Как она не может понять, что ему самому сейчас несладко? Что поделаешь, иначе нельзя.
- Ганна?
- Не нужно, - она покачала головой. - Не объясняй. Хорошо. Конечно же я посижу.
- Я думаю, письмо это сегодня никто не возьмет. Но если кто-то его все-таки возьмет, кто бы это ни был - ты ему не мешай. Только нажми незаметно четыре раза звонок. И все. В дежурке вместо меня останется мой товарищ. Хорошо?
- Хорошо.
Ганна отвернулась.
Перед тем как открыть дверь своей квартиры, Ровнин прислушался. Тихо. Сейчас двадцать минут первого. Значит, у него почти целый час. Убедившись, что за дверью сплошная, матовая тишина, Ровнин бесшумно повернул ключ, вошел. Всё на своих местах. Прошел на кухню, поставил чайник, заглянул в холодильник. Так, яйца и масло, больше ничего не нужно. Быстро побрился, принял душ, переоделся. Ловко поджарил яичницу.
После чая он несколько секунд сидел, обдумывая, куда лучше положить "Малыша".
Для "Малыша" у него были ремни, приспособленные, чтобы носить автомат под курткой. Кроме того, из Москвы он захватил с собой плоский черный кейс, подобранный по размерам автомата. Но может быть, лучше просто засунуть "Малыша" за пояс, скрыв его под рубашкой и брюками? Нет, сейчас слишком жарко, на солнце градусов тридцать. И ремни не подойдут, ведь тогда придется надевать куртку, а в куртке он спечется. Подумав, Ровнин решил, что лучше всего взять кейс.
Пройдя в комнату, он открыл нижнюю полку книжного шкафа. Вынул книги: все в порядке, "Малыш", завернутый в синюю байку, лежит в оставленной для него нише точно так же, как он положил его туда в последний раз, проверяя и смазывая, - примерно неделю назад. Ровнин вынул автомат, аккуратно поставил на место книги, закрыл полку. На диване развернул тряпку и стал тщательно, не торопясь осматривать оружие. Разобрал затвор, проверил патронник. Все в порядке. Он еще раз проверил каждую деталь и только после этого собрал автомат, завернул "Малыша" в тряпку и положил в кейс. Все. Можно идти.
"Жигули" вишневого цвета Ровнин увидел, как только свернул в Кисловский переулок с Большой Садовой. Переулок был совсем маленьким, и, пройдя несколько шагов, он заметил, что в машине, стоящей у тротуара недалеко от булочной, сидит Семенцов. Полковник был в светлой рубашке с короткими рукавами и открытым воротом. Семенцов кивнул, и Ровнин открыл дверцу:
- Здравствуйте, Иван Константинович.
Произнеся это, он вдруг поймал себя на мысли, что думает сейчас о том, что он, Ровнин, должен делать дальше. Сел рядом с Семенцовым, положил кейс на колени, захлопнул дверь. Полковник поправил ворот рубашки; чувствовалось, что ему сейчас очень жарко.
- Здравствуйте. Все по-прежнему?
Да, он думает совсем о другом. Что же он должен делать? Выбора нет, он должен идти в засаду. Но почему - должен? Ведь он убежден, на все пятьсот процентов убежден, что ограбление будет не там, где указано в письме, и не там, где поставят засады. А где-нибудь в другом месте.
- По-прежнему.
- Как добрались?
- Хорошо.
- В кейсе у вас оружие?
- Оружие.
Как будто есть ощущение - он, Ровнин, должен сейчас переломить инерцию. Во-первых, он не должен быть в засаде. Засада прекрасно обойдется без него. Полковник вздохнул. Черные брови сошлись; глаза Семенцова в самом деле непроницаемые, и, что за ними, не поймешь.
- Вот что, Андрей Александрович. Конечно, о том, что вы сделали, я буду писать отдельно, в докладной.
Что же делать? Что делать? А вот что. Вот что, Ровнин.
- Это вы о чем? О том, как я проморгал связного?
Семенцов усмехнулся:
- Перестаньте, Андрей Александрович. Не становитесь в позу.
- Я не становлюсь.
Становись не становись, а связного он, конечно, упустил бездарно.
