— Тьфу! Делать им нечего! Убирайтесь!
Окошко захлопнулось.
Мы с Витей остались как два дурака. Мой хозяин был весь красный, ноздри у него раздувались.
— Пиратыч, простить это невозможно, — прошептал он дрожащим голосом.
О, мой Витя! Я не успел опомниться, как у него уже созрел план. Он вынул из кармана кусок мела, нарисовал на калитке страшную рожу и написал: «Здесь живёт злой человек!» Ну и, ясное дело, мы тут же во весь дух умчались прочь.
Вечером тётя Груша рассказывала, над чем весь посёлок смеётся. Кто-то разрисовал Буровым калитку: точь-в-точь хозяин — морда злющая. И поделом им, шкурникам.
Конечно, я не утерпел, побежал, нахвастал про все это Ватутьке. Она не выразила никакого восторга.
Как бы не так! Очень я испугался! Я ещё проберусь в этот дом! Я ещё покажу себя! Я отыщу Фому! Факт!
— Вы нажили себе врагов, Пират. Я местная, все здесь знаю. Не бегай на улицу один!
Я в плену у врагов
(Мемуары, или воспоминания, написанные по памяти. Дневник вести не мог)
Избитый, грязный, сижу на куче хлама в тёмном сарае. Уже второй день. Вспомнил, как тёзка Пират лечился от голода, и лёг на свой бедный опустевший живот. Стало немного легче.
Но глаза лучше не закрывать. Как закрою — сразу представляется моя большая миска, полная овсяной каши. Ещё фыркал, неблагодарный, что тётя Груша кладёт мне мало масла! Сейчас съел бы даже манную кашу, сваренную на одной воде.
Вода… Она тоже у меня перед глазами. Наша чистая, холодная речка. Забежать бы в неё по самое брюхо и лакать, лакать воду, пока не надуешься, как резиновый крокодил. Но и воды мне не дают.
Почему так мучают? Я никого не укусил. Я только рычал и вырывался. Но ведь это делает каждый пёс, если на него вдруг нападут. А эти мальчишки напали на меня первые. Я просто стоял возле их забора на задних лапах и старался увидеть в щёлку, нет ли у них во дворе Фомы. В этот момент они и накинули на меня верёвку. Петля сдавила мне горло, я упал, и они потащили меня, поволокли по земле. Я ударялся о камни, мне было больно, глаза засыпало землёй. А потом вдруг сделалось темно, тихо, и я уж и не помню, как попал в этот сарай.
Слышу шаги… Надо прятаться… Я боюсь. Ватутька была права — в этом доме живут плохие люди.
В тот же день. Мне всё-таки дали воду. Я сразу её вылакал. Порезал морду об острые края банки, вылизывая стенки, — на них прилипло немножко какой-то вонючей рыбы.
— Смотри-ка! А он уже не такой гордый! — захохотал старший мальчишка, тот, который накинул мне на шею верёвку.
— На, лови, эй! Мясо! — крикнул младший и бросил мне кость.
Ох как я ловко за ней подпрыгнул и поймал на лету! Но это была… палка. Мальчишки опять захохотали, а старший сказал:
— Даже самый бешеный мустанг становится шёлковым, если подержать его голодным. Ты слышишь, бородатый урод? Придётся тебе посидеть ещё денёк натощак.
Они ушли. Потом опять пришли. Поставили мне банку с водой и заперли дверь на засов.
Повсюду валялись тряпки, солома, пыльные мешки и разный мусор. Я обнюхал все углы и обнаружил замусоленную тетрадь, исписанную уже кем-то. Но не было карандаша и сильно распухла лапа. Тетрадь зарыл под мусор — пригодится, а пока все хорошо запоминаю: если не погибну, опишу потом в мемуарах.
Рядом за стеной кто-то дышит, иногда бегает взад-вперёд на мягких лапах. Запах оттуда идёт странный, совершенно незнакомый.
Кто там? Друг или враг? Здешний или, как и я, пленник?
Страшная ночь
Наутро. Сперва я заснул. Но проснулся скоро — очень громко что-то грызли мыши. Я залез с головой в мешок, опять задремал, но ненадолго. Кто-то пробежал по мне и укусил прямо через мешок.
Такой наглости я не мог перенести. Я завизжал и выскочил из мешка — на ящике сидела здоровенная крыса, злобно на меня смотрела и шевелила усами. Я кинулся на неё, хотя не знаю, откуда появились у меня вдруг сила и храбрость.
