Все банки, расставленные в шахматном порядке за стеной, оказались разбросанными.
— Убеждает? — спросил Полуян и пнул жестянку, оказавшуюся под ногой. — Каждом по гранате. Для пробы. Дистанция сто метров.
На другой день Полуян усложнил маршрут. Они по крутому склону поднялись на хребет. Гребень его был узкий и острый. Делая очередной шаг, каждому приходилось внимательно глядеть под ноги, чтобы не оступиться.
Солнце светило им в спины и перед глазами открывался удивительный вид горной страны, поражавшей суровой красотой. Отвесные стены скал, огромные каменные глыбы, сорвавшиеся со склонов и загромоздившие ущелье, по дну которого струился горный поток, синева неба, пронзенная острыми гребнями далекого хребта — поражало воображение горожанина.
Полуян прибавил шаг. Очень важно было проверить, насколько люди адаптировались на высоте. Еще не поздно было кого-то оставить в лагере и не подвергать испытаниям, которые окажутся не по плечу. Может быть несколько самонадеянно, но эталоном годности к походу Полуян взял свое собственное состояние. В команде он был самым старшим по возрасту и считал, что нагрузки, которые в состоянии перенять, оказаться по плечу другим.
Ко второму часу безостановочного движения ноги у Полуяна стали будто ватные от усталости. Стоило лишь на минуту остановиться, и он чувствовал как подгибаются и подрагивают колени. Сердце билось учащенно и сильно, так, что толчки крови он ощущал биеньем в висках.
Бросив взгляд через плечо, Полуян увидел, что пятеро его товарищей не отстают от него. Лица их выглядели замкнутыми и суровыми. Люди выкладывались и это не располагало к веселости и шуткам.
Спуск по крутому склону оказался ничуть не легче подъема. Когда они достигли дна котловины и земля стала ровной, Полуян почувствовал, что ноги не держат его. Они подгибались и нестерпимо хотелось сесть.
Однако он не поддался минутной слабости и вместо того, чтобы дать команде отдохнуть, перешел с бега на быстрый размеренный шаг.
Они вернулись на стоянку молчаливые и сосредоточенные. Теперь все знали, что впереди их ждет не туристическая прогулка, а напряженная, требующая на каждом шагу полной затраты сил работа.
— Амер! — радист Салах смотрел на Хаттаба большими вытаращенными глазами. — Есть сообщение от Джохара.
Хаттаб, полулежавший на ковре, раскинутом в развалинах дома, которому война сохранила крышу, приподнялся и сел. Он только что плотно пообедал, пища удобно расположилась в животе и командира боевиков тянуло ко сну. Однако любое сообщение, поступавшее со стороны федералов Хаттаб воспринимал с серьезностью. Только он один решал какую ценность содержит информация и как ей воспользоваться, поэтому даже желание поспать не могло преодолеть необходимости выслушать то, о чем сообщает один из лучших агентов Басаева учитель чеченского языка Рамазан, взявший себе псевдоним Джохар.
— Докладывай, — Хаттаб расслабленно махнул рукой и благодушно рыгнул. Пища в желудке уже начала перевариваться и вызывала отрыжку.
Радист Салах, работавший под позывным «Борз» — «Волк», машинальным движением руки огладил бороду и подробно, слово в слово изложил командиру сообщение «Лечи» — «Сокола» о том, что в район Кенхи отправилась русская диверсионная группа, а в Годобери вылетел командир дивизии, которая недавно прибыла на театр военных действий.
— Хорошо, Салах, — Хаттаб вяло махнул рукой, показывая радисту на выход. Два последних ночных перехода и жирная баранина, нашедшая убежище в благородной утробе, требовали покоя. — Я обдумаю твое сообщение. Иди…
Прапорщик Репкин возвращался после принятия обычного для него стаканчика виноградного самогона до предела раздраженный. День был ветреный, жаркий. Со стороны калмыцких степей тянуло жаром и мело пыль. Но раздражало Репкина не это. Майор Ларьков, новый начальник, принявший службу снабжения боеприпасами, оказался настырным и недоверчивым типом. Он во все совал нос, всем интересовался, все хотел знать и главное было похоже никому не доверял. Не офицер, а настоящий культ личности. Во все лезет, всем старается заправлять. Репкина это раздражало до крайности. Воинская служба должна строиться на взаимном доверии. Как можно идти в бой, а тем более в разведку, если ты не доверяешь тем, кто рядом с тобой? Командир просто обязан доверять подчиненным, а уж они его не подведут никогда.
