Официант принёс нам пиво. Начитавшись Борроу, который ругал последними словами местное пиво, я ожидал самого худшего, но пиво оказалось весьма высокого качества.
На Брод-стрит по дороге в ресторан я заметил ветхий дом под соломенной крышей. Я спросил Бентона, который, как мне показалось, хорошо знает историю края, не самый ли это старый дом в городе.
— Нет, не самый, — ответил он. — Есть ещё более старый, недалеко от отеля «Медведь». Есть, наконец, дом, в котором заседал парламент Глендовера…
— Вы, конечно, имели в виду Оуэна Глендовера, — вмешался я, — о котором я прочитал у Борроу, но, насколько я знаю, этот дом находится в…
Я затруднялся назвать это место, потому что не знал правил валлийской фонетики. Мадрин рассмеялся и пришёл мне на помощь.
— …Макинлете, — подсказал он.
— Смейтесь-смейтесь, — сказал я, — но я всё-таки выучу валлийский и буду говорить на нём без ошибок.
Мы заговорили об Оуэне Глендовере. В начале пятнадцатого века, когда английские бароны увязли в войне с Францией, он поднял восстание против англичан и в течение десяти лет успешно отражал все их карательные экспедиции. Над Уэльсом развевался флаг с красным драконом; при дворе Глендовера появились послы иностранных держав; он обратился к Папе Римскому с просьбой об отделении валлийской церкви от английской; при нём дважды собирался парламент и планировалось открытие двух университетов.
Но, как известно, военное счастье переменчиво. Англичанам удалось одержать ряд побед, и с мечтой о независимости Уэльса было навсегда покончено. Открытия университетов пришлось ждать почти пятьсот лет, причём британское правительство не истратило на это ни пенни — деньги на организацию университетского образования собрали сами валлийцы. Имя Оуэна Глендовера стало таким же легендарным, как и имя другого героя валлийских сказаний, короля Артура. Про короля Артура легенда говорит, будто он спит под землёй вместе с рыцарями Круглого Стола; про Оуэна Глендовера говорят, будто он скрылся в дальней горной пещере и выйдет оттуда, когда Уэльсу будет угрожать смертельная опасность.
— Мне кажется, Оуэн Глендовер не бывал в этих местах, — заметил я и почему-то пожалел, что это так.
— Вы ошибаетесь, — возразил Мадрин, — его двор находился в Сикарте, всего в двадцати пяти милях к северу. Вам каждый покажет холм, на котором стоял его дворец. Именно оттуда валлийское войско шло к границе.
— В Уэльсе много мест, где происходили сражения, — нахмурился Бентон. — Замечательно, что два великих валлийца, Оуэн Глендовер и Роберт Оуэн, были связаны с Ньютауном.
Официант принёс наконец баранину. Хоть это и не был молодой барашек, но все равно блюдо мне понравилось. Пиво и горячая еда растопили ледок недоверия между мной и Бентоном, и я уже собирался задать ему вопрос, связанный с расследованием, когда Мадрин опередил меня.
— Почему вы так рано ушли сегодня с работы? — спросил он.
— Полковник предоставил мне отпуск с завтрашнего дня.
— Откуда вам стало известно о Роберте Оуэне? — спросил я.
— Когда я учился в Оксфорде, я подружился с одним шотландцем. Поместье его отца находилось недалеко от Нью-Ланарка, где Оуэн на своих ткацких фабриках начал социальный эксперимент. Мой друг был его последователем, и мне стало стыдно, что я ничего не знал о человеке, который родился и умер в Ньютауне. Я познакомился с его книгами и с тех пор изучаю его труды и пропагандирую его учение.
— Говорят, что из-за Оуэна вы поссорились с отцом, — вставил Мадрин.
— К сожалению, он упрям и не понимает, что затраты по улучшению условий труда рабочих с лихвой окупятся ростом производительности, — ответил Бентон.
— Полковник предоставил отпуск вам без содержания, не так ли? — спросил Мадрин.
— Буду зарабатывать деньги чтением лекций, — не задумываясь ни секунды, ответил Бентон.
— Конечно, о Роберте Оуэне?
