Если немного повезет, консьержка может увидеть таинственного наблюдателя... Кроме того, ему придется сбегать вниз восемь этажей, и у меня есть шанс догнать его на лифте. Однако меня ждет новое разочарование. Молодая консьержка здесь. Стоит и с любопытством заглядывает в квартиру...
Раз она здесь, то не могла видеть выход на сцену интересующего меня человека.
– Куда выходит черный ход? – спрашиваю.
– В тупик, рядом...
Я бросаюсь в лифт, не обращая внимания на ее вопли.
На улице я быстро нахожу тупик, о котором мне говорила церберша. Естественно, там никого нет.
Как меня надрючили!
Я издаю такое мощное ругательство, что оборачиваются человек двенадцать.
Все, можно возвращаться к моим жмурам, настоящим и фальшивым!
Глава 9
В больнице все дрыхнут. Палата, куда положили бабу Пеллегрини, находится в глубине коридора, на втором этаже.
Палата двухместная, кровати отгорожены раздвижным занавесом. Я его задернул и устроился во второй части комнаты, ожидая дальнейших событий с пушкой в руке.
Тереза Пеллегрини, таким образом, занимает первую кровать. Ее голову обмотали марлей для большего правдоподобия... Я слышу ее ровное дыхание и через дырку, проделанную в занавеске, вижу маленькую часть лица. Ночник заливает палату болезненным голубым светом, как раз достаточным, чтобы я мог прочитать статью в только что вышедшем номере одной ниццкой брехаловки. Она озаглавлена:
ТАИНСТВЕННАЯ ДРАМА В КАННЕ
Подзаголовок:
Молодая женщина расстреляна из автомата через дверь своей квартиры
Написавший статью журналист постарался от души, используя уже готовые штампы.
В каждом абзаце есть «чикагские методы», «несчастная девушка», «таинственные гангстеры» и тому подобное. Но в целом все представлено отлично. В заключение сказано, что девушка в клинике Рондо в тяжелом состоянии. У нее многочисленные пулевые ранения, две пули прошли в двух сантиметрах от сердца и так далее. К счастью, не поврежден ни один жизненно важный орган. Крайняя слабость раненой не позволила полиции допросить ее, но после хирургического вмешательства и многочисленных переливаний крови, возможно, завтра она подвергнется первому допросу.
Это именно то, что я хотел. Может, даже с некоторым перехлестом!
Если парни, замочившие девчонку, хотят навсегда закрыть ей пасть, эта статья должна их встревожить. Или логика вообще ни гроша не стоит, а мозги лучше сразу положить на дальнюю полку
Я откладываю брехаловку, чтобы погрузиться в глубокие размышления.
Бледный свет способствует эффективности работы моего чайника.
Запах, витавший в пустой комнате, терзает меня, как приступ крапивной лихорадки... Поэтому я интенсивно эксплуатирую мое серое вещество.
Где я уже вдыхал этот запах?
Ну-ка, какие ассоциации он у меня вызывает?
Он ассоциируется с зеленью и смертью... Зелень и смерть!
Я подскакиваю. Готово! Нашел!
Это запах духов дочери Бункса.
Так от нее пахло в то утро, когда она появилась передо мной в готическом холле ее усадьбы в Шварцвальде.
В тот момент я не обратил на это внимания. Она была так красива, что я не мог отделить запах духов от всего ее очаровательного существа.
Именно так.. Зелень.. Темная зелень леса... Смерть – ее лжебратца, Фриды, Рашели.
Я щелкаю пальцами. Наконец у меня есть уверенность, что оба дела связаны между собой, что интуиция шефа его не подвела. У меня есть доказательство этому... Для жюри присяжных оно, конечно, не годится, но зато дает мне внутреннюю уверенность в своей правоте, а именно это самое главное.
Мой радостный жест заставил вздрогнуть малышку Пеллегрини.
– Что с вами? – шепчет она дрожащим голосом.
– Ничего... – отвечаю я.
Я знаю, кто следил за мной из окна дома напротив... Это была дочка Бункса – прекрасная белокурая Кристия.
– Ничего, – шепотом повторяю я. – Ничего страшного, не волнуйтесь, моя милая!
