– Что ж, тогда должна заметить, что тебе повезло, потому что ты тоже большой мальчик, – парировала Эванжелина.
Откинув голову, Ричард так громко расхохотался, что чайки, кружившие над их головами, с криками разлетелись.
– Папочка, а что такого смешного Ева сказала тебе? – спросил Эдмунд. – Почему ты смеешься? А можно, я застрелю несколько чаек? Их же тут сотни. Думаю, ничего не случится, если я убью несколько штук.
– Стреляй, Эдмунд, у тебя еще полно пуль. Что до шутки твоей тетушки, то она просто поставила меня на место. Пойдем же, Ева, посмотришь лодку Эдмунда.
При их появлении с полдюжины куликов с серо-белыми брюшками неуклюже разбежались в стороны. Эванжелина и герцог спустились вниз, к деревянной пристани, где была привязана небольшая шлюпка. Эдмунд, опередивший их, с грохотом спрыгнул на узкую полоску причала. Мальчик размахивал пистолетом и что-то громко выкрикивал – как пират после грабежа.
– Эдмунд, осторожнее! – крикнул отец. – Он вообще ничего не боится, – произнес Ричард, повернувшись к своей спутнице. – Полгода назад свалился с дерева в кусты шиповника и выбрался оттуда, весело смеясь. Вообще-то, наверное, это нормально, – добавил он, обращаясь скорее к себе самому, чем к Эванжелине.
Но девушка отвернулась, рассматривая окружавшие бухту крутые утесы. Казалось, она полностью поглощена созерцанием природы. Ричард слегка потряс ее за плечо.
– Здесь очень красиво, не правда ли?
"Нет! – хотелось ей крикнуть во всю мочь. – Нет, здесь ужасно! Вообще все ужасно!” У нее не было выбора. Он пустил ее в свой дом, собирался доверить ей сына, подарить одежду, а она.., она предаст его.
Эванжелина опустила глаза на увязающие в песке ноги. Ей хотелось выть. Но она не должна была показывать ему, что изучает окрестности.
– Да, разумеется, – поспешила согласиться девушка. – Запах моря просто голову кружит. Мне так нравится слушать шум прибоя. Он никогда не утихает, подумать только! На земле все могут умереть, а волны все будут биться и биться о берег, и им не будет дела до того, что никто их не слышит.
– Тебя, случайно, не эльфы подкинули родителям взамен украденной дочери? – улыбнулся Ричард.
– Не думаю. Папа всегда говорил, что я вылитая мама в молодости. Правда, теперь я стала больше походить на него.
– Нет, ты не правильно меня поняла. Твой дядя и кузина Марисса всегда ненавидели море. Марисса даже ни разу не спускалась сюда, уверяя меня, что от морского бриза у нее мурашки бегут по коже и тут слишком холодно. От шума прибоя у нее болела голова, а от брызг ее волосы завивались в упругие пружинки, которые горничная никак не могла расчесать.
– Ваша светлость, вообще-то дядя может не любить море, потому что в детстве едва не утонул. Не исключено, что его страх передался Мариссе. Впрочем, я не могу судить наверняка. Но почему же вы поселились именно здесь, если Марисса так не любила море? – спросила Эванжелина. – Разве у вас нет других особняков?
Девушка понимала, что сболтнула лишнее, но слова сами слетели с ее языка. Она ждала. Выражение лица герцога не изменилось: приложив козырьком руку к глазам, он продолжал смотреть на сына, суетившегося в своей маленькой шлюпке.
– Мои родители считали, что Чеслей-Касл – очень романтичное место. Как раз для молодоженов. Они даже уехали в Лондон, оставив нас здесь. – Он горько рассмеялся. – Правда, я никогда не верил в романтическую любовь, о которой рассказывал отец. Двое не сводящих друг с друга глаз, шепчущих друг другу на ухо какие-то ласковые глупости, долгие занятия любовью… – Он опять засмеялся, и на этот раз смех его стал еще горше. – Правда, я понимал, что можно подолгу бывать с женщиной в постели, но к чувствам это никакого отношения не имело. И после женитьбы на твоей кузине ничего не изменилось. Мне так и неведомо, что за романтические отношения могут связывать мужчину и женщину. Единственный раз Марисса, правда, действительно кое-что прошептала мне на ухо. Она стеснялась громко сказать, что не хочет, чтобы я еще хоть раз лег с нею. – Вздохнув, Ричард провел рукой по своим густым волосам. – Прости меня, Эванжелина, не стоило этого говорить. Марисса была еще так молода, она не должна была умереть. Она бы непременно полюбила своего сына и поселилась в Лондоне.