— Да, о нём. Лига по изучению и распространению идей Оуэна будет оплачивать мои лекции, а также расходы на поездки. Я начну с Уэльса, потом, вероятно, двинусь в Англию. Но об этом прошу не говорить никому ни слова. Многие богатые люди, так же как мой отец, слышать не хотят об идеях Роберта Оуэна. С ними надо считаться, ведь они очень влиятельны.
— Как к идеям Оуэна относятся рабочие? — спросил я и тут же пожалел, потому что Бентон стал горячо рассказывать, как рабочие поддерживают идеи Оуэна, а это далеко уводило от цели моих расспросов. — Послушайте, — мне наконец удалось вставить словечко, — вы знакомы с Мелери Хьюс?
— Откуда вы её знаете? — Бентон забыл об Оуэне и удивлённо уставился на меня.
— Она моя дальняя родственница по линии бабушки со стороны матери, — ответил я, подумав про себя: почему бы и нет, если Мадрин стал моим кузеном?
Бентон, конечно, не заметил, что я лгу: ведь он находился среди друзей, которые, как и он, почитали великого человека и которым он безгранично доверял.
— Гибель отца была для неё страшным ударом, — проговорил он. — Но у неё очень сильный характер. Она мужественно перенесла потерю.
— Говорят, вы собирались на ней жениться? — спросил вдруг Мадрин.
— Я? На ней? — Бентон сначала опешил, потом захохотал и, кончив смеяться, сказал: — С чего вы взяли, что я хочу жениться на Мелери? Я ей не пара, я ведь ничего не смыслю в фермерском хозяйстве.
— Я слышал, что вы ухаживали за ней, — настаивал Мадрин.
— Просто я бывал у неё иногда. Дома у нас такая скука. Но и с ней поговорить не о чём. Она все сводит на стрижку овец, на улучшение питания коров, после чего мне остаётся только умолкнуть.
— Вероятно, и она умолкает, когда вы начинаете говорить о Роберте Оуэне.
Бентон опять весело рассмеялся:
— Что верно, то верно. Мелери умна и красива, но она никогда не пойдёт за меня, — ей нужен в мужья фермер, а не выпускник Оксфорда.
— Ходят также слухи, что ваш отец собирается жениться на ней, — продолжал выпытывать у него интересующую меня информацию Мадрин.
Бентон от удивления открыл рот. Мне стало ясно — он об этом ничего не знает.
— Мне трудно в это поверить, — наконец проговорил он, — потому что с ним у неё ещё меньше общего, чем со мной. Отец говорит только об акциях и дивидендах, о месячной выработке шахт и рудников. Если бы вдруг случилось самое невероятное и Мелери стала хозяйкой в Тромблей-Холле, она бы первым делом уволила всех служанок и сама принялась бы доить коров и печь овсяные коржики. Но главное, конечно, не это. Главное то, что Мелери яростная патриотка Уэльса. Она никогда, ни за какие деньги не выйдет замуж за англичанина!
— Значит, до вас не дошёл ещё один слух, — сказал Мадрин.
— Какой слух?
— Будто ваш отец убил Глина Хьюса — конечно, подослал убийц, — потому что Глин был против его ухаживаний за Мелери.
Бентон был так взбешён, что я боялся, как бы он не бросился с кулаками на Мадрина.
— Всякий, кто распространяет этот слух, идиот или подлец! — выкрикнул он в ярости.
— Я его не распространяю, — стал оправдываться Мадрин, — я только говорю то, что слышал.
— Да, у меня сложились довольно напряжённые отношения с отцом, но я никому не позволю клеветать на него. Это глубоко порядочный и безукоризненно честный человек. Спросите о нём тех, кто занимается браконьерством в его поместье! Они вам скажут то же самое. Он ненавидит насилие!
Бентон замолчал, и в этот момент часы на башне магистрата пробили семь ударов.
— Был очень рад с вами познакомиться. — Встав из-за стола, он протянул мне руку. — Спасибо за прекрасный ужин. Я на время прощаюсь с вами. Надо ещё пролистать заметки к лекции. До свидания, Мадрин. Спасибо, что познакомили меня с вашим кузеном.
Когда он ушёл, Мадрин сказал, ухмыльнувшись в бороду:
— Ну, и как, по-вашему, виновен ли он в чем-нибудь?
