— Номера облигаций трехпроцентного займа, — Закопаны?
— Почему закопаны? В сберкассе. Выигрыши перечисляют на текущий счет.
— Последняя радость старого сутенера — сидеть в тюрьме и проверять облигации трехпроцентного займа. Забиться куда-нибудь в уголок, поглядеть, не подглядывает ли кто, и листать таблицы.
— Эта «радость» Голубовского оценивается тысячами.
— Деньги обретают ценность только в тот момент, когда их тратят! До того они просто бумажки. Деньги в сберкассе, если только их не копят с какой-нибудь целью, — ничто. Ноль! Капиталистам они по крайней мере давали известную власть…
— Меня проблемы накопления не мучают, У меня нет сберкнижки. Однако я не чувствую себя счастливее тех, у кого она есть.
— Ты меня не понимаешь.
— Может быть.
— Возьми пирожки, Когда я покупал, совсем теплые были.
— Только отнесу вниз таблицы Голубовского, нам они пока не понадобятся.
— Пусть ими занимается кто-нибудь другой. Я доложу начальству.
Вода в чайнике закипела. Конрад насыпал в стакан чаю, положил туда ложку, чтобы стакан не лопнул от кипятка, и достал сахарницу.
26
Так… Заключения экспертиз… Ничего нового не будет… Нет, все же… Гм…
Конрад расхаживал по своему кабинету и думал. Время от времени он просматривал заключения экспертов. Он только что выкурил трубку, а рука опять машинально скользнула в карман за кисетом. Табак был мягкий, кудрявый и душистый, потому что Конрад клал в кисет ломтик сырого картофеля для поддержания необходимой влажности.
Медицинский эксперт писал, что смерть Людвига Римши и Хуго Лангерманиса наступила сразу, одновременно с параличом, потому что пули задели позвоночник. О Хуго Лангерманисе эксперт написал две страницы. Он подробно рассмотрел место вхождения каждой пятимиллиметровой картечины и место, где она вышла или застряла. Каждую картечину он обозначил определенной буквой алфавита. Педантично точный отчет наводил на мысль о том, что экеперт работал с наслаждением. «Пуля внедрилась между четвертым и пятым ребрами, в двадцати двух сантиметрах от позвоночника; путь пули…» — Конрад читал последнюю строчку заключения и никак не мог понять, почему эксперт величает картечины пулями.
Конрад опять положил заключение эксперта на письменный стол. Его раздражало, что в конце каждого пункта указывалось: «выстрел произведен со спины». Как будто двенадцать картечин могли войти в тело со спины, а тринадцатая — спереди. В Хуго Лангерманиса вонзилось тринадцать круглых кусочков свинца.
— А не выбросить ли Голубовского из тюрьмы? — подумал Конрад. — Пусть ходит, как живая приманка. Если преступник захочет от него освободиться, то он попробует сделать это в ближайшие дни. И попадется.
Другой эксперт писал, что щеколду на двери гаража Римшей пытались сбить изнутри заводной рукояткой, при осмотре ее обнаружили тут же, под дверью.
Вдруг Конрад сердито бросил трубку в пепельницу.
— Старый дурак! Такого только на пенсию отправить!
Не медля ни секунды, он позвонил в районное отделение милиции.
— В квартире Голубовского необходимо устроить засаду. Да, да, у меня есть основания предполагать, что его попытаются ликвидировать. И вообще интересно узнать, что за птицы там крутятся. Как узнаете? Но это же проще простого! Если кто-то идет колоть скотину, то берет с собой по крайней мере ножик! У остальных только выясните личность. Ключи? Ключи даст сам Голубовский. Обязательно даст, это я гарантирую. С прокурором свяжусь. Ах, господи, все-то я должен за вас продумать! Нет, хорошо, хорошо… Худой мир лучше доброй драки. Вы сделаете так… Если кто-нибудь позвонит, снимите трубку, но не отвечайте… Пусть думают, что микрофон испорчен. Кто хочет прийти, тот придет. Всего хорошего! Нет, особой уверенности у меня нет, потому что «Запорожец» нашли под Огре. Неизвестно, вернулся ли в Ригу. Не верю. В таком случае можно было оставить машину гораздо ближе. Желаю успеха!
Вошел Алвис и положил на стол новые заключения экспертов.