– Мне известно лишь, что она умерла от несчастного случая, – тихо произнесла Эванжелина.
– Да, – кивнул герцог, – наверное, тебе хочется узнать, в чем дело? Ну хорошо. Мариссу преследовал страх перед родами, она боялась умереть. Однако жена выжила, но страх ее стал еще сильнее. Забеременев во второй раз, Марисса поехала к одной женщине в Портсмут, чтобы избавиться от ребенка. Но кровотечение унесло ее жизнь. Марисса умерла, даже не доехав до Чеслей-Касла. Ужасная потеря! Правда, я ничего этого не знал. Лишь после ее смерти я нашел дневник, в котором она описывала свой ужас. Да я бы ни за что и пальцем до нее не дотронулся, если бы только мог представить, как ей страшно! – горячо говорил он.
– Мне очень жаль, – вымолвила Эванжелина.
– Да, – бросил Ричард, направляясь к причалу. Эдмунд уже собирался отвязать веревку, державшую его шлюпку.
– Эдмунд, – крикнул герцог, – если только ты свалишься в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону! Уж он-то надерет твои уши, если мои сапоги вымокнут в морской воде.
Однако мальчику никак не удавалось развязать тугой узел, хотя он пробовал несколько раз. Потом Эдмунд выстрелил в веревку из пистолета.
Эванжелина вновь стала осматривать побережье, но перед глазами ее стояло лицо Мариссы. Бедная девочка. Герцог прав: ее смерть была ужасной потерей.
Девушка обернулась к широкой тропе, протоптанной за века сотнями ног и лошадиных копыт. Даже шотландский пони Эдмунда, не задумываясь, стал спускаться по тропинке. Три лошади стояли, увязая в песке и поглядывая на нахальных чаек, с криками круживших вокруг них. Эванжелина попыталась взглядом отыскать вход в пещеру, о которой упоминал Хоучард. Ничего. Прищурившись, она заметила какое-то темное углубление в скале и направилась к нему. Но, приблизившись, девушка увидела, что это всего лишь впадина в темном камне. Где же эта чертова пещера?
Услышав за спиной взрыв смеха, Эванжелина обернулась. Герцог держал сына над головой, угрожая, видимо, бросить его в воду. Потом Ричард опустил мальчика вниз и зажал его под мышкой, словно маленький шевелящийся сверток.
– Думаю, он наполовину рыба, – заявил Ричард, опуская сына на песок.
– Папочка, так же как Ева наполовину иностранка? – спросил мальчуган.
– Да, ты совершенно прав. – Ричард посмотрел на девушку, и вновь его глаза задержались на ее груди. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и лишь через несколько мгновений обратился к сыну:
– Имей терпение, Эдмунд. Пожалуй, мы попросим твою тетушку отвернуться или переждать в каком-нибудь рве или канаве, пока мы искупаемся. Только попозже, если станет немного теплее. Как ты думаешь, Еве захочется присоединиться к нам?
– Но мой пистолетик утонет, – разочарованно протянул мальчик.
– Верно, – кивнул герцог.
– Но.., когда мы плаваем, то на нас.., ничего нет, – нерешительно вымолвил ребенок. – А девочки всегда надевают что-нибудь на себя.
– Он еще очень мал, – заметил Ричард, обращаясь к Эванжелине.
Хоучард очень хорошо описал девушке герцога Чеслея, но его описание не могло передать живости характера, решительности, необычайно притягательного озорства и удивительного обаяния. Эванжелина совсем недолго пробыла в его доме, но уже чувствовала, что подчиняется обаянию Ричарда, оно словно обволакивало ее, и это нравилось девушке.
– Знаешь, Эдмунд, – заявила она, – возможно, я плаваю гораздо лучше твоего папы. Если и в самом деле потеплеет, то, пожалуй, мы с тобой поплаваем, а папа пусть сам отсидится где-нибудь в канаве. Впрочем, хоть сегодня и очень теплый день, я думаю, что купаться все-таки не стоит – как-никак стоит февраль, самая середина зимы. Вода наверняка ледяная.