К утру их было уже четыре штуки. Я положил их рядом, головами в одну сторону, чтобы удобнее было считать. И чтобы другие видели, что получается, если я рассержусь. Я ещё и этим мальчишкам покажу, какой я пёс! Чёрный Дьявол, тёзка Пират и Ватутька ещё гордиться будут своим другом. А Витя скажет: «Молодец, Пиратыч, ты — настоящий Корсар!» А потом я опять задремал и увидел чудесный сон, будто Мама-Маша легонько дует мне в нос и спрашивает: «А может быть, ты и в самом деле фокс-крысолов?» Я ничего не успел ей ответить — она закачалась, расплылась и пропала, а вместо неё передо мной вдруг оказался рыжий лис…
— Извини, — сказал он, — я тебя разбудил… После удачной охоты и я люблю поспать.
«Ничего себе удачная», — подумал я и сказал:
— Не мог бы ты опять превратиться в маму Машу и Витю или хотя бы в тётю Грушу?
— Чудак! — усмехнулся лис. — Я — не сон.
— Не может быть! — не поверил я.
— Разве ты не знаешь, что животные никогда не врут? Или… вы, — он сморщил нос, — домашние собаки, уже научились этому?
Мне не понравился сладкий голос лиса.
— Собаки и лисицы разговаривают на разных языках. Если ты не сон…
— О-о! — перебил он меня. — Ошибаешься, ты, очевидно, не в курсе… Мы с тобой принадлежим к одному биологическому семейству. Наши предки…
— Не морочь мне голову предками! — уже совсем рассердился я. — Дикие лисы живут в лесу, а ты сидишь в сарае, на куче мусора!
— Но я действительно лис, а не сон, — сказал лис вежливо и грустно. — Меня привезли сюда из города те же мальчишки, которые и тебя украли, и притащили в сарай на верёвке. Они здесь, на даче, затеяли игру в ковбоев.
Тут я совсем очнулся и увидел, что передо мной — настоящий живой лис. Очень красивый и жёлтый, как морковка. Глаза умные. Нос чёрный, совсем собачий, уши торчком — вылитая Ватутька, но другой масти. Конечно, что-то родственное у нас есть. Но все же маленькое сомнение у меня осталось.
— А где ты жил в городе? Я никогда там лисиц не видел.
— Я жил в живом уголке, в школе, — ответил он, — а на каникулы всех нас, зверей, раздали ребятам. Я достался этим, — кивнул он на дверь.
— Как достался?
— По жребию, — ответил он. — Ребята положили в шапку бумажки. Все по очереди вытаскивали их, зажмурившись. Ту, на которой было написано «Огонёк», вытащил старший из ковбоев. И меня отдали им. Огонёк — это моё имя.
Никогда в жизни не слышал ничего подобного! Собак покупают, кошек дарят, а лис вытаскивают из шапок, как рыбок из воды? Невероятно!
— Что делать, — вздохнул лис. — Только мы, звери, и знали, что оба брата животных не любят. Я сам видел, как старший окунул в аквариум ёжика. Бедняга уже заснул на зиму… Но от этого проснулся, простудился и околел…
— А куда смотрели учителя? — не выдержал я.
— Наивный пёс! Учитель не может видеть все. А кто ему скажет? Я? Рыбки? Или попугай? Кроме того, если кто-то делает гадость, он делает её тайком.
У этого лиса, кажется, есть голова на плечах. И уж во всяком случае есть язык, которым он хорошо владеет. Словом, он уже начал мне нравиться, и я его спросил:
— А тебя здесь тоже мучают, Огонёк?
— Ну нет! Меня нужно вернуть в целости и сохранности. Иначе ребята из шестого-б нашим ковбоям здорово всыплют.
Мы бы ещё поговорили с этим славным лисом, но меня вдруг согнуло от боли в пустом брюхе.
— Послушай, — сказал лис, — если ты дашь мне одну крысу, то можешь по моему подкопу слазить ко мне в клетку и съесть фасолевый суп, который я терпеть не могу.
— Бери хоть всех! — с восторгом согласился я.
Суп был холодный, слегка прокисший, но я никогда, кажется не ел ничего вкуснее!
— Ешь, ешь, — говорил мне лис. — Я предпочитаю мясо.
— Спасибо, друг, — сказал я. — Я и не думал, что лисы такие добрые. В сказках про вас совсем другое пишут.
— Ну, — усмехнулся лис, — то в сказках. Но в общем-то тебе повезло. Все-таки я необычный лис — пять лет прожил в школе, два года прослушал уроки биологии. А повстречал бы ты дикого лиса, он без лишних слов вцепился бы тебе в горло.
Ещё одно воспоминание
Числа не знаю. Я ещё жив и не собираюсь умирать. Во-первых, меня поддерживает лис. Правда, не даром — ещё двух крыс обменял на суп.
