– Вы будете еще звонить? Или можно убирать телефон?
– Буду, – неожиданно для себя сказал Андрей и набрал домашний номер, не очень-то понимая, чего он хочет добиться. Сказывались бессонная ночь, стресс от убийства Новицкого – в какой-то степени Андрей считал и себя виновным в случившемся, – и двести уже выпитых граммов.
Она ответила так быстро, как будто стояла у аппарата в ожидании звонка.
– Алло!
Акулов не бросил трубку, но и подходящих слов не нашел, глубоко вздохнул, намереваясь сказать хоть что-нибудь, когда Галина ровным голосом спросила:
– Андрей, это ты? Можешь говорить, его нет дома.
Акулов заговорил.
Что же его подталкивало? Усталость, стресс, водка? Или какие-то чувства, гонимые, но тем не менее сохранившиеся со старых еще времен? Да нет, вроде и не было никаких тогда чувств, так, одни только вольные мысли, возникающие у свободного мужика при общении с одинокой и симпатичной женщиной.
Или все-таки что-то такое было, если известие о ее браке с торговцем-азербайджанцем он воспринял с долей ревности? Не только же потому, что вышла за иноземца…
Акулов совсем запутался, но смог уловить главное.Муж уехал на несколько дней по делам, а его прямо сейчас ждут в гости. Как раз почти готов очень вкусный обед, который просто грешно есть в одиночестве.
Андрей сказал «да», допил водку и приехал, купив по дороге бутылку шампанского. .
Он замешкался, прежде чем нажать кнопку звонка. Стоял перед дверью, успокаивая дыхание, пытался разобраться в себе.
На шею ему Галина не бросилась. Встретились, как старые знакомые, не более того. Когда Андрей разулся и она дала ему тапочки, он с удовлетворением отметил, что они – «гостевые», а не отсутствующего мужа. О муже не вспоминали вообще. Что удивительно – ни одной его вещи в квартире Андрей не заметил, так что даже возникло подозрение, не являются ли рассказы о мусульманском супруге выдумкой. Или, скажем так, преувеличением – может, и был когда-то, но давно уже здесь не живет.
– Так ты действительно сидел? – спросила Галина после того, как расправились с обедом и перешли к кофе. – А за что тебя упекли?
– Просто так. Выбил дверь не тому, кому надо.
– Депутату, что ли?
– Не, наркоману.
– Так не бывает!
– Как видишь, случается.
– Ну и как там?
– Не курорт, конечно, но жить вполне можно. Если смотреть с точки зрения закона, то смысла в моем сидении было немного. Ведь для чего у нас человека изолируют от общества? Чтобы не смог продолжать преступную деятельность, не скрылся от следствия и суда, не мешал установлению истины – то есть не давил на свидетелей, не убивал потерпевшего и не пытался подкупить следака. Меня достаточно было отстранить от должности, и я уже не мог бы дальше заниматься «превышением власти». Скрываться? Ну много ли ментов подается в бега, когда для них запахнет жареным? Единицы. Большинство пытаются бороться, оставаясь на месте. Или просто опускают руки. Таких, как оказалось, на удивление много. Вроде бы человек не один год в органах отпахал на серьезной должности, пару сотен человек лично за решетку отправил – то есть должен, казалось бы, разбираться в юридических тонкостях. Ни черта подобного! Едва доходит до того, чтобы защитить самого себя, как все навыки мигом утрачиваются. Как будто в голове какую-то кнопку нажимают, и человек моментально превращается из крепкого профессионала в неудачника-дилетанта, позабывшего элементарные азы… В отличие от обычного уголовника сотрудник всегда имеет постоянное местожительства и работу, в прошлом не судим, навыками нелегальной жизни не обладает да и просто чисто психологически к ней оказывается не готов;
Что же касается обеспечения невозможности давить на следствие – да, я не мог это делать своими руками, но неужели мне было не к кому обратиться, реши я заняться таким делом? С адвокатом я мог беседовать хоть каждый день без ограничения времени и, соответственно, передавать через него любые инструкции своим сообщникам. Организовать телефонный звонок из тюрьмы на волю – тоже не самое сложное дело, нужны только деньги или хорошие отношения с администрацией.
