Он утвердительно кивает, сует штекер в одну из ячеек мини-АТС и отдает приказ.
– Он сейчас придет.
– Спасибо. Ваш клиент звонил или ему звонили во время пребывания в отеле?
– Нет.
– К нему приходили?
– Тоже нет.
– Он колебался, когда заполнял регистрационную карточку?
– Нисколько.
Является болезненно-худой длинный тип с мешками под глазами, одетый в белую куртку.
Это гарсон, обслуживавший Клюни в его номере.
– Что он делал, когда вы вошли?
– Читал.
– Что?
– Книгу.
– Как он был одет?
– В рубашку и пижамную куртку.
Я это запоминаю. Тип в рубашке и пижамной куртке и с книгой в руке явно не собирался уходить и никого не ждал.
Однако Клюни ждал. Не человека, а своего часа. Ждал, пока наступит время выйти из гостиницы вместе с бомбой. Но если он приехал только затем, чтобы подложить бомбу и уехать, зачем ему понадобился такой громоздкий багаж?
– Его чемоданы были разобраны? – спрашиваю я гарсона.
– Только один.
– А второй?
– Второй стоял в глубине комнаты.
– Он вам что-нибудь сказал?
– Ничего особенного...
Я в очередной раз возвращаюсь к Эриху фон Строхейму:
– Как обнаружили, что он болен?
– Это горничная. Пришла убирать номер, постучала в дверь и, поскольку никто не ответил, вошла... Он полулежал на полу, без сознания, тело опиралось на кресло... Она закричала...
– Понимаю...
– Мы вызвали «скорую», и клиента увезли в больницу.
– Давайте поговорим о... находке, сделанной в его чемодане.
Эрих фон Строхейм краснеет, что, принимая во внимание полное отсутствие ботвы на его голове, становится довольно масштабным явлением.
– Произошел очень неприятный инцидент, – говорит он. – Мы освободили его номер и хотели отправить багаж в больницу на случай, если бы ему понадобилось сменное белье.
– И дальше?
– Один из двух чемоданов стягивается ремнем, заканчивающимся замком. Этот ремень был продет через ручку открытого чемодана, таким образом оба были соединены. Согласитесь, что это не очень удобно для перевозки.
– Конечно.
– Тогда я себе позволил...
– Взломать замок?
– Нет, не взломать... У меня есть связки из забытых клиентами ключей от чемоданов. Один подошел. Когда мы подняли ремень, чемодан раскрылся и мы увидели на стопке белья... ту штуку... Сначала мы не. сообразили, что это такое, а потом поняли и позвонили в полицию...
Я киваю.
– Ясно. Вы говорите «мы». Кто еще был с вами?
– Грум, дежурный по этажу и горничная...
– Ладно, спасибо.
Глава 5
Я мчусь в полицию, где нахожу моего сопровождающего. Он выкладывает на стол чемоданы и шмотки покойничка. На одежде нет никаких бирок... Что касается чемоданов, если не считать бомбы (обезвреженной местными саперами), в них нет ничего подозрительного: нательное белье без меток, предметы туалета...
Все это говорит мне только об одном: Клюни предвидел возможность ареста и потому снял с одежды все, что позволяло установить его личность.
Но если он так старался очертить вокруг себя кольцо тайны, почему дал мне начало фамилии своей знакомой? Разве может человек, спарывающий метки с рубашек, дать полиции фамилию женщины, которую знает?
Это кажется мне нелогичным, а я, несмотря на свою поэтичную натуру, обожаю логику.
Мне не терпится попасть в Канн, чтобы попытаться найти живущую в квартире женщину, чья фамилия начинается на «Бла». Это будет непросто, но мне удавались и более лихие подвиги.
Страсбурский полицейский уверяет меня, что фотографии мертвеца печатают и я получу их через четверть часа.
– А пока, – говорю, – я бы хотел позвонить в Париж.
Я устраиваюсь в маленьком кабинете, полном пожелтевших бумаг и дохлых мух, в этаком монументе бюрократии во всем ее ужасе и пыли! Закуриваю сигарету и требую без всякой очереди соединить меня с Парижем. Трубку снимает сам Старик.
– Это Сан-Антонио, – говорю я.
– А! Я с нетерпением ждал от вас известий... Ну что? Даю ему сжатый отчет о поездке.