Значит, в деле участвует банда нацистов... Человек с русской бомбой был одним из них... Они узнали, что перед смертью он заговорил и я отправился в Канн на поиски женщины, чья фамилия начинается с «Бла».
Как они могли это узнать? Загадка. Но я знаю, что, внимательно присмотревшись к ней, смогу ее разгадать... В общем, начинается копошение... Как червяков на трупе.
А я люблю, когда дело двигается!
Жену Пеллегрини, видно, охватило беспокойство.
– Мне страшно, – признается она.
Да, эта череда часов в тишине, прерываемой время от времени далеким звонком или стоном, давит на нервную систему...
– Ну что вы, – говорю я, подходя к ее кровати – Чего вы боитесь, моя милая дама? Я же тут.
Я взмахиваю пистолетом.
– И он со мной!
– Мне страшно, – повторяет она и добавляет: – Останьтесь рядом со мной..
Официально я обычный врач малышки Блаветт и потому провожу ночь у ее постели Это версия для персонала клиники Поэтому не будет ничего неприличного, если я останусь возле нее, но я предпочитаю прятаться за занавеской.
– Нет, нет, – едва слышно шепчет она, словно прочитав мои мысли, – не уходите!
Она хватает меня за руку. Ее ладони мокрые.
Она привлекает меня к себе... Что себе воображает милашка Пеллегрини? Что я скакну к ней под одеяло и стану успокаивать?
Делать мне больше нечего, что ли?
Нет, все-таки все бабы одинаковы! Несколько душноватая атмосфера, приглушенный свет, тет-а-тет с неплохо сложенным парнем – и любая заводится!
Я чувствую на своем лице ее дыхание. Ей было бы спокойнее, если бы я лежал рядом с ней... Отметьте, что она стоит того, чтобы ею заняться, но я здесь не за этим. А кроме того, если коллеги станут делать друг другу подлости, что станет с моралью?
– Послушайте, как сильно бьется мое сердце, – вздыхает она, кладя мою руку под свою левую грудь, которую я немного щупаю. Не экстра-класс, но еще упругая.
У меня начинает кружиться голова. Чувствую, что меньше чем через четверть часа у Пеллегрини появится такое развесистое украшение на голове, что он не сможет пройти под Триумфальной аркой, когда приедет в Париж.
Но мой ангел-хранитель не дремлет. В тот момент, когда я собираюсь начать сеанс, в дверь стучат.
Глава 10
Я сую руку в карман, где лежит моя пушка.
– Войдите!
Дверь открывается Это медсестра и одна из ее коллег.
– Я пришла сделать укол, – говорит она.
Почему у меня сразу возникает ощущение, что что-то не так?
С врачом было условлено, что за Терезой Пеллегрини будут ухаживать, как за настоящей раненой, но колоть будут воду.
– Доктор сказал, что это вас укрепит..
Нет ничего странного в том, что медсестра, отвечающая за восьмую палату (в которой находимся мы), входит со шприцем в руке. Странно то, что ее сопровождает коллега.
– Кто эта мадемуазель? – спрашиваю я.
– Моя сменщица, она скоро заступит на дежурство, – отвечает медсестра. – Поскольку она новенькая, я ей объясняю ее обязанности..
Ничего не скажешь, все нормально!
Так почему у меня появляется неприятная щекотка в груди? Может, из-за голоса девушки? В нем звучит старательно скрываемая тревога... Это практически незаметно, но я обладаю таким козырем, как интуиция, и она мне подсказывает, что тут что-то нечисто.
Девушка взяла руку Терезы, засучила ей рукав и водит по коже пропитанной спиртом ваткой... Тем временем новенькая стоит немного в стороне и внимательно смотрит. Малышка полна сострадания, это видно по ее глазам... Но какого дьявола она все время держит правую руку в кармане своего белого халата?
Я, зевая, обхожу кровать.
– Мне кажется, ей стало немного лучше, – говорю я. Оказавшись рядом с новенькой, я внезапно хватаю ее правую руку. Она пытается вырваться, но уж если я в кого вцепляюсь, то намертво, как бульдог.
Я заламываю ей руку, и она вскрикивает от боли. Сунув руку в ее карман, я извлекаю из него миленький шпалерок.
– Странный рабочий инструмент для медсестры, – усмехаюсь я.
Вторая девушка положила шприц на ночной столик и упала на кровать вся в поту и жутко бледная.