Раньше я был уверен, что в тюрьме все находится под контролем. Да ни черта подобного! Люди просто посажены в камеры и предоставлены полностью сами себе. До смешного доходило, когда на четыре этажа нашего корпуса, а на каждом этаже – по пятьдесят камер, – дежурил всего один цирик! Ну о каком порядке, какой серьезной изоляции тут можно говорить?
– То есть, по-твоему, сажать никого не надо?
Бессмысленно?
– Да нет, надо, – вздохнул Акулов. – Ничего другого общество пока что не придумало. И что бы ни говорили там всякие кривозащитники и прочий сброд, который только горлопанить умеет, в подавляющем большинстве сидят именно те люди, которым там самое место. Ну, а исключения – так где их не бывает? Тем более, когда во всей стране такой бардак – почему же за решеткой должно быть идеально? Когда на воле люди станут жить, как в европейских странах, тогда и в тюрьмах все изменится.
– Андрей, а ты… как это называется? Петухов драл?
– Ранних? Нет, Галя, положительные герои такого не делают. А если серьезно, то в камерах, где я бывал, это не практиковалось. Да если б и…
Акулов пожал плечами, помолчал, и разговор на тюремную тему оказался закончен.
– Как зовут твоего мужа? – спросил он через некоторое время и невольно затаил дыхание. Испугался, что она назовет фамилию одного из тех торговцев, которых отметелил Заваров. Все-таки город – всего лишь большая деревня, и чем дольше в нем живешь, тем чаще сталкиваешься с неожиданными совпадениями, на первый взгляд совершенно невероятными.
Она назвала фамилию, и у Андрея отлегло от сердца. Уточнять причину интереса Акулова к мужу Галина не стала. Вспомнила, как он приходила в жилконтору, и сказала, что ничего нового ни а квартире, ни о людях, которые занимались ее продажей, уточнить не удалось. Потом они поговорили на какие-то общие темы, ни его, ни ее не ин тересовавшие. За окном неумолимо темнело, они сидели на диване, кофе давно был выпит; Андрей придвинулся ближе, обнял Галину за плечо и привлек к себе. До самого последнего момента она вела себя так, словно понятия не имела, что должно сейчас произойти, продолжала говорить какую-то ерунду, глядя не на мужчину, а перед собой и не обращая вроде бы внимания на его действия. Ее волосы пахли чем-то горьким и приятным, на мгновение Андрей зарылся в них лицом, а она все продолжала говорить, вот только голос неуловимо изменился, и так же не смотрела на него до тех пор, пока он ладонью не развернул ее голову немного к себе.
После первого, непродолжительного, поцелуя она отстранилась, взглянула на него с невесомой .усмешкой, которая появляется во взгляде женщин, добившихся того, к чему долго стремились, и прошептала:
– Наконец-то…
…Проснувшись, Андрей чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, как будто дрых не три часа, а все двенадцать, и не было перед этим ни служебных волнений, ни алкогольных возлияний. Да, физическое состояние было прекрасным, но на душе скребли кошки, и, как выяснилось, Галина понимала это прекрасно.
Ровно за пять минут до того, как должен был запиликать электронный будильник, она открыла глаза:
– Я уже давно не сплю. Уходишь?
– Пора.
Завтрак был кратким. Проклиная себя, Акулов чувствовал, что ему хочется уйти поскорее. Не допив кофе, он отодвинул чашку и встал. Галина продолжала сидеть за столом, окинула его взглядом и отвернулась к окну:
– Если ты подумаешь и решишь, что тебе этого больше не надо, я все пойму. Обойдемся без всяких объяснений, выяснений отношений и прочей ерунды. Не дети уже. Если ты больше не позвонишь, я буду знать, что… Я же видела, как ночью ты закрывал глаза и думал о другой.