Злиться Репкина заставляло то, что сразу после появления на службе майора Ларькова упали его заработки. Две заявки Манапа на два десятка гранат РГД он ещё так и не выполнил.
Навстречу Репкину шел Федя Кулемин, мрачный и злой. Он веселел только после принятия стакана «слезы пророка», как называл местную самогоночку, а до этого лютовал смертной лютостью.
Увидев Репкина, Кулемин махнул рукой, привлекая к себе внимание.
— Ты куда, голубь мира, пропал? Там майор Ларьков землю роет, тебя все ищет. У него сидит капитан из прокуратуры. Ты им срочно понадобился.
— Иду, ну их всех в Катманду! — ответил Репкин и беспечно махнул рукой: мол, отстань.
А самого кинуло в жар и пот, отчего он сразу стал злым, как собака. Он давно уже ожидал какой-нибудь подлянки от этой дурацкой жизни, и вот она — на тебе! Как теперь жить человеку, который делает свой бизнес и вынужден всех опасаться? Как?! Надо же, суки, вынюхали что-то теперь зажмут в угол и начнут тянуть жилы. Нет уж, хренка вам с бугорка, господа хорошие!
Репкин круто свернул в переулок и направился к дому, в котором квартировал. Быстро достал из заначки нож, пистолет Макарова, прихватил и сунул за пазуху пачку баксов, перетянутую красной резинкой.
— Нет уж, хренка вам, господа! Репкин не Чапаев. Чтобы спастись ему через Урал плыть не надо. Он так уйдет, и потом ищите Репкина, если нужен, а вы ему до Фени.
Прямым ходом прапорщик двинулся на базар и вскоре уже стоял возле обувной палатки Джохара, которого местные жители называли Рамазаном.
— Я горю, — сказал Репкин, взяв в руки полуботинок, блестевший лаком. — Ты обещал мне новые документы. Можешь помочь прямо сейчас? Нужно по быстрому сматывать удочки.
— Если обещал, значит будет, — сказал Джохар озабоченно. — Сейчас иди к автостанции. К тебе подойдет человек. Спросит прикурить…
До автостанции Репкин дойти не успел. По пути его догнал старенький красный «Москвич» с местным номером. Передняя правая дверца приоткрылась.
— Э, прапорщик! Дай прикурить… — и сразу же за этими словами последовала команда. — Быстро садись.
Задняя дверца широко распахнулась. Из машины наружу выскочил молодой парень и подтолкнул прапорщика.
— Садысь, садысь!
Когда Репкин расположился на заднем сидении, с двух сторон его сжали крепкими плечами молодые парни. Один из них, тот, что сидел слева, накинул на голову прапора большой полиэтиленовый пакет и сжал его на шее. Репкин два раза судорожно вдохнул вонький дурманящий эфир, который заранее плеснули в пакет, захрипел и обвис, погрузившись в туман балдежа.
«Москвич» с бумажным пропуском «МВД Дагестана» на ветровом стекле выскочил из города и покатил в сторону Калининаула.
В тот же вечер в лесу на берегу реки Ярыксу неподалеку от аула Гиляны сопровождавшие прапорщика ребята передали его с рук на руки группе боевиков.
Придя в себя, Репкин не сразу понял всю глубину вероломства Джохара и пытался объясниться с окружившими его бородачами.
— Мужики, это ошибка. Я свой. — Репкин утер рукавом вспотевший лоб и ткнул себя в грудь толстым пальцем. — Я ваш…
Он засуетился, достал из кармана деньги, которые ему отдал Джохар. Потряс двумя сотенными билетами.
— Это ваши мне заплатили. За сведения. Я свой. Понимаете? С вами. Аллах акбар!