- Я хочу написать о другом. О вашей высокой профессиональной выучке, сознательности, ответственности и чувстве долга. О том, что благодаря вам мы вышли на это письмо.
Приятно все это слушать, но благодарность не по адресу: на письмо они вышли только благодаря Лешке. Из вежливости он все же кивнул:
- Спасибо.
- Помимо докладной я хотел бы поблагодарить лично вас. Просто по-человечески.
- Ну что вы, Иван Константинович. Не за что.
- Есть за что. Ладно. Теперь о деле. Наверное, у вас есть какие-то соображения по поводу письма? И о возможности налета?
Соображения, конечно, у него есть, но при чем тут эти соображения, когда он, Ровнин, начинает постепенно понимать, что ему делать дальше? Все, что жило в нем раньше отдельными кусочками, разорванными мелкими соображениями, теперь как будто начинает соединяться в одно целое. И прежде всего он отчетливо понимает, что ни в одной из трех засад он Семенцову не нужен. Напрочь не нужен.
- Особых соображений у меня пока никаких.
Что он, лично он может добавить к засаде? Да ничего. Он должен сейчас решить: что бы он делал сам на месте налетчиков? Если бы, допустим, подозревал, что письмо перехвачено? Если бы знал, что на всем пути следования машин с деньгами и у всех трех заводских проходных будут организованы засады? И еще: если бы при этом вся техническая часть налета была бы тем не менее тщательно подготовлена? Что? Вот именно - что? Подумав об этом, он спросил:
- Эти три транспортировки предусматривались без радиоконтроля? Поэтому и наводка?
- Одна без радиоконтроля. Но на всех трех не очень опытный состав групп. И все три следуют по отдаленным маршрутам.
- Значит, у них свой человек в банке.
- Да, свой человек. Но только никуда он не денется.
Они долго молчали. Наконец Семенцов взялся за ключ зажигания.
- Нащупывается этот человек. Найдем мы его, думаю, самое большее, через неделю. Крайний срок - дней через десять.
Возможно. Но если эти налетчики возьмут сегодня большие деньги, они могут вообще навсегда исчезнуть из Южинска.
- Какие суммы на перевозках, Иван Константинович?
- На "Цветмет" и "Пролетарий" везут по сто пятьдесят тысяч, на "Судостроитель" - двести пятьдесят.
Хорошие цифры. Но ты, Ровнин, давно уже знаешь, что вряд ли они покажут нос у одного из этих трех заводов. Хотя ограбление сегодня будет. Вот где только?
- Засады, конечно, у всех трех проходных?
Ясно, что ограбление будет совсем в другом месте. В каком? В каком?
Семенцов достал платок и вытер пот на висках и лбу:
- У всех. У заводов и на всем пути следования машин.
Сегодня день зарплаты, денежных перевозок много, по всему городу. А под ними уже земля горит. Если они раскрыли его, то, наверное, понимают, что о заводах тоже известно. И если они теперь предполагают, что там поставлены капитальные, плотные засады, то естественно, что над остальными денежными перевозками контроль будет поневоле ослаблен. И могут воспользоваться этим.
- Поедете со мной? - спросил Семенцов.
- А вы где?
Семенцов включил зажигание:
- У "Судостроителя". Думаю, если они попробуют, то, скорей всего, сделают это там.
- Иван Константинович, какие еще сегодня перевозятся крупные суммы?
- Крупные суммы? - Полковник осторожно вывел машину из переулка, оглянулся перед поворотом на улицу. - Ну, по двести тысяч - зарплаты на фабрику "Большевичка" и "Сельмаш". Примерно столько же - недельная выручка городского трансагентства.
Мимо проплыли дома Большой Садовой. Семенцов вел "Жигули" на средней скорости - так, что многие машины их обгоняли.
- Всё?
- Относительно крупная сумма - сто десять тысяч, это перевозка в аэропорт.
- Они контролируются по радио?
- Кроме аэропортовской. Но там подобраны опытные инкассаторы.
- И в какое время?
- Примерно от трех до четырех часов.
