— Затем вы вошли в салон, на этот раз настоящий, для того, чтобы убить своего мужа. Кстати, я не совсем понимаю…
— В полдень он съел шоколадные конфеты с фенобарбиталом, которые я ему подсунула. Фенобарбитал состоит из множества разных компонентов, которые быстро растворяются в организме и действуют как снотворное. Хорошо рассчитав дозу, можно держать человека в состоянии сна долгие часы…
Слабая улыбка на мгновение осветила ее лицо.
— И вот…
— Он спал?
— Да.
Она прекрасно знала, о чем я думаю. Если когда-нибудь все раскроется, суд не найдет для нее смягчающих обстоятельств. Она хладнокровно после долгой и тщательной подготовки убила спящего человека.
— Я вызываю у вас страх? Вы думаете, что я монстр?
Я пожал плечами.
— Я не тот человек, который может судить вас.
Медленно, как в кино, она протянула мне руку, и мне показалось, что все начинается снова. Я схватил ее руку и сжал.
Я молил небо, чтобы нам дали хоть несколько минут передышки, ведь в любой момент мог раздаться стук в дверь или телефонный звонок.
— Никто не был обеспокоен его отсутствием вчера после обеда?
— Его любовница. Утром фабрика работала. Нисколько не стесняясь, она пришла к нему в кабинет, и, как я узнала через секретаршу, у них были совместные планы на вечер. Она звонила во второй половине дня, но не назвалась, спрашивала Жерома, но я ответила, что он ушел.
— Надеюсь, полиция будет в курсе этого инцидента.
— Конечно.
— Надо использовать версию самоубийства. Кстати, как отреагировали полицейские? Она задумалась.
— Не знаю.
— Ну… как они себя вели?
— Как враги. Ничего не говорили, фотографировали, измеряли. Взяли револьвер и положили в целлофановый пакет.
— Потом?
— Запломбировали дверь салона! Мне это не очень нравится. Я думала, что если полиция сталкивается с самоубийством, то не предпринимает никаких мер предосторожности.
Это была точка зрения профана: если бы у инспекторов появились сомнения, они бы перерыли весь дом.
— Так. Вы убили его… Надеюсь, на вас были перчатки?
— Да. Но он сам выстрелил в себя. Вы понимаете? Я только держала его руку.
Как держат руку неграмотного, когда надо подписать что-нибудь. Она помогла ему подписать свой смертный приговор.
— Две капли крови попали на рукав.
— Я поняла, что эти капли беспокоили вас. Вы заволновались еще до того, как мы нашли тело. Я даже хотела уйти от вас, когда мы вышли из кафе.
Слова были жестокими, но их смягчило легкое пожатие руки.
— Что вы сделали с перчатками?
— Я их выбросила в сточную канаву во время нашей ночной прогулки, разве вы не заметили?
— Нет, — признался я жалобно.
Я хотел знать все в деталях, это дело меня невероятно интересовало, просто завораживало.
— Вы выстрелили, а потом?
— Я плеснула немного коньяку в одну рюмку, немного шерри в другую… Поставила их на верхнюю полку бара.
— Так вот почему перед тем как мы ушли, вы переставили мою рюмку с камина.
— Вы запомнили и это?
— Как видите…
— Мы разговаривали, гуляли…
— А когда вернулись, вы остановили лифт на втором этаже, а не на третьем. А чтобы я не заметил, что путь был короче, вы поцеловали меня…
— Вы думаете, что я поцеловала вас именно поэтому?
— Расскажите мне о грузовом лифте.
— Он поднимается на три этажа. Ателье устроено очень рационально. Клеют на втором этаже, а все остальные работы производят выше. Мой муж сделал так, что грузовой лифт можно использовать как обычный — он открывается и со стороны фабрики, и со стороны квартир.
— И?..
— В этот вечер я открутила кнопку на третий этаж из предосторожности. Мой гость-свидетель не должен был догадаться, что есть еще этажи.
— А как же вы нажимали на кнопку, мы ведь поднимались на третий?
— Я взяла у дочку детскую вязальную спицу — ее кончик как нельзя лучше проникает в дырочку на табло.
— Примите мои поздравления…
Я смотрел на нее, удивляясь, как такое коварство, такая изобретательность могли появиться у этой женщины.