Арабы, бородатые, смердевшие перебродившим потом, стояли, явно не понимая что им старался объяснить перепуганный русский. Они видели его растерянность, слышали невнятное лепетание и понимали: вояка, попавший в крутой переплет, испытывает смертельный ужас. Он готов на все. Чтобы откупиться предлагает деньги. Чтобы избежать расплаты кричит «Аллах акбар!»
Командир отделения Хуссейн сделал шаг вперед и вырвал из рук Репкина банкноты. Посмотрел на них, сложил пополам и сунул в карман. Сказал по-русски универсальную фразу: «Давай, давай» и отошел, не обращая внимания на стенания Репкина.
На трех замызганных дорожной грязью джипах подкатил амер Хаттаб со своей охраной. Едва головная машина притормозила, дверцы распахнулись и наружу высыпали мюриды — соратники и телохранители араба. Они взяли автоматы наизготовку и только потом из второго джипа вылез Хаттаб. Он огляделся, заметил пленного и, не подходя к нему, махнул рукой:
— В машину его!
Амер торопился. Он ехал в аул Симсир, куда доставили четырех солдат федеральных войск, взятых в плен несколько дней назад.
Исполнительный Хуссейн крепким пинком в зад подтолкнул прапорщика к последнему джипу. Репкина тут же подхватили несколько жилистых рук и втянули в открытый кузов.
Мгновение спустя машина тронулась вдогонку за двумя первыми, а прапор лежал на жестком металле под ногами боевиков.
После того, как Хаттабу радист Салах доложил неприятную новость о том, что в горный район аула Кенхи отправился отряд русских диверсантов, сообщение о взятие в плен сразу нескольких солдат федеральных войск принесло некоторое успокоение кипевшей от ярости душе. В последнее время дела шли совсем не так, как хотелось бы и Хаттаб злился. Он видел, что даже те его соратники, которые никогда не сомневались в своем командире, начинали бояться будущего. Этот страх трудно вытравить из чужих душ молитвой и заговором. Его можно задушить только другим, ещё более сильным ужасом. Поэтому Хаттаб и поспешил в Симсир, где существовала возможность показать своим мюридам, что ждет тех, кто пытается противостоять воинам Аллаха.
Перед приездом Хаттаба пленных построили на лысом пригорке в стороне от аула. Они стояли рядом друг с другом, понимая, что ничего хорошего судьба никому из них не сулит.
Солдаты были похожи на проростки картофеля, которые пробились из вялых клубней в темном сыром подвале. Узкоплечие, недокормленные с прозрачными восковыми лицами, лопоухие, коротко стриженные, с глазами испуганно затаенными в темных глубинах глазниц, они жались один к другому, словно старались в тесном общении обрести потерянную уверенность. Им недоставало еды дома, когда они приближались к возрасту, который позволял призвать их в армию; им не хватало солдатской пайки, чтобы налиться мужской настоящей силой, когда их одели в военную форму. Потом, когда они научились разбирать и собирать автомат Калашникова, их отправили в Дагестан, как им объяснил пламенный комиссар демократического правительства, чтобы покончить с чеченскими террористами и бандитами.
В первый же день прибытия в заданный район всех четверых командир взвода, безбровый с белесыми глазами лейтенант Пыжиков направил на левый фланг батальона в боевое охранение.
Выйдя к высоте, которую им указал командир, солдаты начали обустраиваться. Для укрытия он нашли удобную яму. Из неё когда-то брали камень на строительные нужды, потом забросили. Края ямы обсыпались, бока поросли бурьяном, и она показалась солдатам убежищем надежным и удобным. Они вповалку улеглись у одной из стенок, для тепла прижавшись друг к другу. Договорились, что по очереди будут нести охранение.
Формально виноватым в том, что произошло потом, можно назвать рядового Ивана Нечипая, который нес караул в три часа ночи. Но по честному в нагрянувшей на солдат беде вины его не так уж много. Четырех бедолаг, избравших для укрытия яму, боевики приметили ещё в светлое время. Три бородача из отряда иорданца амера Хаттаба устроились в кустах на краю кручи, которая нависала над долиной и прекрасно видели, что творится внизу под ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50