– Господи, – икает она, – как я испугалась... Эта женщина пришла ко мне со шприцем в руке и сказала: «Доктор просит вас сделать этот укол пациентке из восьмой палаты». Я ее не знала и ответила, что должна спросить у доктора, потому что он дал мне четкие инструкции. Тогда она наставила на меня револьвер и сказала, что если я откажусь подчиниться...
Девица с пушкой чувствует себя очень плохо.
Тереза в своей постели не лучше.
– Смотри, – говорю я лжемедсестре, – как я вас облапошил. История с раненой – туфта, западня, в которую ты попалась... Nставьте нас, – приказываю я настоящей медсестре и Терезе Пеллегрини, – Мне надо очень серьезно поговорить с этой дамой!
Обе выходят из палаты. Я небрежно поигрываю двумя пушками.
– Ты работаешь на Бунксов, так? – спрашиваю я ее.
Молчок.
Хотел бы я знать, какое лекарство от трепа пьют члены этой банды! Из них не вытянешь ни единого слова...
Тем хуже для них. После случая с малышкой Рашель я стал приверженцем жестких методов.
– Ладно, продолжим чистку, моя милая, – решаю я. – Это займет некоторое время, но я уничтожу вас всех!
Я валю ее на кровать двумя сильными пощечинами и крепко привязываю простынями.
Сделав это, беру шприц.
– Укольчик достанется тебе, солнышко ты мое...
Она вся напрягается; ее лицо становится грязно-серым. Я задираю ее юбки. У нее очень красивые точеные ноги, ягодицы крепкие, в форме яблока.
Втыкаю иголку ей в мясо. Она вздрагивает.
– Ладно, – говорю, – теперь можно побеседовать. Или будешь говорить, или я нажму на поршень шприца. Надеюсь, ты меня понимаешь, а?
– Да, – едва слышно выдыхает она.
– Ты француженка?
Я предпочитаю начинать с невинных вопросов, чтобы постепенно продвигаться к более сложным вещам.
– Да.
– Ты состоишь в организации Бунксов?
– Да.
– Ты знаешь, где прячут русского атташе?
– Я не в курсе...
– Не советую упрямиться!
– Клянусь, я не знаю!
Она это почти выкрикнула.
Что-то заставляет меня поверить, что она не врет. Эта девчонка сходит с ума от ужаса и уже не может сопротивляться. Она полностью в моей власти.
– Значит, ты не в курсе?
– Да.
– А насчет типа, умершего в Страсбуре?
– Он был моим мужем.
Я чешу клюв.
– Твоим мужем?
– Да.
– Его роль в банде?
– Я не знаю...
– Не знаешь?
– Да! Я его больше не видела... Он меня бросил ради этой девки!
Для меня это луч света.
– Ради Блаветт?
– Да.
– И ты продолжаешь оставаться в организации?
– Да.
– Ты знаешь Бунксов?
– Только дочь...
Я резюмирую ее историю. Мне кажется, эта девчонка почти ничего не знает. Она пятое колесо в телеге. Ее выбрали добить раненую потому, что знали о ее ненависти к той.
– Чем обычно ты занимаешься?
– Я связная.
– Где ваша штаб-квартира?
Она молчит. Догадываюсь, что на этот раз она просто колеблется. Чтобы помочь ей решиться, я снова беру шприц.
– Нет! Нет! – кричит она.
– Тогда отвечай!
– Штаб-квартиры нет... Организация как таковая не существует... Время от времени приходят приказы...
– Есть же место, где ты можешь связаться со своими руководителями в случае неприятностей?
– Нет!
Все ясно! Они не дураки. Их главарь Бункс установил одностороннюю связь. Он может сколько угодно строить из себя франкофила, возглавлять лиги по сближению между нашими странами, поддерживать боннское правительство... У нас против него фактически ничего нет – лишь одни предположения, и он всегда останется чистым благодаря своим деньгам и связям. Союзники и даже наше правительство за него. Бороться с ним все равно что срывать гору – результата не дождешься
– Как ты добралась сюда?
– Меня привезли на машине.
– Кто заговорил в Страсбуре?
Она не понимает.
– Как вы узнали, что я еду допрашивать эту Блаветт?
Врубилась...
