то, что служил в войсках особого назначения и слишком много времени работал на ЦРУ. В свое время ему удалось внедриться в офицерскую среду северовьетнамской армии и заполучить сверхсекретные материалы о противнике. Правда, пришлось при этом использовать самые гнусные человеческие слабости — женщины, наркотики, алкоголь. «Зачем, ради чего все это делалось?» — не раз спрашивал себя Таррин.
Зачем он дал согласие на двойную игру высокому начальнику из спецслужб США, куда его вызывали сразу же после возвращения из командировки в Юго-Восточную Азию?
А причина-то, собственно, простая: он любил свою родину, он воевал за нее. А там, на войне, он увидел всю жестокость и ужасы, которые творили солдаты-вьетконговцы. Да и на гражданке его насторожила удивительная схожесть философии коммунистов и мафиози: цель оправдывает средства — предательство, терроризм, убийство, диктатура. Таррину припомнился случай, который врезался в память еще в детстве.
Некий никому не известный человек по имени Арнольд Шустер опознал знаменитого грабителя банков Вилли Саттона и сообщил об этом в полицию. Саттона арестовали. Он не имел никакого отношения к мафии, но один кровожадный мафиозный начальничек — Альберт Анастассио — приказал своему «солдату» Фредерико Тенуто убрать Шустера. Это, по словам Анастассио, должно было послужить хорошим уроком всем потенциальным осведомителям, как честным гражданам, так и мафиози. Немного позже ради перестраховки Анастассио уничтожил и Тенуто, чей труп так и не был найден.
Два бесполезных убийства...
Таррин получил более солидное образование, чем его коллеги, и потому его решение на двойную игру имело под собой причины и интеллектуального, и морального, и патриотического свойства. Всякий раз, когда он шел на помощь Болану, он делал это совершенно сознательно. И никогда не опасался за свою собственную шкуру.
Обычно Лео передавал все необходимое и тотчас же уходил. У него не было никакого желания присутствовать при перестрелке, да и объяснять свои частые отлучки из Питтсфилда в последнее время становилось все труднее. Жизнь мафии построена на предательствах, заговорах, убийствах, и Лео Таррин рисковал: отстранить от дел его могли в любой момент.
— Ну вот, — начал Таррин, войдя в палату Болана выложив ему на кровать большой полотняный мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20