— Если и виновен, то только в крайней наивности. Только наивный, как ребёнок, человек станет убеждать предпринимателя повысить зарплату рабочим и улучшить условия их труда, потому что это обернётся ещё большей выгодой. Но какое-то отношение к интересующим нас событиям он, безусловно, имеет. — Я не мог сказать сейчас Мадрину, что в пивной «Чёрный лев» люди говорили о Роберте Оуэне, выходя с тайного собрания. — Что вам известно о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна?
— Слышал, что прошедшей зимой состоялось собрание, на котором говорили о Роберте Оуэне. Но о Лиге я ничего не слышал. Надо будет навести справки.
Я оплатил счёт, дав официанту на чай ровно столько, сколько было принято давать в Лондоне, чем, кажется, очень порадовал его. Мы вышли на улицу, и Мадрин предложил спросить о Лиге у владельца «Медведя» мистера Брина.
Это был коренастый, упитанный мужчина лет пятидесяти, с большими пушистыми усами. Здороваясь с нами, он приветливо и немного снисходительно улыбался, как и полагается человеку, у которого хорошо идут дела и который владеет лучшим отелем в городе. Он очень внимательно и, я бы даже сказал, почтительно слушал Мадрина, и я понял, что в Уэльсе поэт — человек уважаемый.
Как сообщил нам мистер Брин, собрание действительно проходило в феврале в отеле «Медведь» и было организовано обществом кооператоров. На нём выступил с докладом известный политический деятель и прекрасный оратор мистер Филип Сноуден. Главной мыслью его доклада было то, что рост кооперативного движения приведёт в конце концов к улучшению условий жизни и труда всех членов общества. Конечно, он говорил и о Роберте Оуэне как основателе кооперативного движения, и об актуальности его идей. Но мистер Брин ничего не слышал о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна.
— Впрочем, — закончил он, — в нашем городе уже имеется литературное общество, филармоническое общество, общество любителей колокольного звона, общество трезвости, общество взаимного обучения, и я не вижу никаких причин, почему бы не организовать общество Оуэна или общество Ллойд-Джорджа.
— Быть может, это просто кружок, где собираются, чтобы провести вместе время и поговорить об Оуэне, — осторожно заметил Мадрин.
Мистер Брин пожал плечами, и на том мы с ним расстались.
По главной улице мы отправились к зданию магистрата, и я смог им вволю полюбоваться. Обогнув его, мы подошли к городской библиотеке, и опять я увидел возле входа доску с надписью:
«ЭТО ЗДАНИЕ ОТРЕМОНТИРОВАНО И ДОСТРОЕНО СОЮЗОМ КООПЕРАТОРОВ В ПАМЯТЬ О РОБЕРТЕ ОУЭНЕ, ОСНОВАТЕЛЕ КООПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ»
— В Ньютауне чуть не на каждом шагу можно встретить имя Оуэна. Город, очевидно, гордится тем, что здесь родился великий человек.
— Если бы это было так, — с горечью отозвался Мадрин, — то на его могиле стоял бы памятник. Городские власти решили, что этих знаков внимания вполне достаточно. Мне понравилось, как вы быстро нашли общий язык с Бентоном. Вы так построили разговор, что он ни о чём не догадался, хотя вы, в сущности, допрашивали его.
— К сожалению, я не спросил его, как умерла его мать.
— Он бы подпрыгнул до потолка, если бы вы намекнули, что это преднамеренное убийство. Вы сами могли убедиться, как он относится к своему отцу. Я думаю, они в конце концов помирятся. Бентон человек благородный: ему не по душе потогонная система. Однако он твёрдо уверен, что его отец не может быть замешан ни в каких уголовных преступлениях.
Мы зашли в лавочку, и я купил несколько открыток с видами Ньютауна и его окрестностей. Странно, но за эти несколько часов я слышал валлийскую речь всего два-три раза. Видимо, в Ньютауне предпочитали говорить по-английски.
Пройдя по Хай-стрит, мы оказались на базарной площади, где я обратил внимание на красивые торговые ряды. За ними располагалось здание, в котором останавливался переночевать Карл I, а чуть дальше — дом сэра Джона Прайса, того, который был трижды женат и очень хотел воскресить свою третью жену.