– А... Кто-то следит за вами несколько дней... Он видел, как вы уехали в Страсбур, а потом в Канн, и руководство поняло, что вы допросили Леопольда и он рассказал о своей любовнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Раз она здесь, то не могла видеть выход на сцену интересующего меня человека.
– Куда выходит черный ход? – спрашиваю.
– В тупик, рядом...
Я бросаюсь в лифт, не обращая внимания на ее вопли.
На улице я быстро нахожу тупик, о котором мне говорила церберша. Естественно, там никого нет.
Как меня надрючили!
Я издаю такое мощное ругательство, что оборачиваются человек двенадцать.
Все, можно возвращаться к моим жмурам, настоящим и фальшивым!
Глава 9
В больнице все дрыхнут. Палата, куда положили бабу Пеллегрини, находится в глубине коридора, на втором этаже.
Палата двухместная, кровати отгорожены раздвижным занавесом. Я его задернул и устроился во второй части комнаты, ожидая дальнейших событий с пушкой в руке.
Тереза Пеллегрини, таким образом, занимает первую кровать. Ее голову обмотали марлей для большего правдоподобия... Я слышу ее ровное дыхание и через дырку, проделанную в занавеске, вижу маленькую часть лица. Ночник заливает палату болезненным голубым светом, как раз достаточным, чтобы я мог прочитать статью в только что вышедшем номере одной ниццкой брехаловки. Она озаглавлена:
ТАИНСТВЕННАЯ ДРАМА В КАННЕ
Подзаголовок:
Молодая женщина расстреляна из автомата через дверь своей квартиры
Написавший статью журналист постарался от души, используя уже готовые штампы.
В каждом абзаце есть «чикагские методы», «несчастная девушка», «таинственные гангстеры» и тому подобное. Но в целом все представлено отлично. В заключение сказано, что девушка в клинике Рондо в тяжелом состоянии. У нее многочисленные пулевые ранения, две пули прошли в двух сантиметрах от сердца и так далее. К счастью, не поврежден ни один жизненно важный орган. Крайняя слабость раненой не позволила полиции допросить ее, но после хирургического вмешательства и многочисленных переливаний крови, возможно, завтра она подвергнется первому допросу.
Это именно то, что я хотел. Может, даже с некоторым перехлестом!
Если парни, замочившие девчонку, хотят навсегда закрыть ей пасть, эта статья должна их встревожить. Или логика вообще ни гроша не стоит, а мозги лучше сразу положить на дальнюю полку
Я откладываю брехаловку, чтобы погрузиться в глубокие размышления.
Бледный свет способствует эффективности работы моего чайника.
Запах, витавший в пустой комнате, терзает меня, как приступ крапивной лихорадки... Поэтому я интенсивно эксплуатирую мое серое вещество.
Где я уже вдыхал этот запах?
Ну-ка, какие ассоциации он у меня вызывает?
Он ассоциируется с зеленью и смертью... Зелень и смерть!
Я подскакиваю. Готово! Нашел!
Это запах духов дочери Бункса.
Так от нее пахло в то утро, когда она появилась передо мной в готическом холле ее усадьбы в Шварцвальде.
В тот момент я не обратил на это внимания. Она была так красива, что я не мог отделить запах духов от всего ее очаровательного существа.
Именно так.. Зелень.. Темная зелень леса... Смерть – ее лжебратца, Фриды, Рашели.
Я щелкаю пальцами. Наконец у меня есть уверенность, что оба дела связаны между собой, что интуиция шефа его не подвела. У меня есть доказательство этому... Для жюри присяжных оно, конечно, не годится, но зато дает мне внутреннюю уверенность в своей правоте, а именно это самое главное.
Мой радостный жест заставил вздрогнуть малышку Пеллегрини.
– Что с вами? – шепчет она дрожащим голосом.
– Ничего... – отвечаю я.
Я знаю, кто следил за мной из окна дома напротив... Это была дочка Бункса – прекрасная белокурая Кристия.
– Ничего, – шепотом повторяю я. – Ничего страшного, не волнуйтесь, моя милая!
Значит, в деле участвует банда нацистов... Человек с русской бомбой был одним из них... Они узнали, что перед смертью он заговорил и я отправился в Канн на поиски женщины, чья фамилия начинается с «Бла».
