Глава 4
Мы заходим в ресторан, когда липовые новобрачные уже отбыли в свадебное путешествие, а гарсоны, взгромоздив стулья на столы, начали мыть полы. Тот, что обслуживал нас, узнал меня и, унюхав чаевые, подошел к нам, сузив рот в куриную гузку.
– Месье и дама что-то забыли?
– Я хочу поговорить с хозяином.
Он кланяется и ведет меня на кухню. На столе, между рыбьим скелетом и остатками майонеза, владелец ресторана,, упаковывая внушительную стопку хрустов в пачки по десять «штук», подсчитывает выручку. Навар хороший. На эти бабки он запросто может купить себе авианосец.
Мой визит ему явно не нравится. Вы, наверное, замечали, что люди не любят, когда их беспокоят во время жратвы, траханья и подсчета бабок? Это потому, что для большинства людей еда, любовь и деньги – вещи святые.
Он хмурит брови.
– Чего вы хотите?
– Сказать вам пару слов.
Он раздраженно машет рукой.
– Сейчас полночь, – замечает он.
Я качаю головой.
– Я пришел не за тем, чтобы спрашивать, который час.
– Месье, – скрипит он, – мне не нравятся шуточки подобного рода.
Чтобы нагнать на него страху, я достаю свое удостоверение.
Если бы вы могли видеть морду этого малого, то расхохотались бы так, что для того, чтобы излечить вас от смеха, пришлось бы позвать тещу или исповедника. Просто невероятно, как этот придурок сдрейфил.
– Г-г-господин ко... господин комиссар, – блеет он, – что случилось?
Он с отчаянием смотрит на свои бабки, затем его глаза находят мои и делают мне немое предложение. Я понимаю, что если захочу, мне достаточно будет только протянуть руку и в нее сразу же посыплются крупные купюры. Жизель нежно улыбается. Она заметила, что хозяин ресторана принимает меня за человека из контроля, и веселится, как на фильме Чарли Чаплина.
Я даю ресторанщику потрястись, прежде чем покачать головой:
– Не психуйте, я пришел не за тем, чтобы устраивать вам неприятности. Просто хочу узнать одну вещь.
Мой собеседник переводит дух, суетится, виляет хвостом, истекает слюной. Если так пойдет и дальше, он поползет на пузе.
Он уверяет, что готов дать мне все сведения, которыми располагает. Если бы это могло доставить мне удовольствие, этот малый продал бы мне отца с матерью и младшей сестрой в придачу. Он доведен до кондиции. Это один из тех трусов, которые садятся за стол и широко открывают рот еще до того, как приходится доставать штопор.
– Сегодня за ужином... свадебным ужином, были два музыканта. Вы их знаете?
Он отрицательно качает головой.
– Слушайте, барон, – обращаюсь я к нему, – вам не стоит принимать мою голову за банку с ямайским перцем...
– Но...
– Никаких «но». Чтобы дать народу пожрать, вы ежевечерне устраиваете спектакль под названием «Свадьба». Для входа в ваш театр надо знать пароль. И вы хотите убедить меня, что те двое лабухов явились к вашему сегодняшнему столу с петухом в винном соусе, с кроликом с горчицей и копченым лососем просто с улицы?.. Вы закрываете двери перед министрами, если они не входят в число избранных, а какие-то фраера могут заходить сюда со своими инструментами, и вы даже не спрашиваете, кто они и откуда? Не шутите, приятель.
Во время моей речи владелец ресторана неоднократно пытался перебить меня, но всякий раз, когда он открывал рот, я принимался орать так, что в сравнении с моим ревом сирена парохода показалась бы писком мышонка.
Но в тот момент, когда я перевожу дыхание, бедняга наконец получает возможность объясниться:
– Господин комиссар! Эти люди знали пароль. Я позволил им играть, потому что не люблю вызывать обиды.
Я смягчаюсь. Этот человек бесспорно искренен.
– И раньше вы их никогда не видели?
– Никогда! Можете допросить мой персонал, господин комиссар, и убедитесь, что я не вру.
Жизель смотрит на меня, я на нее, тип на нас. Как видите, красноречие не в чести. Мое расследование буксует. Квалификацию я потерял, что ли? Во всяком случае, если мне хотелось сыграть перед девушкой крутого полицейского, я с треском провалил эту роль.