– Как это – ледяная? – спросил Эдмунд.
– Да очень просто, – ответил за Эванжелину герцог. – Это означает, что некоторые части тела девушки могут до того замерзнуть, что потеряют чувствительность. Она не утонет, но станет холодной. И тогда ей будет совсем невесело <Ричард каламбурит: frigid по-английски означает “холодный” и “фригидный”.>.
– Я толком не поняла, что ты имеешь в виду, – покачала головой Эванжелина, – но уверена, что это что-то не совсем приличное.
– Вот тебе раз! – воскликнул Ричард. – Почтенная замужняя женщина, а ничего не знает о холодности!
– Вовсе я не почтенная, – недовольно буркнула девушка.
– Но ты же старше меня, – вмешался Эдмунд. – А папа говорит, что я уже молодой джентльмен.
Эванжелина перевела взгляд с отца на сына. Кажется, она проигрывала. Всплеснув руками, девушка рассмеялась.
– Ну хорошо, сдаюсь! – воскликнула она. – Вы победили.
– Отлично, – кивнул герцог. – Не годится леди постоянно выигрывать сражения. Запомни это, Эдмунд. Впрочем, временами истинный джентльмен должен делать вид, что леди все-таки победила. И это тоже не забудь.
– Я непременно запомню твои слова, папочка, правда, не понимаю, что они означают.
– Поймешь со временем, – улыбнулся Ричард. – Сомневаюсь, что с годами что-то переменится в отношениях мужчин и женщин.
– А вы, однако, циник, ваша светлость.
– Всего лишь реалист, мадам.
На этом разговор закончился. Эванжелина почувствовала настоящее облегчение, когда кони уверенно поднялись по тропе, ведущей к замку.
Глава 12
Дорри – миловидная, рослая восемнадцатилетняя девушка, новая горничная Эванжелины, поправила складочки на бледно-желтом шелковом платье.
– Я помню этот наряд, – заметила она. – Ее светлость надевала его утром в Рождество. Господи, как давно это было! Целых пять лет назад, я тогда только что поступила в замок в , услужение и была совсем девочкой. – Дорри вздохнула. – Ее светлость сама подарила мне рождественский подарок – шкатулку для шитья. Миссис Роули говорила ее светлости, что я ; хочу стать портнихой. Ох, она была такой хорошенькой. Как жаль, что Господь так рано забрал ее.
– А ты шила для нее? – спросила Эванжелина.
– Нет, тогда не шила. Хозяйка велела мне чинить одежду слуг. Обещаю, что буду очень стараться, мадам. За эти пять лет я многому научилась. Хотите, я сделаю платье моднее? Вы же высокая, и мне кажется, что оборки вам не идут. Такой , женщине, как вы, надо носить платья простого покроя.
– Согласна с тобой, Дорри, – кивнула Эванжелина. – Убери оборки и вообще все лишнее. Ты же видишь, что мы с ее светлостью разного роста. Я в семье самая высокая, – Да уж, как говорил герцог, она – большая девочка. И при этом держал ее за талию своими большими руками.
Осмотрев швы и подол платья, Дорри заявила:
– Когда я перешью платья ее светлости, будет казаться, что они сшиты на вас, мадам. Они не будут выглядеть старомодными. Мамочка его светлости присылает мне модные журналы. У вас будет потрясающий вид, мадам!
Эванжелина ушла, размышляя про себя, знал ли Хоучард, который, казалось, знает буквально все о семье герцога, что Ричард настоит на том, чтобы она взяла себе платья его покойной жены. Впрочем, возможно, Хоучард предполагал, что герцог пожелает расплатиться с ней платьями лишь после того, как позволит Эванжелине соблазнить себя.
Девушке было известно, что Эдмунд спит, а герцог занят со своим управляющим. Замок затих – по крайней мере казался тихим, хотя в нем постоянно работало около пятидесяти слуг, Эванжелина решила пойти в Северную башню. Было уже далеко за полдень. По пути ей встретился один-единственный лакей, забредший в эту часть Чеслей-Касла. Еще не поднявшись наверх, девушка почувствовала запах, распространявшийся из верхнего помещения. Запах был кисло-сладким – словно розмарин перемешали с корицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50