Как они могли это узнать? Загадка. Но я знаю, что, внимательно присмотревшись к ней, смогу ее разгадать... В общем, начинается копошение... Как червяков на трупе.
А я люблю, когда дело двигается!
Жену Пеллегрини, видно, охватило беспокойство.
– Мне страшно, – признается она.
Да, эта череда часов в тишине, прерываемой время от времени далеким звонком или стоном, давит на нервную систему...
– Ну что вы, – говорю я, подходя к ее кровати – Чего вы боитесь, моя милая дама? Я же тут.
Я взмахиваю пистолетом.
– И он со мной!
– Мне страшно, – повторяет она и добавляет: – Останьтесь рядом со мной..
Официально я обычный врач малышки Блаветт и потому провожу ночь у ее постели Это версия для персонала клиники Поэтому не будет ничего неприличного, если я останусь возле нее, но я предпочитаю прятаться за занавеской.
– Нет, нет, – едва слышно шепчет она, словно прочитав мои мысли, – не уходите!
Она хватает меня за руку. Ее ладони мокрые.
Она привлекает меня к себе... Что себе воображает милашка Пеллегрини? Что я скакну к ней под одеяло и стану успокаивать?
Делать мне больше нечего, что ли?
Нет, все-таки все бабы одинаковы! Несколько душноватая атмосфера, приглушенный свет, тет-а-тет с неплохо сложенным парнем – и любая заводится!
Я чувствую на своем лице ее дыхание. Ей было бы спокойнее, если бы я лежал рядом с ней... Отметьте, что она стоит того, чтобы ею заняться, но я здесь не за этим. А кроме того, если коллеги станут делать друг другу подлости, что станет с моралью?
– Послушайте, как сильно бьется мое сердце, – вздыхает она, кладя мою руку под свою левую грудь, которую я немного щупаю. Не экстра-класс, но еще упругая.
У меня начинает кружиться голова. Чувствую, что меньше чем через четверть часа у Пеллегрини появится такое развесистое украшение на голове, что он не сможет пройти под Триумфальной аркой, когда приедет в Париж.
Но мой ангел-хранитель не дремлет. В тот момент, когда я собираюсь начать сеанс, в дверь стучат.
Глава 10
Я сую руку в карман, где лежит моя пушка.
– Войдите!
Дверь открывается Это медсестра и одна из ее коллег.
– Я пришла сделать укол, – говорит она.
Почему у меня сразу возникает ощущение, что что-то не так?
С врачом было условлено, что за Терезой Пеллегрини будут ухаживать, как за настоящей раненой, но колоть будут воду.
– Доктор сказал, что это вас укрепит..
Нет ничего странного в том, что медсестра, отвечающая за восьмую палату (в которой находимся мы), входит со шприцем в руке. Странно то, что ее сопровождает коллега.
– Кто эта мадемуазель? – спрашиваю я.
– Моя сменщица, она скоро заступит на дежурство, – отвечает медсестра. – Поскольку она новенькая, я ей объясняю ее обязанности..
Ничего не скажешь, все нормально!
Так почему у меня появляется неприятная щекотка в груди? Может, из-за голоса девушки? В нем звучит старательно скрываемая тревога... Это практически незаметно, но я обладаю таким козырем, как интуиция, и она мне подсказывает, что тут что-то нечисто.
Девушка взяла руку Терезы, засучила ей рукав и водит по коже пропитанной спиртом ваткой... Тем временем новенькая стоит немного в стороне и внимательно смотрит. Малышка полна сострадания, это видно по ее глазам... Но какого дьявола она все время держит правую руку в кармане своего белого халата?
Я, зевая, обхожу кровать.
– Мне кажется, ей стало немного лучше, – говорю я. Оказавшись рядом с новенькой, я внезапно хватаю ее правую руку. Она пытается вырваться, но уж если я в кого вцепляюсь, то намертво, как бульдог.
Я заламываю ей руку, и она вскрикивает от боли. Сунув руку в ее карман, я извлекаю из него миленький шпалерок.
– Странный рабочий инструмент для медсестры, – усмехаюсь я.
Вторая девушка положила шприц на ночной столик и упала на кровать вся в поту и жутко бледная.