Директор, убедившись, что я не стану к нему придираться, веселится, как дурачок.
– Не окажете ли вы мне честь принять бокал шампанского?
Я оказываю ему эту честь. Он отдает приказы, и бармен ресторана в темпе все готовит. Скоро мы сидим перед серебряным ведерком.
– Если эти музыканты вдруг вернутся, мне следует предупредить вас, господин комиссар?
Хорошая идея. Я даю ему свой адрес и хвалю его шампанское, которое просто потрясное. Если проверяющим он подает такое же, то понятно, почему они оставляют его в покое с ежедневной свадьбой его племянницы Эрнестин.
После второго бокала мои мозги начинают работать. Мотору просто не хватало горючего. Уверен, что когда я вернусь к нормальной для меня жизни, все пойдет еще лучше.
А пока у меня появляется очень неплохая мыслишка.
– Жизель, ты умеешь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Она смотрит на меня и старается скрыть удивление.
– Нет, но я умею вязать пуловеры.
Я морщусь.
– Чтобы стать сыщиком-любителем, этого недостаточно. А петь ты умеешь?
– Не могу похвастаться...
– Да или нет?
– Скорее да. Конечно, я не Лили Понс...
– Что мне очень нравится. Если бы ты была Лили Понс, то находилась бы в сейчас в «Метрополитен-опера», в Нью-Йорке.
Хозяин ресторана радуется все сильнее. Этот вечер один из самых интересных в его тусклой жизни. Он так счастлив, что велит принести вторую бутылку. Моя нежная медсестра налегает на нее, да еще как! У нее есть предрасположенность к применению на практике принципа сообщающихся сосудов. Я не особо увлекаюсь шампанским, потому что за рулем. Если Жизель совершенно накачается, я смогу доставить ее к ней домой без посторонней помощи.
Вдруг я принимаю решение. Не знаю, куда оно меня заведет, но уверен, что последствия могут быть самые неприятные.
– Музыканты у вас бывают каждый вечер?
– Нет. очень редко.
– Если придут завтра, пошлите их куда подальше. Понятно?
– Понятно, господин комиссар.
– Кстати, завтра вечером я снова приду к вам вместе с мадемуазель.
Он изображает восторг.
– Мы оставим вам лучший столик, господин комиссар, и окажем особый прием.
Я его останавливаю.
– Мы придем не есть, а дать концерт. Вы услышите песни в исполнении мадемуазель и будете иметь честь аплодировать моему соло на скрипке.
Малышка вскрикивает. Она просекла. Ее глаза блестят, как бриллианты.
– Дорогой! – кричит она. – Дорогой, это чудесно!
Что касается хозяина ресторана, он ничего не говорит, но ясно, что самое сильное его желание – нажраться аспирина.
Сегодня вечером я только и делаю, что эпатирую людей! Я допиваю свой стакан и поднимаюсь.
– Не удивляйтесь, – говорю я нашему хозяину. – То, о чем я вас прошу, является частью важного плана.
– Но... конечно, господин комиссар. Я полностью к вашим услугам.
Он провожает нас до машины.
– До завтра!
– Спокойной ночи, месье и мадемуазель.
Я включаю двигатель, и мы уезжаем. На бульваре Османн нас останавливает немецкий военный патруль.
– Документы!
Я показываю наши аусвайсы. Все нормально. Две минуты спустя я высаживаю Жизель перед ее домом.
– Как? – удивляется она. – Ты не поднимешься?
– Не знаю, прилично ли это...
Она пожимает плечами.
– Конечно, неприлично, но, как говорит один человек, которого я очень люблю: «Разум и я разошлись из-за несовместимости характеров».
Замечательная девчонка!
Я следую за ней по лестнице. Войдя в квартиру, я звоню Гийому, чтобы сказать ему, куда он Может прислать человека за машиной, если она ему нужна. Он отвечает, что пока я могу ею пользоваться. Так что все к лучшему.
– А теперь, – говорит мне Жизель, – давай обсудим план дальнейших действий.
У нее немного заплетается язык, и слова сходят с него с трудом. Можно подумать, что они слиплись от сиропа.
– Не будем больше о работе. К тому же, хотя я и не хочу тебя обидеть, но должен сказать, что ты уже и лыка не вяжешь. Скажи мне, где находится спальня для гостей.
