Минивье относится к его идее скептически.
– Лучше его не трогать... Я сделаю ему укол камфарного масла...
Ну, пошла работа. Все суетятся, бегут за одеялами и подушками, чтобы уложить Тибодена... Толстяк Бертье с расстроенным видом щупает ему пульс...
– Еще бьется... – шепчет он.
– Сердечный приступ? – спрашиваю я.
– Да.
– Есть надежда? – лицемерно интересуюсь я.
Толстяк морщится.
– После укола станет ясно... Но я не думаю!
И тут я вспоминаю о лаборатории. На мой взгляд, я должен воспользоваться всеобщим смятением и тем, что все заняты профессором, чтобы спереть из его сейфа документы...
Я, как ни в чем не бывало, иду в его кабинет. Прежде чем свалиться, он успел отпереть дверь... Захожу внутрь и галопом мчу прямо к сейфу. Поворачиваю гайку, отодвигающую аквариум, и набираю ЛИДО... Все проще простого. Я открываю уже не первый сейф, но в этот раз получаю шах и мат! Он остается запертым. Должно быть, старикан сменил комбинацию. Я возвращаю аквариум в нормальное положение.
Я осматриваю лабораторию, где родилось одно из величайших открытий, сделанных человеком. И надо же, по требованию политики я ликвидировал того самого человека, который его сделал...
Мною овладевает глубокое разочарование. Я думаю о старике Тибодене, умирающем в холле... Как паршиво!
Мой расстроенный взгляд останавливается на рабочем столе, на котором материализовывался его гений.
Что-то заставляет меня нахмурить брови... Это маленькая круглая точка в центре блокнота. Точка, которая является слабым отблеском... Отблеском дневного света...
Это тем более странно, что, как я уже говорил, в комнате нет окон... Может быть, дырка?
Я поднимаю голову и замечаю пятнышко света на потолке. Да, как раз над рабочим столом Тибодена в потолке есть крохотная дырочка. Падающий из нее свет не заметен в обычное время, потому что тогда в комнате включено электричество! А я сейчас, чтобы не привлекать внимания, воспользовался моим карманным фонариком...
Смущенный этим открытием, я ставлю на широкий стол Тибодена еще один, поменьше, на него стул и забираюсь на эту пирамиду с риском проломить себе башку.
Взгромоздившись на данное сооружение, я оказываюсь рядом с потолком и тогда замечаю, что это не просто дырочка, а маленькая линза... И тут я все просекаю.
Благодаря этой линзе, встроенной в потолок, из помещения над лабораторией можно видеть стол старикана в увеличенном виде...
Можно фотографировать то, что лежит на этом столе. Вы понимаете?
Меня наполняет ощущение холодного, отвратительного безумия. Ситуация так ужасна, что мне хочется влепить себе в башку маслину.
Однако вот она, правда, перед глазами: произошла ошибка, профессор стал жертвой предателя. Тот, должно быть, заметил подмену голубей и обратил мою хитрость против меня! Подлец, воровавший плоды трудов Тибодена, воспользовался нашей уловкой, чтобы подставить беднягу!
Я отравил невиновного!
Вот так!
Глава 10
Я превратился в соляной столб, как та баба, что посмотрела куда не надо, а соль, как известно, вызывает жажду.
Внезапно я принимаю героическое решение. Я быстро выбегаю в холл.
Тибоден по-прежнему лежит на полу. Его завернули в одеяла, а его персонал обсуждает, что же надо делать. В конце концов они врачи, так что пусть действуют...
– Он еще жив? – спрашиваю я.
На мой вопрос едва отвечают. Вижу, грудь старикана слабо поднимаетс. Да, он еще жив, может быть благодаря уколу, сделанному, чтобы поддержать сердце.
Я бросаюсь в кабинет умирающего, снимаю телефонную трубку и требую срочно дать мне Париж. К счастью, мой шеф не на совещании.
– Алло, босс!
– А! Добрый день, мой дорогой... Ну что?
– Я сделал все необходимое, патрон, но только что обнаружил, что произошла ошибка...
– Вы дали не тому...
– Нет! Юридическая ошибка. Тибоден невиновен! Он впервые выходит из своей легендарной невозмутимости.
– Что?!