– Совершенно точно, – говорю я в заключение, – что дело настолько таинственное, насколько можно себе представить: тип отдает концы в городе, где его никто не знает, оставив в багаже супербомбу. Он как с неба упал... Но, честно говоря, я не думаю, что этот интересный случай связан с делом пропавшего русского атташе.
Босс молчит.
– Алло! – кричу я, боясь, что нас разъединили.
– Алло, – отвечает он.
Новая пауза, потом он спрашивает:
– Что собираетесь делать?
– Ехать в Канн! Поезд скоро...
– Езжайте, – соглашается он. – Приехав туда, позвоните в центральное управление полиции. Если в промежутке я узнаю что-то новое, то оставлю для вас сообщение.
– Дежурство в морге что-нибудь дало?
– Ничего... пока.
Я ему благодарен за это «пока».
– Босс, может быть, вы поделитесь со мной своими мыслями, а то я теперь не могу гоняться за двумя зайцами.
– Возможно, Сан-Антонио, вы гонитесь за одним зайцем,
– Это вам сообщил ваш нос, патрон?
– Допустим, – отвечает он. – Во всяком случае, я могу вам сказать одну вещь.
– Какую?
– По фотографии бомбы, присланной сюда фототелеграфом по моей просьбе, наши эксперты определили, что она русского производства!
Поскольку я обалдело молчу, не зная, что сказать, он добавляет:
– Счастливого пути.
Щелчок.
Замечаю, что моя сигарета погасла, снова прикуриваю ее, кладу на заляпанный чернилами стол ноги и с наслаждением затягиваюсь.
С одной стороны, я ищу пропавшего русского дипломата, с другой – нахожу свалившуюся с неба русскую бомбу... Надо признать, нюх у Старика действительно неплохой?
Я перебираю в памяти мою коллекцию трупов: Одеревенелый (ему я разнес морду пулей уже мертвому); малышку Фриду разорвало на куски из-за ее благосклонности ко мне; Рашель выпала из окна... с моей помощью; лже-Клюни помер, когда я его допрашивал.
Трупы, и опять трупы! И все в большей или меньшей степени на счету некоего Сан-Антонио.
Это в конце концов надоедает. И зачем?
А я знаю? Ведь не ради конверта, что правительство дает мне в конце каждого месяца.
Может, ради куска трехцветной тряпки, болтающейся над госучреждениями? Но я не ура-патриот.
В жизни есть страховые агенты, виноторговцы, рабочие заводов «Рено», полотеры... А есть те, кто может жить только на грани. Необязательно на грани закона, главное – на грани жизни и смерти.
Я из их числа.
Это как цвет кожи: если родился негром, то негром и останешься, нравится тебе это или нет.
Это не выбирают...
– Вот фотографии, господин комиссар, – говорит вошедший полицейский.
Я шумно вздыхаю и гашу сигарету о каблук.
Глава 6
Старшего комиссара каннской полиции я знаю потому, что мы уже встречались во время одного расследования, что я вел на юге.
Это коренастый брюнет с падающими на широкий лоб вьющимися волосами, смутно напоминающий быка.
У него быстрые глаза и сильный южный акцент.
– Зачем приехали? – спрашивает он.
– Играть в угадайку, – отвечаю.
– А! Могу я вам помочь, коллега?
– Может быть, – соглашаюсь я. – Цель моего приезда – найти женщину с фамилией, начинающейся на «Бла», которая знает этого человека.
Достаю фото Клюни.
Пеллегрини – это фамилия моего приятеля – смотрит на изображение.
Фотография безупречна. Ребята из лаборатории придали лицу мертвеца живое выражение, и ошибиться может любой. Любой, но только не такой опытный человек, как Пеллегрини.
– Э, – бормочет он, – да ваш малый кажется мне немного мертвым.
– Да не немного, а целиком... Его физиономия вам ничего не напоминает?
– Совершенно ничего. Этот никогда не был в числе моих клиентов.
Первое разочарование! Не то чтобы я верил в чудеса, но все-таки смутно надеялся, что мой типчик окажется давним знакомым каннской полиции.
Профессиональная деформация! Всегда надеешься, что подозреваемый уже имел с нами дело.
– Для меня нет сообщений?
– Ни единого.
– Ладно. Мне остается только начать поиски той дамы. Пеллегрини подмигивает.
