– Мы собираемся приземлиться, – сообщила она.
Он выглянул в непроглядную тьму.
– Где?
– Еще не знаю. У нас проблемы.
Кул сел прямо. Лицо девушки побледнело. Зато лицо Джонсона, отраженное в стекле, побагровело от напряжения, все его внимание было сосредоточено на приборах.
– Что-то не так?
– У нас кончается бензин, – шепнула Серафина. – Мы летим над Мексикой. Ток не уверен, где мы, но, похоже, очень скоро будет город.
Он снова посмотрел вниз и увидел океан, лунную дорожку, а дальше – длинную линию прибоя и темную громаду берега. На мгновение в глаза девушки мелькнул страх, толстая шея Джонсона взмокла от пота. Кул удивил, что сам не боится; возможно, его страх уже перегорел. Часы показывали почти десять. Подавшись вперед, он взглянул на альтиметр. Они держались на тысяче футов, самолет бросало в хаотичных потоках воздуха. Указатель топлива был на нуле.
– Сколько времени у нас в запасе?
– Пять минут, – буркнул Джонсон. – Потом мы упадем.
– В море?
– Я постараюсь дотянуть до пляжа. Сядь и заткнись.
Кул ощутил свою беспомощность. Серафина коснулась его руки и переплела их пальцы. Они были ледяными. Лицо ее белым пятном проступало во мраке.
Мотор начал чихать, самолет вначале провалился вниз, затем поднялся снова. Это все равно случится, только несколькими мгновениями позже, и на этот раз отсрочки смертного приговора не будет, – думал Кул. Ногти Серафины впились в его ладонь. Больше ничто не выдавало ее эмоций. Лицо неподвижно застыло.
Внизу замигали огни, они появлялись из темноты и пролетали мимо. Самолет летел теперь низко, не выше пятисот футов над землей. Прямо под ними тянулся пляж, смутная полоска серебра в темноте. Потом впереди появилась полная луна, и он понял, что за время его сна они пересекли перешеек, и теперь он видел тихоокеанский берег.
Пляж впереди извивался под луной длинной светлой полосой. Земля с безумной скоростью неслась навстречу. Самолет становился на дыбы, выравнивался, снова падал. Вот промелькнула лента пляжа, мотор взревел изо всех сил и удержал их над камнями. На мгновение они зависли над отмелью, затем их снова развернуло к берегу. Удар, толчок, их бросило из стороны в сторону. Снова толчок, и взмыленный мотор замолк, послушный воле Джонсона.
На миг они выровнялись, колеса чуть коснулись плотного песка возле самой кромке воды. Кул ощутил толчок, его ноги оторвались от пола, голова дернулась назад, потом вперед. Самолет повис в шатком равновесии над вечностью, потом дернулся назад. Джонсон нажал на тормоз, скорость снизилась, но бег по пляжу сопровождали все новые толчки, которые, казалось будут длиться бесконечно. Потом с фантастической легкостью Джонсон развернул самолет и остановился.
В уши ворвалась звенящая тишина. Их окружала тьма, тяжелый, влажный жар вползал в притихший самолет.
Джонсон рассмеялся.
– Нет ничего легче.
– Мы тебе очень благодарны, Ток, – сказала Серафина и повернулась к Кулу: – С вами все в порядке?
– Нормально, – кивнул он.
Когда они распахнули хлипкую дверцу, девушка все еще держала его руку. Джонсон выбрался первым. Кул вышел за ним и помог спуститься Серафине. Теперь он слышал монотонное шуршание прибоя и видел океан – бесконечную пустыню, уходящую к лунному горизонту. Довольно широкий пляж со стороны суши отгораживала стена джунглей. Там ничего не было видно – ни домов, ни людей.
Джонсон спросил:
– Ты знаешь, где мы, крошка?
Серафина кивнула.
– Огни, которые мы видели, – это Сан-Хосе. Там должны быть машины. Оттуда идет дорога на Гватемалу, миль около семидесяти пяти. Понадобится немало времени, чтобы туда добраться.
– Сколько? – спросил Кул.
– Необходима машина, тогда все будет в порядке.
Кул помог ей достать сумки из багажника, и даже от небольшого усилия весь вспотел. Когда Джонсон прикуривал, в свете спички на лице его проступила угрюмая обида.
– Куда нам двигаться, крошка?