Мадрин сообщил мне, что город начал застраиваться в начале девятнадцатого века, когда в Уэльсе появилось много небольших ткацких фабрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
На Брод-стрит по дороге в ресторан я заметил ветхий дом под соломенной крышей. Я спросил Бентона, который, как мне показалось, хорошо знает историю края, не самый ли это старый дом в городе.
— Нет, не самый, — ответил он. — Есть ещё более старый, недалеко от отеля «Медведь». Есть, наконец, дом, в котором заседал парламент Глендовера…
— Вы, конечно, имели в виду Оуэна Глендовера, — вмешался я, — о котором я прочитал у Борроу, но, насколько я знаю, этот дом находится в…
Я затруднялся назвать это место, потому что не знал правил валлийской фонетики. Мадрин рассмеялся и пришёл мне на помощь.
— …Макинлете, — подсказал он.
— Смейтесь-смейтесь, — сказал я, — но я всё-таки выучу валлийский и буду говорить на нём без ошибок.
Мы заговорили об Оуэне Глендовере. В начале пятнадцатого века, когда английские бароны увязли в войне с Францией, он поднял восстание против англичан и в течение десяти лет успешно отражал все их карательные экспедиции. Над Уэльсом развевался флаг с красным драконом; при дворе Глендовера появились послы иностранных держав; он обратился к Папе Римскому с просьбой об отделении валлийской церкви от английской; при нём дважды собирался парламент и планировалось открытие двух университетов.
Но, как известно, военное счастье переменчиво. Англичанам удалось одержать ряд побед, и с мечтой о независимости Уэльса было навсегда покончено. Открытия университетов пришлось ждать почти пятьсот лет, причём британское правительство не истратило на это ни пенни — деньги на организацию университетского образования собрали сами валлийцы. Имя Оуэна Глендовера стало таким же легендарным, как и имя другого героя валлийских сказаний, короля Артура. Про короля Артура легенда говорит, будто он спит под землёй вместе с рыцарями Круглого Стола; про Оуэна Глендовера говорят, будто он скрылся в дальней горной пещере и выйдет оттуда, когда Уэльсу будет угрожать смертельная опасность.
— Мне кажется, Оуэн Глендовер не бывал в этих местах, — заметил я и почему-то пожалел, что это так.
— Вы ошибаетесь, — возразил Мадрин, — его двор находился в Сикарте, всего в двадцати пяти милях к северу. Вам каждый покажет холм, на котором стоял его дворец. Именно оттуда валлийское войско шло к границе.
— В Уэльсе много мест, где происходили сражения, — нахмурился Бентон. — Замечательно, что два великих валлийца, Оуэн Глендовер и Роберт Оуэн, были связаны с Ньютауном.
Официант принёс наконец баранину. Хоть это и не был молодой барашек, но все равно блюдо мне понравилось. Пиво и горячая еда растопили ледок недоверия между мной и Бентоном, и я уже собирался задать ему вопрос, связанный с расследованием, когда Мадрин опередил меня.
— Почему вы так рано ушли сегодня с работы? — спросил он.
— Полковник предоставил мне отпуск с завтрашнего дня.
— Откуда вам стало известно о Роберте Оуэне? — спросил я.
— Когда я учился в Оксфорде, я подружился с одним шотландцем. Поместье его отца находилось недалеко от Нью-Ланарка, где Оуэн на своих ткацких фабриках начал социальный эксперимент. Мой друг был его последователем, и мне стало стыдно, что я ничего не знал о человеке, который родился и умер в Ньютауне. Я познакомился с его книгами и с тех пор изучаю его труды и пропагандирую его учение.
— Говорят, что из-за Оуэна вы поссорились с отцом, — вставил Мадрин.
— К сожалению, он упрям и не понимает, что затраты по улучшению условий труда рабочих с лихвой окупятся ростом производительности, — ответил Бентон.
— Полковник предоставил отпуск вам без содержания, не так ли? — спросил Мадрин.
— Буду зарабатывать деньги чтением лекций, — не задумываясь ни секунды, ответил Бентон.
— Конечно, о Роберте Оуэне?
— Да, о нём. Лига по изучению и распространению идей Оуэна будет оплачивать мои лекции, а также расходы на поездки. Я начну с Уэльса, потом, вероятно, двинусь в Англию. Но об этом прошу не говорить никому ни слова. Многие богатые люди, так же как мой отец, слышать не хотят об идеях Роберта Оуэна. С ними надо считаться, ведь они очень влиятельны.