— Что случилось?
— Ничего.
— Я же по твоей физиономии вижу, что что-то случилось! — рассердился Конрад.
— Я осмотрел найденный «Запорожец».
— Ну, ну?
— Ехал по грязи, толком ничего не поймешь, но не исключено, что недавно снимали номер.
— Все?
Дольше Алвис не мог выдержать.
— На баранке и рычаге передачи отпечатки пальцев.
— Четкие?
— Четкие. У машины светлая баранка. Группу можно было определить даже без фотографирования. На рычаге передачи большой и указательный пальцы.
— Ох!… — Конрад опять набил трубку и подумал, что сегодня очень много курит.
— Для порядка я проверил. Это отпечатки не Людвига Римши. Так и должно было быть. Тридцать километров пути.,. Разве отпечатки Римши сохранились бы?
— Фототелеграмму отправил?
— Только что.
Конрад поднялся и стал расхаживать. Тихо поскрипывали подошвы его сандалет.
— Плохо, — Конрад остановился. — Это не профессионал.
— Кто?
— Преступник. Профессионал непременно вытер бы баранку. Это же азбука.
— Может быть…
— Профессионал может, садясь в автомашину, механически, не размышляя, прикоснуться к зеркальцу, чтобы его поправить, если не видна дорога сзади, но уж руль он оботрет.
— Вообще, все так и есть…
— Только этого нам недоставало. Отпечатки пальцев на баранке! — сердито начал Конрад, но закончил, словно колеблясь: — Приходите, пожалуйста! Я живу там-то и там-то!
Конрад сердился все больше. Он сам распалил себя разговором. Ему очень не нравилось то обстоятельство, что второй бандит, так же как Хуго Лангерманис, начинающий. Начинающего, который успел прорваться через все блокированные участки шоссейных и железных дорог, поймать гораздо труднее, чем рецидивиста. У рецидивистов есть свои места сбора, свой определенный образ жизни, свой образ мышления, своя жажда похвальбы и своя зависть и, зная все это, можно так или иначе добраться до него; начинающему же доступ в это общество закрыт, и образ мышления у него совсем другой. А то, что желания и черты характеров у начинающих и рецидивистов схожие, мало что дает.
— Забрался вместе с деньгами в пещеру, как рак, а ты его ищи!
— Может, он по какой-либо причине незадолго до конца пути снял перчатки, а потом опять надел, но между делом чисто автоматически прикоснулся к рулю. Вполне возможно.
— Но потом отпечатки стерлись бы. — Отпечатки были маслянистые, они не могли так легко стереться.
— Ну, что ты поделаешь! Теперь нам остается только надеяться. Ах, надежда… Ты вечное прибежище человека! Да, ты-то не учил в школе закон божий…
Зазвонил телефон.
— Полковник Улф слушает… Товарища Грауде? Пожалуйста!
Звонили из отдела телетайпов.
— Мы только что получили телеграмму, — сказал девичий голос — Можете прийти.
— Продиктуйте, я заберу ее позже, когда пойду вниз.
— Отпечатки пальцев идентифицированы. Марков, Петр Владимирович, родился в 1928 году, проживает в Белорусской ССР, в Минске…
— Не диктуйте, сейчас спущусь, — Алвис бросил трубку.
— Нет, все-таки есть бог на свете, — сказал Конрад. — Беги, я закажу междугородный разговор!
Меньше чем через час Алвис был в аэропорту. Серебристые лайнеры двигались медленно, словно их кто толкал. Возле одних стояли кучки людей, к другим уже подъезжали трапы и там выстраивались очереди.
Минский коллега встретил Алвиса в аэропорту на машине.
— Он дома, ребята остались присматривать за ним, — рассказывал коллега, пока они ехали. — Сегодня у него выходной. Он шофер, работает на дальних рейсах, водит семитонный грузовик с прицепом. Позавчера взял в Риге груз тканей.
— По-моему, он мог это сделать часов до пяти дня, — сказал Алвис.
— Если бы жал на всю катушку, утром уже приехал бы в Минск. А он сдал груз только вечером.
— За что судился?
— Хищение государственного имущества.
— Сколько?
— Пять. В пятьдесят седьмом году. Для тех времен довольно много.
— Наказание отбывал у вас?
— Да.