В голосе Серафины прозвучало раздражение:
– Поблизости есть дом. Говорю тебе, я знаю, где мы. Мы пойдем к дому, потом один отправится в Сан-Хосе за машиной.
– Да? Кто же?
– Ты.
– А красавчик со мной не пойдет?
– Нет.
Джонсон хмыкнул.
– Да в такую жару я и с места не двинусь. Далеко, говоришь ты, селение?
– Ты видел, когда мы пролетали. Недалеко.
– Полночи идти, не меньше.
– Зато повыветрится алкоголь, которым ты пропитан, – буркнула девушка. – Пожалуйста, не спорь. Мне надоело слушать твою болтовню. Ты все говоришь, говоришь, и все не по делу. Поменьше ворчи и помни, за что тебе платят.
Дом оказался примерно в миле от места посадки. Они бросили самолет, причем Джонсон и не подумал предложить помочь нести багаж. Он шагал впереди, неуклюже проваливаясь в мягком песке. Бриз рябил морскую гладь. Кул слышал перекличку птиц в джунглях, подступавших едва не к линии прибоя, и тогда они шли по узкой полоске песка между морем и плотной стеной растительности.
Безжалостно жалили москиты, а Кул, тащивший обе сумки, не мог даже отмахиваться. Переход от северной зимы к тропической жаре быстро его вымотал. Ему казалось, он ползет сквозь какое-то кошмарное болото – таким был путь по бесконечному пляжу, залитому лунным светом. Опять разболелось плечо. Лишь ощущение руки старавшейся ему помочь Серафины помогало сохранить чувство реальности. Он говорил себе, что завтра утром наконец достигнет цели, поговорит с Тиссоном и отправится в тюрьму, чтобы увидеться с Гидеоном и выяснить, что он может сделать для брата.
На дом они наткнулись неожиданно, обойдя заросли, подступившие к самой воде. Полоса пляжа выгнулась вокруг тихой бухточки, при свете луны виден был след колес автомобиля, уходивший в джунгли. Дом оказался неожиданно современным небольшим бунгало, покрытым белевшей под луной штукатуркой. Крытая красной черепицей крыша казалась черной в тени пальм, росших прямо за домом. Ни огонька в зарешеченных окнах. От представшей их глазам картины веяло миром и спокойствием.
Они остановились, Кул спросил:
– Кто здесь живет?
– Никто, – сказала Серафина. – Дом пуст.
– Чей он?
– Он принадлежал моей сестре.
Девушка повернулась к Джонсону.
– Когда будешь в Сан-Хосе, иди на Калле Барриос, двадцать девять. Расскажи, что произошло и попроси машину. Они будут счастливы оказать услугу. Хозяина зовут Хейнкельман. Он о тебе позаботится. Мы будем ждать тебя утром.
– В доме есть что-нибудь выпить? – спросил Джонсон. – Мне не мешало бы промочить горло.
– Не теряй времени, – отрезала Серафина. – Путь предстоит долгий и трудный.
Джонсон лениво повел глазами от девушки к Кулу.
– Ага. И до утра не возвращаться...
– Пожалуйста, уйди, – взорвалась Серафина.
Пилот выплюнул на песок недокуренную сигарету. В лунном свете он казался опасным первобытным дикарем, широкое лицо блестело от пота. Кул ждал, напрягшись. Джонсон явно напрашивался на неприятности: его недвусмысленные намерения в отношении девушки откровенно проступали в маленьких горящих глазах.
Серафина смерила его холодным взглядом. И он пожал плечами, вновь рассмеялся и внезапно побрел прочь по колее, проложенной машиной. Когда ночь внезапно его поглотила, Серафина взяла Кула за руку и повела в темный и молчаливый дом.
* * *
Он сидел на пляже и наблюдал, как на морской глади мерцает зыбкая лунная дорожка. Прошло полчаса. Дом оказался маленьким, компактным, удивительно аккуратный, с автономным электрогенератором, холодильником, в котором нашлись холодное пиво и ветчина, со свежей водопроводной водой, подведенной от источника в гуще джунглей. Преувеличенная современность неожиданной роскошной обстановки заставлял вспомнить о голливудских фильмах. В доме были две спальни, ванная, кухня и обширная гостиная, выходившая к морю.
Пока Серафина переодевалась, Кул, подчиняясь неожиданному порыву, исследовал шкафы. Однако в них не нашлось ничего интересного, кроме нескольких легких шелковых платьев и льняного мужского костюма. Костюм был ему слишком велик, и карманы его оказались совершенно пусты.