– У меня маленькая квартира, и в ней всего одна спальня. Моя.
– Теснота тебя не смущает?
– Нет, я не переношу только запах трубочного табака.
– Тогда нет никаких препятствий к тому, чтобы я остался в твоей спальне. Я курю только сигареты.
В этот момент радио, которое она включила, начинает играть такую сладкую мелодию, что если бы ее услышали ангелы, они бы стали подыгрывать ей на своих райских трубах.
Я обнимаю Жизель за талию и веду в спальню.
Глава 5
Я не любопытен, но хотел бы знать, понимаете ли вы хоть что-нибудь в моих действиях или читаете то, что я написал, как налоговую декларацию, не ища им объяснения. Ждете, пока я вам разжую все от А до Я? Боитесь, что от легкого шевеления извилинами у вас разжижатся мозги, а в аптеке не найдется достаточного количества аспирина, чтобы снять головную боль? Знаете, вы внушаете мне жалость. Так и вижу вас сидящих в ваших квартирах – безвольных, косных, плохо выбритых и с башкой, пустой, как совесть генерала... Черт! Ну сделайте маленькое усилие. Я вам сказал, что собрался дать на улице Аркад небольшой концерт при добровольном участии очаровательной Жизель. Неужели у вас даже не мелькнуло мысли, что я хочу это сделать не ради удовольствия выступать на публике? Вы что, серьезно думаете, что скрипка мое хобби и я играю по выходным, чтобы отвлечься от тягот жизни?.. Ну выдаете!..
Тогда слушайте меня вместо того, чтобы выпучивать глаза, как будто мимо дефилируют девочки из «Фоли Бержер», одетые только в перышко на попке. Оставьте свои дела – в лес они не рванут – и слушайте.
Исполняя свой маленький номер, я надеюсь найти путеводную нить, ведущую к стрелявшему в меня субчику, потому что в ресторане должен быть завсегдатай, состоящий в банде убийц и получающий инструкции известным вам способом. Чтобы его найти, я располагаю единственным способом: передать ложное сообщение симфонической морзянкой. Это может сработать, а может и нет. Если получится, я возьму его за грудки и буду играть сонаты на его адамовом яблоке до тех пор, пока он не скажет мне, как найти парня со стрижкой бобриком. Если выйдет осечка, это будет значить, что я зря старался.
В назначенный час вечером следующего дня я захожу за моей красавицей к ней домой. Тут начинается самое смешное. Мы переодеваемся в шмотки, одолженные мне одним знакомым евреем, который с некоторых пор называет себя Дюбуа.
За десять минут мы превращаемся в уличных музыкантов. Жизель – это сама кричащая правда. Если б вы встретили ее на улице, то обязательно кинули бы ей полтинник на согрев души Что касается меня, то с длинными висячими усами, в очках без одной дужки, в жалком пальтишке и с инструментом я похож на уволенного за аморалку бывшего учителя музыки.
– Вы подготовили свое сообщение? – спрашивает медсестренка.
– Еще бы!
– И где вы назначили место встречи?
– На углу улицы Клиши и площади Трините...
Она презрительно пожимает плечами.
– На свежем воздухе! И вы считаете, что поймать его там будет просто? Прежде всего, не думаете ли вы, что это покажется ему подозрительным?
– Конечно, а куда, по-вашему, мне его заманить?
– Ну... сюда!
– Сюда?
– Почему бы и нет? Здесь спокойно, а?
Я отталкиваю искушение.
– Вы ненормальная!
Но мой голос звучит фальшиво. Жизель догадывается, что уговорить меня будет нетрудно.
– Во-первых, – говорит она, – нам надо условиться об обращении друг к другу. То мы на «ты», то на «вы». Эта неопределенность непонятна третьим лицам. Затем, ты прекрасно знаешь, что предложенный мною вариант гораздо лучше. Не придется опасаться любопытных прохожих.
– Конечно, но это может быть опасно.
– Да ну, брось...
Я начинаю сердиться.
– Черт возьми, я все-таки лучше тебя знаю, что опасно, а что нет. Если я говорю, значит, так и есть. Об этих типах мы знаем только то, что они стреляют в своих современников с той же легкостью, с какой ты мажешь губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21