Сейчас они едут к южной окраине, к морю, к "Судостроителю". Все, что перечислил сейчас полковник, - в противоположной части города, которая как раз не перекрыта засадами. Фабрика "Большевичка" - в центре, завод "Сельмаш" - в северо-восточной части, трансагентство - примерно между ними. А аэропорт еще дальше - в двенадцати километрах от города к северо-востоку. Все складывается как раз одно к одному. И все-таки он очень бы хотел, чтобы они пришли к "Судостроителю". Он хотел бы лично встретить их и посмотреть на них. Но почти точно, что они туда не придут.
- Иван Константинович, у меня будет просьба. Вы могли бы выделить мне оперативную машину?
- Оперативную машину?
- Да. Радиофицированную и с хорошим мотором. Потому что, как я считаю, налет будет в другом месте.
Семенцов некоторое время молчал.
- Я могу вам эту уступить, - наконец сказал он. - Доедем до "Судостроителя", и забирайте.
Ровнин вел машину по Южинску, размышляя о том, что же это такое серьезный, основательно разработанный налет. Наверное, это значит, что они все учли. Все просчитали. Это значит, что они могли основательно поработать с секундомером. А может быть даже - обзавелись радиопеленгатором.
- Пятый! Пятый! - раздалось в приемнике. - Пятый, придержи оранжевый двадцать девять - сорок один. Двадцать девять - сорок один, понял? Придержи его, проехал на красный.
Переговоры ГАИ. Он давно уже понял: если представить, как все эти три указанные в письме завода соотносятся с Госбанком, учесть засады и блокировку, то можно без труда понять, что во время этих перевозок почти полгорода будут надежно прикрыты. Если группа пойдет на налет где-то здесь, все ее возможные отходы будут блокированы в течение трех - пяти минут. Полгорода. Но ведь остаются еще другие полгорода. Восток и северо-восток, район аэропорта и Московско-Приморское шоссе. Сейчас, в ближайшее время, в этой части будут перевозиться четыре крупные партии денег: из Госбанка на "Сельмаш" и "Большевичку", из трансагентства в Госбанк и из Госбанка в аэропорт. Особенно его интересовала именно эта перевозка в аэропорт, так как она не прикрыта радиоконтролем - пусть там и очень опытные инкассаторы. Так как лучшие силы УВД стянуты сейчас в другую часть города, то получается, что все эти четыре перевозки фактически не прикрыты. Конечно, надо учитывать, что на всех четырех машинах есть вооруженная охрана, а три из четырех маршрутов на всем пути следования контролируются по радио. Надо учитывать также тщательно разработанную систему мобильных ПМГ и то, что после первого же сигнала об ограблении все магистрали в городе будут перекрыты, а на загородных - предупреждены посты ГАИ и в случае необходимости высланы вертолеты. Так что формально все четыре перевозки, конечно, подстрахованы, и все-таки это обычное прикрытие. Обычное. Для серьезного, основательно разработанного налета явно недостаточное. Явно.
Разговоры в эфире. Перекличка постов, мелкие происшествия по городу, переговоры по СКАМ. Весь его расчет и все надежды сейчас только на них, на эти разговоры в эфире. Голубая мечта, что Семенцов еще до четырех возьмет банду с микрофоном ("Вы окружены, сопротивление бесполезно!") у "Судостроителя". Это, скорее всего, голубая мечта. Если налет действительно организован серьезно, то он может произойти в любой точке города. А это значит, что он сам конечно же напасть на следы банды в первые минуты налета не сможет. Ровнин убрал громкость приемника; теперь голоса звучали приглушенно. Навстречу не спеша двигались дневные улицы, и он вдруг подумал, что за два с лишним месяца в Южинске он так и не успел по-настоящему их рассмотреть.
Вот по сторонам потянулись двухэтажные домики из побуревшего кирпича. Ровнин понял, что это последние дома города; на табличках написано: "Улица Ветеранов", а улица Ветеранов замыкает окраину и заканчивается лесопарком. Дорога, ведущая сквозь лесопарк, выходит на развилку. От развилки - прямой путь на аэропорт. Направо начинается Приморское шоссе; пройдя вдоль линии пляжей, у порта оно сворачивает в город. Налево идет Московское шоссе. Оно начинается уже за чертой города и ведет на север.
Мелькнул в зелени и остался сзади последний двухэтажный домик, и сразу же за ним начался лесопарк. Въехав под кроны деревьев, Ровнин прислушался к фону в приемнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19