Во-вторых, моё положение слегка упрочилось. Утром, когда мои похитители опять подошли к двери, я приготовился к обороне. Они бросили мне кусок мяса, привязанный к верёвочке. Как бы не так — я не рыба, меня на приманку не выудишь.
— Не берет! — прошептали за дверью.
— А если он уже…
— Ну нет. Наверное, выдохся и не может сдвинуться с места.
— Войдём?
— Возьми-ка подлинней хворостину… Спички давай…
Что они задумали? Нам с Витей никогда не позволяют брать спички. Но вдруг все изменилось. Я услышал сиплый голос:
— Лоботрясы! Уши оборву за такие штуки! Спалить меня хотите, дармоеды?
«Шлёп-шлёп-шлёп», — услышал я, и оба храбрых ковбоя в один голос завыли.
— Я вам покажу Мексику! — продолжал кричать Сиплый. — Вы у меня узнаете географию на пять с плюсом. Ковбои паршивые!
За стеной ехидно хихикнул лис. Я тоже с большим удовольствием прослушал весь этот концерт.
Наконец дверь в мой сарай отворилась. Вошёл щуплый белобрысый человек, похожий на большую облысевшую крысу. На меня уставились его холодные глаза, потом они увидели мои охотничьи трофеи — трех дохлых жирных крыс.
— Ого! Этот пёс знает своё дело. Где взяли собаку? Кто хозяин? — обернувшись, спросил он ковбоев.
Оба сразу заныли:
— Не-е зна-аем!
— А я знаю. Такой же, как вы, лоботряс. Но он хоть не ковбой, зато художник. Рисует хорошо. Хорошо пишет — без ошибок. Пятёрочник, наверное, не чета вам…
Сиплый фальшиво улыбнулся, сел на корточки и поманил меня:
— Поди, поди сюда… Ну, ну! Собака за хозяина не в ответе. А я полезной скотине куска не пожалею. Чего ж ты, боишься?
Он опустил мне руку на голову. Какая жёсткая, тяжёлая была эта рука! Я прижал уши и сам сжался. Рука соскользнула, взяла за ошейник.
— Смотри-ка! Номер-то — три пятёрки! Ты счастливый пёс, а? Может, от тебя и ко мне перейдёт счастье?
Я вздохнул: где это счастье? Несчастней меня нет собаки во всем свете…
— Ничего, — похлопал он мен по спине. — Ещё и рад будешь! В городе на асфальте вашей породе — одна маета. А здесь — воля.
Он встал.
— Ну вы, ковбои! Будете лезть к собачонке: за хвост ловить, палкой дразнить! — шкуру спущу и отправлю домой раньше времени. Поняли?
Меня накормили подсохшей пшённой кашей, смешанной с остатками борща. С какой жадностью я съел эту гадость, просто невероятно!
За ночь поймал ещё трех крыс. Лис — ни одной. Увидев мои трофеи, он облизнулся. Я не знал, что делать. Но всё-таки отдал ему одну, просто так, а не в обмен на суп. Двух оставил — пусть этот Сиплый придёт и увидит, что я не даром съел его пойло.
Чужой двор
(продолжение воспоминаний)
Опять без даты. На день меня выпустили во двор. Ура! Я опять на свободе!
Хотя что это за свобода? Кругом глухой забор. Поверху натянута колючая проволока. А сад? Сплошная картошка, огурцы, лук и капуста. Лапу поставить некуда. На траве нечего и думать поваляться. Да её и нет, только крапива около забора и кусты репейника за сараем.
Нет, не нравится мне, как живут эти люди. Мама-Маша ни за что бы эту дачу не сняла.
Ночью, когда нас запирают, лис переползает ко мне, и мы вместе обсуждаем наше бедственное положение.
— Тебе что, — говорит он, — ты собака с номером, тебя найдут и возьмут домой. А вот я…
— Это тебе что, — говорю я, — уедешь в город и будешь жить в школе. Ты же любишь биологию, Огонёк!
— Любишь… Тебе бы посидеть всю жизнь в клетке!.. Я — лис, а не кролик. Черепаха и та у нас сбежала…
— Куда?
— В пустыню… Не знаю, дошла ли. Говорят, далеко… А лес-то рядом. Ты думаешь, мне легко слушать, как шумят по ночам сосны, кричат совы и рыба плещется в реке?
Мне стало стыдно. Бедный лис! А я — нечуткая, чёрствая собака. Надо будет подумать, как бы ему помочь.
Ностальгия
(снова дневник)
Числа все ещё не знаю. Украл у новых хозяев карандаш. Поступок плохой. Но что делать? Если мы с лисом отсюда живыми не уйдём, кто-нибудь прочитает эти записки и узнает правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38