— Я заменила лампочки на лестнице и в грузовом лифте на перегоревшие.
Теперь она торопилась рассказать все до конца. Она хотела удивить меня.
— Когда вы пришли ко мне в первый раз, держа на руках Люсьенну, я остановила лифт немного раньше, чем он должен был остановиться. Точно так же я поступила в третий ваш визит, когда с нами был тот мужчина из церкви… Знаете, почему я это сделала?
— Нет.
— Потому что наша квартира расположена не на одном уровне с ателье, а грузовой лифт приспособлен к лестнице фабрики.
Поэтому, когда выходишь со стороны квартиры, нужно подняться на ступеньку. А на третьем этаже и ателье, и жилая часть на одном уровне. Я создала эту ступеньку, останавливая лифт раньше.
— Браво! В темноте это, должно быть, нелегко?
— Я тренировалась долгими ночами, когда была дома одна.
Движение стало рефлекторным. Я добилась того, что останавливалась только плюс-минус один сантиметр.
Я восхищался этой женщиной, но одна фраза поразила меня: «… я тренировалась долгими ночами, когда была дома одна». Я представлял себе ее жизнь на фабрике с уродливым ребенком.
«… долгими ночами, когда была дома одна».
Да, у нее было время на то, чтобы обдумать убийство, чтобы посвятить себя достижению цели…
— Почему дверь на третьем этаже не была заперта на ключ?
Чтобы войти сюда, мне достаточно было повернуть ручку.
— Из осторожности.
— То есть?
— Каждый раз я делала вид, что пользуюсь ключом, но у меня был только один ключ, которым я для видимости ковырялась в замке. Я боялась, что если при расследовании у меня отберут всю связку и сравнят мои ключи и мужа, то сразу увидят, что у него нет ключа от третьего этажа.
Я отпустил руку мадам Драве.
— А я чуть было не провалил такой замечательный, до мелочей продуманный план. Она кивнула.
— Да. Мне попался единственный человек в квартале, который не мог быть свидетелем. Когда вы сообщили мне, кто… кто вы такой, я была готова покончить с собой. Все нужно было начинать сначала.
— И вы начали?
— Да, только теперь все становилось гораздо сложнее из-за тела, которое остывало. Я постаралась как можно дольше отсутствовать с мсье Ферри, чтобы труднее было установить время смерти. Я сделала так, чтобы он отвел меня в шумное место, где нас обязательно должны были заметить. Мы надели на себя дурацкие бумажные шляпы, кидались серпантином, пили шампанское. Он сказал мне, что это его лучшая рождественская ночь.
Она устало махнула рукой.
— Как вы думаете — они будут проводить вскрытие?
— Если появятся какие-то сомнения, обязательно…
— Насколько я знаю, фенобарбитал не оставляет никаких следов в крови. А вот угол, под которым был сделан выстрел… Но мне кажется, я хорошо рассчитала…
Слушая ее спокойный голос, глядя на ее молодое благородное лицо, невозможно было поверить, что она совершила столь изощренное убийство.
— А что касается времени смерти… Если не будет вскрытия, то его нельзя проверить. И еще! Мсье Ферри засвидетельствовал, что салон был пуст, когда мы ушли. Он показал, что не покидал меня и мы вместе обнаружили труп.
Она встала передо мной, прижавшись к моим согнутым коленям, подняла к себе мою голову.
— Вы единственная и реальная опасность. Что вы чувствуете, держа в руках судьбу человека?
И это она спрашивала меня. Она, убившая мужа. Меня, убившего женщину.
10. ВЕЛЮРОВАЯ ПТИЧКА
— Почему вы убили его? Она покачала головой:
— Не хочу даже пытаться объяснить вам это. Все из-за дочери.
Он издевался над ребенком…Внезапно я взорвался:
— Не надо только говорить, что вы собирались засунуть труп в ее маленькие ботиночки! Женщина натянуто рассмеялась:
— Я не скажу этого, хотя вы, Альбер, недалеки от истины.