– Я потом расскажу вам во всех подробностях... Надо попытаться что-то сделать, чтобы спасти его, шеф! Это ужасно! Он лежит в холле, чуть живой... Неужели не существует противоядия от той гадости, что вы велели мне ему подлить?
Он не протестует.
– Не кладите трубку, Сан-Антонио, я спрошу у нашего токсиколога, что он об этом думает...
Я жду, сопя от нетерпения. Слабо слышится голос босса, разговаривающего по другой линии. Быстрее! Быстрее! О господи, только бы удалось вытащить Тибодена из этой передряги. Я говорю себе, что если он умрет, то я швырну на стол Старику мою отставку!
Никто не сможет сказать, что я убил хорошего человека и продолжал жить как Ни в чем не бывало! Как я злюсь на моего начальника! А я-то всегда считал его непогрешимым.
– Алло, Сан-Антонио?
– Да.
– Дайте трубку кому-нибудь из врачей, мы передадим ему инструкции...
– О'кей!
Выбегаю в холл. Там я на мгновение останавливаюсь в нерешительности... Чертова работа берет верх и заставляет меня задуматься.
Следите за ходом моей мысли: раз профессор невиновен, значит, как мы и полагали раньше, предателем является кто-то из его окружения.
Позвав одного из типов, окружающих его, я имею один шанс из пяти нарваться на настоящего предателя. Представляете, в какой корнельевской ситуации оказался ваш друг Сан-Антонио?
Выбор за мной... Я должен за три секунды решить, который из них невиновен...
Смотрю на Минивье и Дюрэтра.
– Доктор Дюрэтр, – слышу я собственный голос. Я положился на свой инстинкт, и тем хуже, если он меня подведет!
Дюрэтр поднимает свою встревоженную физиономию.
Он еще бледнее, чем обычно.
– Вас просят к телефону.
Он идет с недовольным и удивленным видом.
– Кто? – спрашивает он меня.
Я молча вталкиваю его в кабинет и показываю мое удостоверение.
– Полиция! Не пытайтесь понять, просто выполняйте инструкции, которые вам дадут...
Совершенно ошеломленный, он берет трубку, не сводя с меня глаз. Не знаю, искренне ли его изумление, но если нет, то он отличный актер.
– Алло! Это доктор Дюрэтр... – представляется он.
Его собеседник называет свои имя, и оно, кажется, производит на врача сильное впечатление, потому что он перестает глазеть на меня, чтобы почтительно уставиться на трубку.
Он внимательно слушает, кивая головой и отвечая односложными словами.
– Да, да... – говорит он. – Есть... Отлично... Очень слабый... Да... Ясно, господин профессор.
Он кладет трубку и бросается к двери. Я ловлю его за руку.
– Молчок насчет меня, понятно?
Он быстро кивает и уходит.
Отметьте, что мне не приходится надеяться на сохранение моего инкогнито. Сообщение, посланное со вторым голубем, ясно показывает, что шпион в курсе того, кто я на самом деле...
В холле, превратившемся в медчасть, продолжаются суета и лихорадочная деятельность. Дюрэтр взял руководство операцией на себя... Надеюсь, я не ошибся, сочтя его невиновным.
Я выхожу на эспланаду и внимательно осматриваю дом, пытаясь вычислить, какая комната второго этажа находится над лабораторией.
Этот топографический анализ позволяет мне определить сектор. Я возвращаюсь в дом и бегу на второй этаж... После нескольких минут поисков я нахожу окошко... Оно оказывается в сортире!
Самое что ни на есть безымянное место, которым пользуются все, верно?
Дырка с линзой находится как раз за унитазом. Если не знать о ее существовании, ее совершенно невозможно обнаружить. Я наклоняюсь над ней и замечаю блокнот профессора благодаря свету, поступающему через оставшуюся приоткрытой дверь лаборатории. Этот блокнот как будто в полуметре от меня! Спорю, что отсюда можно читать, что пишет старикан, а ведь фотографии дают увеличение...
Я распрямляюсь: фотографии! Значит, у кого-то из персонала есть фотооборудование, а его не так легко спрятать!
Я выскакиваю из дома как раз в тот момент, когда папашу Тибодена переносят в его комнату.
По дороге я бросаю на Дюрэтра отчаянный взгляд. Он отвечает мне неуверенной гримасой, не говорящей ничего определенного. Только бы ему удалось спасти своего патрона!