— Как к идеям Оуэна относятся рабочие? — спросил я и тут же пожалел, потому что Бентон стал горячо рассказывать, как рабочие поддерживают идеи Оуэна, а это далеко уводило от цели моих расспросов. — Послушайте, — мне наконец удалось вставить словечко, — вы знакомы с Мелери Хьюс?
— Откуда вы её знаете? — Бентон забыл об Оуэне и удивлённо уставился на меня.
— Она моя дальняя родственница по линии бабушки со стороны матери, — ответил я, подумав про себя: почему бы и нет, если Мадрин стал моим кузеном?
Бентон, конечно, не заметил, что я лгу: ведь он находился среди друзей, которые, как и он, почитали великого человека и которым он безгранично доверял.
— Гибель отца была для неё страшным ударом, — проговорил он. — Но у неё очень сильный характер. Она мужественно перенесла потерю.
— Говорят, вы собирались на ней жениться? — спросил вдруг Мадрин.
— Я? На ней? — Бентон сначала опешил, потом захохотал и, кончив смеяться, сказал: — С чего вы взяли, что я хочу жениться на Мелери? Я ей не пара, я ведь ничего не смыслю в фермерском хозяйстве.
— Я слышал, что вы ухаживали за ней, — настаивал Мадрин.
— Просто я бывал у неё иногда. Дома у нас такая скука. Но и с ней поговорить не о чём. Она все сводит на стрижку овец, на улучшение питания коров, после чего мне остаётся только умолкнуть.
— Вероятно, и она умолкает, когда вы начинаете говорить о Роберте Оуэне.
Бентон опять весело рассмеялся:
— Что верно, то верно. Мелери умна и красива, но она никогда не пойдёт за меня, — ей нужен в мужья фермер, а не выпускник Оксфорда.
— Ходят также слухи, что ваш отец собирается жениться на ней, — продолжал выпытывать у него интересующую меня информацию Мадрин.
Бентон от удивления открыл рот. Мне стало ясно — он об этом ничего не знает.
— Мне трудно в это поверить, — наконец проговорил он, — потому что с ним у неё ещё меньше общего, чем со мной. Отец говорит только об акциях и дивидендах, о месячной выработке шахт и рудников. Если бы вдруг случилось самое невероятное и Мелери стала хозяйкой в Тромблей-Холле, она бы первым делом уволила всех служанок и сама принялась бы доить коров и печь овсяные коржики. Но главное, конечно, не это. Главное то, что Мелери яростная патриотка Уэльса. Она никогда, ни за какие деньги не выйдет замуж за англичанина!
— Значит, до вас не дошёл ещё один слух, — сказал Мадрин.
— Какой слух?
— Будто ваш отец убил Глина Хьюса — конечно, подослал убийц, — потому что Глин был против его ухаживаний за Мелери.
Бентон был так взбешён, что я боялся, как бы он не бросился с кулаками на Мадрина.
— Всякий, кто распространяет этот слух, идиот или подлец! — выкрикнул он в ярости.
— Я его не распространяю, — стал оправдываться Мадрин, — я только говорю то, что слышал.
— Да, у меня сложились довольно напряжённые отношения с отцом, но я никому не позволю клеветать на него. Это глубоко порядочный и безукоризненно честный человек. Спросите о нём тех, кто занимается браконьерством в его поместье! Они вам скажут то же самое. Он ненавидит насилие!
Бентон замолчал, и в этот момент часы на башне магистрата пробили семь ударов.
— Был очень рад с вами познакомиться. — Встав из-за стола, он протянул мне руку. — Спасибо за прекрасный ужин. Я на время прощаюсь с вами. Надо ещё пролистать заметки к лекции. До свидания, Мадрин. Спасибо, что познакомили меня с вашим кузеном.
Когда он ушёл, Мадрин сказал, ухмыльнувшись в бороду:
— Ну, и как, по-вашему, виновен ли он в чем-нибудь?