Автомашина шла по кольцевой линии, чтобы не тащиться через центр города. По обе стороны шоссе тянулся болотистый подлесок.
Марков жил в белом пятиэтажном доме из силикатного кирпича. Такие дома можно увидеть в новых кварталах почти любого города.
Под навесами сушилось белье, мальчишки хоккейными клюшками гоняли по асфальту теннисный мяч, какой-то человек сердито пенял мотоциклу, который очевидно, отказался ехать дальше. Человек без всякого стеснения сыпал крепкими словцами и что-то подкручивал — под норовистой тарахтелкой валялись гаечные ключи.
За клумбами ноготков, на скамеечке напротив парадного мирно беседовали участковый и дворничиха. Участковый натянул фуражку до бровей, чтобы солнце не било в глаза. Возле скамейки лежал двор-ничихин совок, а метлу она держала в руках.
Инспектор был улыбчивый круглолицый парень, весь его облик свидетельствовал о неугасимом оптимизме.
— Никуда не выходил. Наверно, спит, — сказал он, когда их с Алвисом познакомили.
— Было бы лучше, если бы мы пошли только вдвоем, — предложил Алвис, — Коллеги могли бы обождать здесь.
— Мне что, я готов, — откликнулся инспектор.
Петр Владимирович Марков был человек среднего роста с редкими волосами и маленькими, бесстыжими глазками. Когда его подняли с постели, он сразу сообразил, что визит вызван не простым любопытством. Он натянул мятую, в широкую полоску пижаму, сунул ноги в теплые шлепанцы, выставил в коридор мальчонку, который возил по комнате цветной деревянный паровозик, уселся за стол и сказал:
— Бояре нынче стреляют вхолостую. Марков чист, как стеклышко!
Инспектор подмигнул Алвису и спросил:
— В Риге у вас много знакомых?
— Ни одного, — маленькие глазки зло блеснули.
Надо проверить, с кем он дружил в исправительно-трудовой колонии и не отбывал ли там наказание какой-нибудь рижанин, подумал Алвис.
— Письма из Латвии часто получаете?
Марков помедлил с ответом, но, может быть, Алвису это только показалось.
— Часто.
— Не покажете ли какое?
Марков достал из секретера стопку писем и бросил на стол. Письма были из Лиепаи.
— Можете читать, только в них нет того, что вы ищете! У меня в Латвии брат живет.
Постучавшись, вошла хозяйка, предложила чай, но Марков прогнал ее:
— Бояре не хотят чаю, они хотят кой-кого посадить.
— А других знакомых в Латвии у вас нет?
— Есть. Жена брата и ее малолетние дети.
— У меня для шуток не подходящее настроение.
— У меня тоже. Что вам нужно?
— Оденьтесь, вам придется поехать с нами.
— Без санкции прокурора я никуда… Я буду жаловаться! Я в Москву напишу! Генеральному прокурору!
— Одевайтесь!
Петр Марков моментально изменил свое поведение, нервничая, начал одеваться. Выхватывал из шкафа то одну рубашку, то другую, совал обратно, искал по ящикам брюки и божился:
— Честное слово, я ничего не натворил! Ей богу, вы ошибаетесь.
— Повторяю вопрос. Кого вы знаете, кроме членов семьи вашего брата? Они все живут в Лиепае?
— Все.
— Итак, с кем еще из Латвии вы знакомы?
— Ни с кем. Честное слово!
— Хуго Лангерманиса знаете?
— Впервые слышу.
— Людвига Римшу? Марков покачал головой:
— Вы, товарищи следователи, на неправильном пути. Марковых в Минске много, найдутся среди них и Петры Владимировичи, обязательно найдутся!
— Васю-Кота?
— Не знаю. Вы совсем не на тот след напали.
— Пошли, — инспектор надел фуражку. — Как-нибудь разберемся.
— Евдокия, к ужину я вернусь, — крикнул Марков, когда они проходили мимо кухни. Мальчонка со своим паровозиком выбрался на просторы комнаты, ничто другое его не интересовало.
Алвис не мог решиться. С одной стороны, в квартире Маркова нужно было сделать обыск. С другой стороны, с обыском можно было повременить. Нет пока не надо!
Допрашивали в городском управлении внутренних дел, На допросе присутствовало несколько офицеров, поэтому Марков сразу понял — дело серьезное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34