Потом они выпили пива и подкрепились сандвичами, а дом тем временем наполнял свежий воздух. Внутри было еще слишком жарко, и все же, прежде чем выйти на улицу, он долго стоял перед портретом на стене гостиной. Серафина застала его в этой позе, когда вышла из ванной в махровом халате. Ее каштановые волосы были собраны в пучок, венчавший аккуратную головку.
– Не одобряете?
Он отмахнулся.
– Просто не ожидал увидеть здесь портрет папаши Мао.
– Остался от сестры. В студенческие годы Мария водилась с крайне левыми. Использовала дом для их мероприятий. Бедная Мария жить не могла без интриг.
– Вы мало мне о ней рассказывали.
– А особо рассказывать нечего. Дело о ее смерти выглядит очень простым. Именно здесь нашли ее тело.
– В этом доме? – удивился Кул.
– Да. И с ней был Гидеон.
– Так утверждала полиция?
Кул с интересом осмотрел комнату, взволнованный мыслью, что совсем недавно здесь был Гидеон. Правда, это еще не приближало его к цели. Но он знал, что без девушки и сюда никогда бы не попал.
– Расскажи мне об этом все, только честно, – попросил он. – Ты слишком многое скрываешь.
Серафина улыбнулась.
– У нас для этого вся ночь впереди. Успеем наговориться, прежде чем Ток доберется до Сан-Хосе. Потом, найдя Хейнкельмана в кафе, Ток решит передохнуть, чтобы пропустить несколько рюмок. Пока он вернется, солнце достигнет зенита.
При взгляде на ее стройную фигуру в махровом халате Кул неожиданно поймал себя на том, что прикидывает, надето ли что-нибудь под халатом. И решил – нет.
Потом он подумал о ее сестре, явной левацкой фанатичке, и о том, что привело Гидеона в их компанию. Кул никогда не уделял внимания таким проблемам; разве что изредка читал в газетах или слышать разговоры на совещании у Хэнка Джордана, где собиралась вся верхушка агентства. Политикой мог интересоваться кто угодно, только не он.
Сейчас он сидел на пляже и смотрел на море. Плечо Серафины слегка прислонилось к нему. Ее лицо в лунном свете казалось удивительно красивым, и он вдыхал аромат ее духов, ее свежей молодой кожи.
– А ты не разделяла интересов Марии? – спросил Кул.
– Только в одном, – чуть слышно шепнула она. – Она хотела Гидеона и его заполучила. Я же только хотела. Политика меня не интересовала. Я просто его любила.
– Ты говоришь так, словно умер.
– И так может быть. Но я не о том. С тех пор, как я отправилась на север к тебе за помощью, со мной что-то случилось. И это меня смущает.
По тебе не скажешь, – подумал Кул. Более хладнокровной женщины он в жизни не видел.
– Что именно?
– Гидеон и ты... Я его больше не люблю.
– С чего вдруг?
– Я должна сказать?
– Да.
Ее глаза влажно блестели в лунном свете, ее пухлые губы призывно шевельнулись. Его потрясли искорки слез на ее щеках. Прибой разбивался о берег с баюкающим звуком, ночь была полна нежных и грустных запахов и звуков моря и джунглей. Вокруг царил покой, однако страдание посетило и этот белый дом на берегу. Эх, хорошо бы здесь пожить, порисовать. Эта мысль вернула его назад, к портрету в доме, и он захотел узнать причину слез Серафины.
– В чем дело?
– Нет, я не могу...
– Это из-за Гидеона?
– Нет, не из-за него. Конечно, я буду делать все, чтобы ему помочь, но теперь мне это не кажется так безумно важным. Когда я вижу тебя, я почти сожалею, что втянула тебя в опасную затею. Ты такой же смелый и впечатлительный, как Гидеон, но, кроме того, ты очень мягкий и чувствительный. Гидеон был весьма толстокож и никогда не догадывался о моих чувствах. Сейчас я сижу рядом с тобой, смотрю на море и я счастливой.
– И все же ты плачешь.
– Да, плачу.
Он поцеловал ее и почувствовал, как она задрожала всем телом. Ее губы были прохладными, мягкими, влажными. Обвив рукой его шею, она с нарастающей требовательностью потянула его голову вниз, к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26