— Если и виновен, то только в крайней наивности. Только наивный, как ребёнок, человек станет убеждать предпринимателя повысить зарплату рабочим и улучшить условия их труда, потому что это обернётся ещё большей выгодой. Но какое-то отношение к интересующим нас событиям он, безусловно, имеет. — Я не мог сказать сейчас Мадрину, что в пивной «Чёрный лев» люди говорили о Роберте Оуэне, выходя с тайного собрания. — Что вам известно о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна?
— Слышал, что прошедшей зимой состоялось собрание, на котором говорили о Роберте Оуэне. Но о Лиге я ничего не слышал. Надо будет навести справки.
Я оплатил счёт, дав официанту на чай ровно столько, сколько было принято давать в Лондоне, чем, кажется, очень порадовал его. Мы вышли на улицу, и Мадрин предложил спросить о Лиге у владельца «Медведя» мистера Брина.
Это был коренастый, упитанный мужчина лет пятидесяти, с большими пушистыми усами. Здороваясь с нами, он приветливо и немного снисходительно улыбался, как и полагается человеку, у которого хорошо идут дела и который владеет лучшим отелем в городе. Он очень внимательно и, я бы даже сказал, почтительно слушал Мадрина, и я понял, что в Уэльсе поэт — человек уважаемый.
Как сообщил нам мистер Брин, собрание действительно проходило в феврале в отеле «Медведь» и было организовано обществом кооператоров. На нём выступил с докладом известный политический деятель и прекрасный оратор мистер Филип Сноуден. Главной мыслью его доклада было то, что рост кооперативного движения приведёт в конце концов к улучшению условий жизни и труда всех членов общества. Конечно, он говорил и о Роберте Оуэне как основателе кооперативного движения, и об актуальности его идей. Но мистер Брин ничего не слышал о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна.
— Впрочем, — закончил он, — в нашем городе уже имеется литературное общество, филармоническое общество, общество любителей колокольного звона, общество трезвости, общество взаимного обучения, и я не вижу никаких причин, почему бы не организовать общество Оуэна или общество Ллойд-Джорджа.
— Быть может, это просто кружок, где собираются, чтобы провести вместе время и поговорить об Оуэне, — осторожно заметил Мадрин.
Мистер Брин пожал плечами, и на том мы с ним расстались.
По главной улице мы отправились к зданию магистрата, и я смог им вволю полюбоваться. Обогнув его, мы подошли к городской библиотеке, и опять я увидел возле входа доску с надписью:
«ЭТО ЗДАНИЕ ОТРЕМОНТИРОВАНО И ДОСТРОЕНО СОЮЗОМ КООПЕРАТОРОВ В ПАМЯТЬ О РОБЕРТЕ ОУЭНЕ, ОСНОВАТЕЛЕ КООПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ»
— В Ньютауне чуть не на каждом шагу можно встретить имя Оуэна. Город, очевидно, гордится тем, что здесь родился великий человек.
— Если бы это было так, — с горечью отозвался Мадрин, — то на его могиле стоял бы памятник. Городские власти решили, что этих знаков внимания вполне достаточно. Мне понравилось, как вы быстро нашли общий язык с Бентоном. Вы так построили разговор, что он ни о чём не догадался, хотя вы, в сущности, допрашивали его.
— К сожалению, я не спросил его, как умерла его мать.
— Он бы подпрыгнул до потолка, если бы вы намекнули, что это преднамеренное убийство. Вы сами могли убедиться, как он относится к своему отцу. Я думаю, они в конце концов помирятся. Бентон человек благородный: ему не по душе потогонная система. Однако он твёрдо уверен, что его отец не может быть замешан ни в каких уголовных преступлениях.
Мы зашли в лавочку, и я купил несколько открыток с видами Ньютауна и его окрестностей. Странно, но за эти несколько часов я слышал валлийскую речь всего два-три раза. Видимо, в Ньютауне предпочитали говорить по-английски.
Пройдя по Хай-стрит, мы оказались на базарной площади, где я обратил внимание на красивые торговые ряды. За ними располагалось здание, в котором останавливался переночевать Карл I, а чуть дальше — дом сэра Джона Прайса, того, который был трижды женат и очень хотел воскресить свою третью жену.
Мадрин сообщил мне, что город начал застраиваться в начале девятнадцатого века, когда в Уэльсе появилось много небольших ткацких фабрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30