Очень удобный момент для осмотра комнат этих господ. Я начинаю с ближайшего домика, в котором живут Бертье, Берже и Планшони.
Захожу в первую комнату и сразу кидаюсь на чемодан, задвинутый под кровать. В нем только грязное белье... В шкафу тоже ничего достойного моего внимания... Имя жильца комнаты я узнаю по размеру одежды. Тут обретается жирдяй Бертье.
Выйдя оттуда, я направляюсь в комнату Планшони. То, что она его, нет никаких сомнений, поскольку на стене над кроватью висит огромная фотография, на которой он изображен вместе с мамочкой. У обоих лошадиные физиономии. Снимок мог бы послужить отличной рекламной вывеской для магазина, торгующего кониной...
Копаясь в шкафу, я нахожу фотоаппарат, но не самой лучшей модели. Это старая квадратная штуковина в коробке, какие разыгрывались до войны в лотерею...
Ясное дело, что документы фотографировали не этим старьем шесть на девять. Для этой работы нужен усовершенствованный аппарат со вспышкой.
Я покидаю комнату и захожу в третью, где живет Берже. Мое внимание сразу же привлекает полный комплект фотоснаряжения в кожаной сумке, висящей на гвозде.
Я с наслаждением копаюсь в сумке. Вне всяких сомнений, я вышел на правильный след.
Вдруг слышится шум шагов, заставляющий меня вздрогнуть. Я собираюсь спрятаться, но уже слишком поздно. Дверь открывается, и появляется Берже. На его сотрясаемом тиками лице глаза горят так, что запросто могли бы заменить печку.
Исходящая от него жара обжигает меня.
Вместо того чтобы спросить, что я у него делаю, он набрасывается на меня. Он действует с такой быстротой, что я, не ожидавший нападения, оказываюсь зажатым между кроватью и шкафом и получаю великолепный удар его котелком в пузо. У меня появляется ощущение, что я весь превратился в желудочные колики.
Издав жалкое бульканье, я падаю вперед. Тогда он поднимает меня хуком правой в челюсть, от которого я забываю, кто я такой.
Я отрубаюсь, даже не успев вспомнить, какого цвета была белая лошадь Генриха Четвертого!
Прихожу в себя я очень быстро. Нежная рука моего ангела-хранителя восстановила контакт, и электричество снова поступает в мои мозги. Я с трудом поднимаюсь, массируя челюсть. Брюнет, разъяренный, как крестьянин, заставший на своем клеверном поле стадо муфлонов, следит за мной; ему никак не удается справиться со своими тиками.
– Мне сразу не понравилась ваша морда, – говорит он. – Я догадывался, что вы подозрительная личность – Надо бы вызвать полицию.
Я размышляю так быстро, как только позволяют мои потрясенные мозги.
Не он ли предатель? Может, он отмолотил меня, потому что знал, что я полицейский, и увидел в данной ситуации возможность продемонстрировать свою невиновность, навешав мне тумаков? Или он все-таки действительно чувствует негодование человека, заставшего постороннего в своей комнате?
Озабоченный, я иду к нему.
– Слушайте, старина, прежде чем начинать военные действия, выполняют обычные формальности!
– Чего?!
– Я говорю, что, прежде чем бить меня по морде и оскорблять, могли бы задать мне несколько элементарных вопросов, я бы на них ответил, и недоразумение бы рассеялось...
Его тики становятся сильнее. Теперь его физия дергается каждые две секунды, как будто его заперли в бочку с лягушками. Пользуясь его растерянностью, я продолжаю:
– Если это ваша комната, простите, потому что человеку свойственно ошибаться. Дюрэтр попросил меня найти лекарство для профессора, которое лежит в его чемодане.
– Комната Дюрэтра в соседнем бунгало! – выплевывает брюнет.
– Откуда я мог знать? Я здесь всего три дня и живу в доме. Неужели нельзя быть полюбезнее?
Он начинает расслабляться... Я по-прежнему не знаю, искренен он или притворяется. По этой перекошенной роже ничего не поймешь.
– Доктор Дюрэтр мне сказал, что его комната слева...
Ну ладно, я пошел налево... Не думаете же вы, что я развлекаюсь, шаря в чужих вещах, как прислуга из отеля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14