– А мы не можем перед началом осушить по стаканчику анисовой?
– Гм, – начинаю я, – я ведь приехал не затем, чтобы надираться...
– В моем бистро, – продолжает Пеллегрини, – есть телефонная книга...
Я смотрю на него. Я так увяз в своих неприятностях, что даже не подумал об этом простом и в то же время безотказном способе.
– Хорошо! Пошли...
Блан, Бланше, Бланшон, Блаве, Блаветт. И все! Не надо пугаться заранее. До того как открыть телефонную книгу, я воображал, что фамилий на «Бла» пруд пруди. Как видите, ничего подобного... Пять! Всего пять, не больше...
Меня наполняет волна радости.
Если дело и дальше пойдет так, я, может быть, разберусь в этой истории.
– Над чем вы работаете? – спрашивает мой коллега.
– Над одной запутанной чертовщиной! Я впервые в жизни сталкиваюсь с делом, в котором знаю виновного с самого начала, но все равно не могу его раскрыть. А дело – международное и крайне важное! К тому же выделенное мне время лимитировано, и этот лимит скоро истекает... Вот, старина, над чем я работаю! Добавлю, что у меня начинают сдавать нервы и я мечтаю все бросить и посвятить себя петанку... Меня заколебали жмурики, и я хочу немного побыть с живыми. Вполне законное желание, а?
Пеллегрини из тех парней, что никогда не ломают себе мозги над философскими вопросами. Он смотрит на меня.
– Вы, – говорит он, – просто созданы для драки и без нее не проживете... Выпейте-ка лучше еще стаканчик... А потом сходим в порт. Очень успокаивает нервы.
Хороший совет.
– Сначала я навещу компанию Бла, – отвечаю, а потом мы могли бы встретиться за буйабесом.
– Я слышу голос мудрости, – уверяет Пеллегрини.
Пункт первый – Блан. Меня принимает сам Блан – старичок, одетый в синий комбинезон, рубашку в клеточку и с кепкой на голове. У него на носу сидят очки в железной оправе, одна из дужек которых прикреплена проволокой. Он смотрит на фотографию, которую я ему показываю.
– Нет, никогда не видел этого типа!
– Ваша жена здесь? Он пожимает плечами.
– Если его не знаю я, она не знает тоже, – утверждает он с изумительной уверенностью, характерной для чистых душ.
– Можно все-таки показать ей снимок?
– Мели! – орет он.
Является Мели – бабища в стиле рыночной торговки. Она выслушивает мою басню и смотрит на карточку.
– Нет, я его не знаю, милок...
Ей очень жаль. Кажется, Мели обожает детективы
Я убираю фотографию в карман.
– Простите за беспокойство.
Бланше – адвокат. Он совсем молод, серьезен, как римский папа, имеет такой вид, словно только что проиграл процесс года.
– Я его не знаю, комиссар, – заявляет он.
– А мадам Бланше?
– Мадам Бланше не существует. Моя мать умерла, а я не женат.
Ничего удивительного. Какую девчонку прельстит его унылая физиономия?
Я оставляю его, чтобы навестить кого-то по фамилии Бланшон.
На этот раз не существует месье Бланшона. Дверь мне открывает старая грустная дама.
– Мадам Бланшон?
– Да, месье.
– Полиция. Мы занимаемся установлением личности этого человека... Вы его знаете? Она смотрит на снимок.
– Нет, впервые вижу!
Как и все остальные, она спрашивает меня, по какой причине я спрашиваю это именно у нее. Я объясняю, что нам известно, что указанный человек имеет знакомых в Канне, чья фамилия начинается с «Бла»...
– Он убийца? – спрашивает она.
– Не знаю, мадам... Простите за беспокойство...
Я вычеркиваю ее фамилию из своего короткого списка. Поганая работенка! Я выполняю то, что должен делать инспектор из районного комиссариата.
Остались две фамилии.
Когда я прихожу к Блаве, они сидят за столом. Они живут в скромной квартирке в бедном доме, провонявшем горячим оливковым маслом.
Оба супруга толстые, грязные и окружены целой стаей мальцов. Фото не производит на них никакого впечатления, скорее тревожит то, что я из полиции.
Я спешу отвалить. Горло щекочет неприятное предчувствие. Остается навестить всего одного «Бла». Если и это ничего не даст, я прокатался на юг за просто так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17