Отойдя от дома, Андрей достал из кармана бумажку с номерами телефонов, не зная, разорвать ее или оставить. А что изменится, если он ее выбросит? Символический жест и не более того. Адрес известен, так что определить телефонный номер, возникни заново такая необходимость, труда не составит.
Накрапывал мелкий дождь. Вздохнув, Акулов поднял воротник куртки и зашагал к трамвайной остановке.
Записку, чуть погодя, он переложил'во внутренний карман.
18. «Акула пера»
Ловля собственного хвоста не увенчалась успехом.
Когда Акулов за десять минут до начала рабочего дня, то есть в 09.20, появился перед входом во двор РУВД, Волгин, выехавший из дома в половине восьмого, уже находился на площадке третьего этажа одного из жилых домов, расположенных вокруг управления. Со своего поста Сергей мог держать под контролем те места, которые казались ему наиболее удобными для стационарного наблюдения за прибывающими на службу сотрудниками. Таких мест оказалось всего два, что являлось, несомненно, чистой удачей, поскольку никто, конечно, не принимал в расчет возможность слежки за милиционерами со стороны преступного элемента и необходимость противодействия этому, когда здание Северного управления двадцать лет назад проектировалось.
На одной из точек, менее перспективной, ничего не происходило, в то время как на второй, той самой, которую не преминул бы использовать Волгин, доведись ему поменяться с потенциальными наблюдателями местами, сразу после появления Акулова возникло некоторое оживление.
Точка представляла собой небольшую площадку, ограниченную с двух сторон монолитными рядами кирпичных гаражей и загородкой для полудюжины мусорных контейнеров с третьей. Там стояли несколько автомашин из числа тех, которые не представляют интереса ни для угонщиков, ни для воров, промышляющих магнитолами и запчастями.
Среди них затесался и кривобокий «Москвич» салатного цвета, в котором с половины девятого утра, то есть через несколько минут после того, как Волгин занял пост наблюдения, обосновался средних лет неприметный мужик. Его наружность целиком соответствовала рыдвану, за рулем которого он расположился, да и поведение при подходе к машине не вызвало опасений – типичный работяга с неумершего еще завода, собравшийся на работу в первую смену и рассчитывающий немного подка-лымить по дороге. Волгин обратил на него внимание только в силу того, что других подходящих фигурантов поблизости не наблюдалось, но очень скоро свое мнение переменил. Время шло, а мужик продолжал сидеть за баранкой «Москвича», лениво посматривал по сторонам, чуть дольше задерживая взгляд на том направлении, откуда мог появиться Акулов, и уезжать явно не собирался. Потом он слегка развернул внутрисалонное зеркало таким образом, чтобы в нем отражалась дорожка от трамвайной остановки до управления, перестал крутить головой и устроился на сиденье таким образом, что при беглом взгляде чуть сзади и с правого бока почти сливался со спинкой и подголовником. Машина казалась пустой…
Рассмотрев в бинокль старые, четырехзначные номера «Москвича», Волгин по сотовому телефону попытался связаться с Информационным центром ГИБДД, но там, как всегда, было беспробудно занято. В такое время никогда не случалось наплыва звонков от сотрудников, желающих «пробить» интересующую их машину, скорее всего, в ИЦ готовились к пересменке и попросту отключили все телефоны. В дежурной части РУВД, куда Волгин позвонил, чтобы они со стационарного телефона или по телетайпу через коллег в главке навели справки о подозрительной машине, его не послали открыто на фиг, но дали понять, что заниматься такой мелочевкой им сейчас недосуг. Та же беда: новая смена принимает дежурство и потому работать еще не начала, а старой, которая свое отпахала, уже до балды. Когда все утрясется они, конечно же, просьбу его исполнят, но лучше заново перезвонить и напомнить. Приказать дежурной части Волгин не мог. Раскрытие преступлений и оперативная работа считаются приоритетными направлениями только в фильмах;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42