– Господи, – икает она, – как я испугалась... Эта женщина пришла ко мне со шприцем в руке и сказала: «Доктор просит вас сделать этот укол пациентке из восьмой палаты». Я ее не знала и ответила, что должна спросить у доктора, потому что он дал мне четкие инструкции. Тогда она наставила на меня револьвер и сказала, что если я откажусь подчиниться...
Девица с пушкой чувствует себя очень плохо.
Тереза в своей постели не лучше.
– Смотри, – говорю я лжемедсестре, – как я вас облапошил. История с раненой – туфта, западня, в которую ты попалась... Nставьте нас, – приказываю я настоящей медсестре и Терезе Пеллегрини, – Мне надо очень серьезно поговорить с этой дамой!
Обе выходят из палаты. Я небрежно поигрываю двумя пушками.
– Ты работаешь на Бунксов, так? – спрашиваю я ее.
Молчок.
Хотел бы я знать, какое лекарство от трепа пьют члены этой банды! Из них не вытянешь ни единого слова...
Тем хуже для них. После случая с малышкой Рашель я стал приверженцем жестких методов.
– Ладно, продолжим чистку, моя милая, – решаю я. – Это займет некоторое время, но я уничтожу вас всех!
Я валю ее на кровать двумя сильными пощечинами и крепко привязываю простынями.
Сделав это, беру шприц.
– Укольчик достанется тебе, солнышко ты мое...
Она вся напрягается; ее лицо становится грязно-серым. Я задираю ее юбки. У нее очень красивые точеные ноги, ягодицы крепкие, в форме яблока.
Втыкаю иголку ей в мясо. Она вздрагивает.
– Ладно, – говорю, – теперь можно побеседовать. Или будешь говорить, или я нажму на поршень шприца. Надеюсь, ты меня понимаешь, а?
– Да, – едва слышно выдыхает она.
– Ты француженка?
Я предпочитаю начинать с невинных вопросов, чтобы постепенно продвигаться к более сложным вещам.
– Да.
– Ты состоишь в организации Бунксов?
– Да.
– Ты знаешь, где прячут русского атташе?
– Я не в курсе...
– Не советую упрямиться!
– Клянусь, я не знаю!
Она это почти выкрикнула.
Что-то заставляет меня поверить, что она не врет. Эта девчонка сходит с ума от ужаса и уже не может сопротивляться. Она полностью в моей власти.
– Значит, ты не в курсе?
– Да.
– А насчет типа, умершего в Страсбуре?
– Он был моим мужем.
Я чешу клюв.
– Твоим мужем?
– Да.
– Его роль в банде?
– Я не знаю...
– Не знаешь?
– Да! Я его больше не видела... Он меня бросил ради этой девки!
Для меня это луч света.
– Ради Блаветт?
– Да.
– И ты продолжаешь оставаться в организации?
– Да.
– Ты знаешь Бунксов?
– Только дочь...
Я резюмирую ее историю. Мне кажется, эта девчонка почти ничего не знает. Она пятое колесо в телеге. Ее выбрали добить раненую потому, что знали о ее ненависти к той.
– Чем обычно ты занимаешься?
– Я связная.
– Где ваша штаб-квартира?
Она молчит. Догадываюсь, что на этот раз она просто колеблется. Чтобы помочь ей решиться, я снова беру шприц.
– Нет! Нет! – кричит она.
– Тогда отвечай!
– Штаб-квартиры нет... Организация как таковая не существует... Время от времени приходят приказы...
– Есть же место, где ты можешь связаться со своими руководителями в случае неприятностей?
– Нет!
Все ясно! Они не дураки. Их главарь Бункс установил одностороннюю связь. Он может сколько угодно строить из себя франкофила, возглавлять лиги по сближению между нашими странами, поддерживать боннское правительство... У нас против него фактически ничего нет – лишь одни предположения, и он всегда останется чистым благодаря своим деньгам и связям. Союзники и даже наше правительство за него. Бороться с ним все равно что срывать гору – результата не дождешься
– Как ты добралась сюда?
– Меня привезли на машине.
– Кто заговорил в Страсбуре?
Она не понимает.
– Как вы узнали, что я еду допрашивать эту Блаветт?
Врубилась...
– А... Кто-то следит за вами несколько дней... Он видел, как вы уехали в Страсбур, а потом в Канн, и руководство поняло, что вы допросили Леопольда и он рассказал о своей любовнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17