Она помнила мое имя! Что еще надо, чтобы заполучить мужчину в союзники. До сих пор мне было лишь небезразлично, что она выбрала меня в ресторане. Или меня выбрала сама судьба? Не благодаря ли более сложному сплетению обстоятельств я оказался за соседним столиком. Всего лишь за день до этих событий я проснулся в тюрьме за тысячи километров отсюда, и цепь удивительных случайностей привела меня на это свидание.
— Ваша выдумка с церковью была просто гениальной.
— Это вы мне подсказали. Когда вы позвонили, я была в комнате Люсьенны, смотрела, как она спит, и задавала себе вопрос, неужели есть матери, которые могут уничтожить и себя и ребенка.
Я пыталась найти этот ужасный рецепт. А когда я увидела вас в толпе у церкви, то чуть было не закричала от отчаяния.
— Кстати, вы что-нибудь говорили обо мне полиции?
— Ферри назвал ваше имя, но так как вас не было, когда обнаружили тело, полицейские не придали этому значения…
— Они вернутся?
— Безусловно. Еще заявятся и сонные родственники, и чиновники из магистрата. Вчера все много выпили и мало спали. Это будет кошмаром, хотя вряд ли все придут раньше полудня. Должны же они немного поспать, разве нет?
— Вы поднялись, чтобы убрать все из этой комнаты?
— Да. У меня не так уж много времени…
Она ждала моего приговора. Мадам Драве не преувеличивала — ее судьба была в моих руках. Я окинул комнату разочарованным взглядом. Теперь это была декорация. Декорация трагедии.
— Что вы собираетесь делать с мебелью?
— Кресло подходит в пару к тому, что стоит в салоне. Я убрала его оттуда, чтобы освободить место для елки. Достаточно спустить его в одну из комнат, в столовую, например. Полицейские даже не входили туда. Бутылки можно пристроить где-нибудь на кухне.
Проигрыватель, бар и елку надо сломать и сжечь в топке центрального отопления — она большая. Остается диван, но его можно оставить здесь. У меня есть чехол другого цвета.
— Очень хорошо! — решительно сказал я. — Тогда за дело.
Она рассчитывала на мое молчание, но помощи никак не ждала и пришла в некоторое замешательство. Я посмотрел на часы. Я чувствовал непонятную уверенность. Это убийство было своего рода шедевром, и я хотел участвовать в его создании. Было почти восемь утра. У нас оставалось не больше часа.
С помощью мадам Драве я отнес в лифт кресло, бар, проигрыватель и столик, на котором он стоял. Кресло мы оставили в столовой, как она и хотела. Разломать бар, проигрыватель и столик было для меня пустяком. К тому же ломать на мелкие части не было необходимости, потому что печка оказалась действительно огромной. Когда все сгорело и от проигрывателя осталось лишь несколько пружин, я вновь наполнил печь.
Красные, как петушиный гребень, мы поднялись на третий этаж.
Нам еще нужно было снять с елки многочисленные новогодние игрушки, прежде чем сломать ее и сжечь. Мы молча принялись за дело. Мы действовали, как в бреду, и чем меньше комната напоминала салон, тем больше мы торопились. В любой момент мог прийти какой-нибудь полицейский и застать меня у Драве.
Она вскрикнула, когда обнаружила мою птичку в клетке. Я объяснил, откуда появилась эта вещичка, и она заплакала. Сидя на диване, она вздрагивала в такт рыданиям, прижимая к груди игрушку.
— Почему вы плачете? — спросил я, когда она начала успокаиваться.
— Из-за вас, Альбер. Я представила, как вы покупаете в лавочке эту бесполезную игрушку.
Она, которая в течение долгих недель подготавливала убийство мужа. Она, которая выстрелила в упор в голову спящего мужчины.
Она была способна заплакать при виде дешевенькой вещицы, символизировавшей мое одиночество.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы ее выбросили.
— Но мы не можем повесить ее на елку, ведь двери опечатаны.
— Я повешу ее над кроваткой Люсьенны. Не знаю, может ли такая женщина, как я, верить в талисман, но мне кажется, что эта птичка защитит мою дочь.
Не теряя времени, она спустилась с серебряной клеткой в руках, мне же оставалось еще уничтожить елку. Я опять пошел в подвал. Когда кинул в печь обломки, повалил тяжелый черный дым.
Каждый раз, когда я открывал заслонку, оттуда вырывалось смолистое облако, и я задыхался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13