Сельская молодежь бежала от нищеты. Деревенские парни таким образом получали паспорта, что открывало возможность со временем пойти учиться и обосноваться в городе. Многие крестьяне приехали на целину даже без путевок, чтобы просто заработать. Туда же отправляли и тех, кого освобождали из исправительно-трудовых лагерей условно-досрочно.
Хрущев сам съездил в Казахстан. Он увидел, что целинники живут в палатках в спартанских условиях. Молодежь жаловалась, что невест нет.
«Когда я вернулся в Москву, — вспоминал Никита Сергеевич, — я рассказал о своих впечатлениях и посоветовал комсомолу призвать на целину девушек, для них найдутся и работа, и женихи. Это очень хорошо, что на новых местах сложатся семьи, появятся дома и дети, заведется местное оседлое население и затем окажутся старожилами. ВЛКСМ обратился с призывом к девчатам, и немало их уехало на целину… Другого выхода у нас не было».
Девятнадцатого марта пятьдесят четвертого года открылся ХII съезд ВЛКСМ, первый съезд, который проводил Шелепин как руководитель комсомола.
«Погоже мартовское утро, — говорилось в репортаже, помещенном в „Правде“. — Стены и башни древнего Кремля залиты лучами по-весеннему яркого солнца. Через Спасские и Боровицкие ворота устремился к Большому Кремлевскому дворцу потом юношей и девушек. Это делегаты и гости ХII съезда ВЛКСМ…»
Работа началась с того, что съезд «почтил вставанием память великого продолжателя дела бессмертного Ленина — И.В. Сталина». В докладе Шелепина много говорилось об отправке молодежи на освоение целины:
— Посылая на освоение новых земель сових воспитанников, комсомол принимает на себя перед лицом партии, всего советского народа высокое обязательство. Разрешите от имени съезда заверить ЦК КПСС в том, что комсомольцы, молодые патриоты дружно и пламенно возьмутся за новое великое дело и с честью его выполнят!
В соответствии с хрущевскими идеями Шелепин сократил платный комсомольский аппарат — оставил в райкомах двух освобожденных работников, все остальные трудились на общественных началах.
Николай Николаевич Месяцев, в войну офицер управления военной контрразведки СМЕРШ, а после войны — работник министерства госбезопасности, был избран секретарем ЦК комсомола и работал вместе с Шелепиным. Месяцев, чье имя еще не раз возникнет в этой книге, рассказывал мне:
— Приходили союзные министры к нам на бюро ЦК комсомола, мы их так прижимали за равнодушие к быту молодежи, что кости трещали…
Но все равно горожане не очень прижились на селе. На целине остались в основном сельчане, те, кто вырос в деревне, имел навык, привык к такому труду.
«Вчера — фильм Григория Бакланова и Хейфеца „Горизонт“, изо всех сил пытающийся быть правдивым и беспощадным, — записывал в дневнике Твардовский. — Но что-то в нем не свершается, нет „узла“, и в конце — обычный кино-поворот, полный фальши: едут новые мальчики и девочки на целину, поют, ликуют, а мы-то уже знаем, что там их ждет, и что их предшественники с натугой называют своим счастьем („Университет? Подумаешь!“)
Все дело в том, что авторы и не попытались затронуть то, что дано как условие игры: целина — радость, счастье. Отрыв от родных и привычной среды, перерыв в образовании все это пустяки. Их, этих мальчиков и девочек, нужно здесь переженить, поселить в этом, возводимом ими самими корпусе, а там коммунизм все доделает. Но ведь, по совести говоря, так не хочется разделить их судьбу…
Если только подумать, какое множество людей, родившихся на земле, привязанных к ней и не видевших в «делании хлеба» никакого особого долга, насильно и всячески оторвано от нее, а вместо этого мальчиков и девочек (восе не сплошь министерских деток) с попреком, что они только умеют хлеб есть, а не делать его, посылают в добровольном (это хуже всего) порядке в эту степь для выполнения их «долга». И художники при этом пытаются представить их смешными, с их неумением запрячь коня и так далее.
Если к этому добавить, что о заработке ни слова, ни намека — он их не интересует (один «долг»), что пребывание здесь в течение ряда лет не сулит возвращения со славой, как с войны, или с заработком, как с золотых приисков, а уже сказано, написано на стенах вагонов «навсегда», то в целом это фальшиво и неприятно, несмотря на все усилия мелочной, обманчивой правдивости деталек, реплик…»
По указанию Хрущева решили всю сельскохозяйственную технику два-три года отправлять только на целину. Другим регионам она просто не доставалась. Расчеты Хрущева оказались правильными. В пятьдесят шестом году получили большой урожай — шестнадцать миллионов тонн зерна в Казахстане. Но цена целинного хлеба была очень высокой.
Пантелеймон Пономаренко, когда был первым секретарем в Казахстане, на пленуме ЦК обвинил в национализме казахских почвоведов, который доказывали, что не все целинные земли можно пахать.
Многие видные ученые предостерегали тогда Хрущева, говорили, что при освоении целины нужно внедрять паровые севообороты, многолетние травы, применять мелкую пахоту, сохранять чистые пары. Хрущев все это отверг, ему нравились советы академика Трофима Лысенко:
— Пахать глубже, хорошо переворачивая пласт.
Но ученые оказались правы. Со временем начались страшные пыльные бури, которые уносили посевы вместе с землей. На огромных площадях был уничтожен пахотный слой…
Пришлось создавать специальную систему земледелия. Этим занимался академик ВАСХНИЛ, Герой Социалистического Труда, автор трудов по почвозащитным система земледелия в зонах ветровой эрозии почв Александр Иванович Бараев. Он возглавил научно-исследовательский институт зернового хозяйства возле Акмолинска.
За шесть лет распахали больше сорока миллионов целинных и залежных земель. Они давали больше сорока процентов зерна. В декабре пятьдесят восьмого Хрущев с гордостью говорил на пленуме ЦК:
— Такого количества хлеба наша страна никогда за свою историю не имела.
Одиннадцатого января пятьдесят седьмого года «за освоение целинных земель и успешную уборку урожая» Шелепин получил первый орден Ленина.
ГУРЬЕВСКАЯ КАША
На целину отправили и старого друга Шелепина — Валерия Харазова, который к тому времени перешел с комсомольской работы на партийную, стал секретарем Сталинского райкома в Москве.
— Несколько московских секретарей под разными предлогами отказались ехать на целину, — рассказывал Харазов, — их сняли с работы, Хрущев устроил выволочку первому секретарю горкома. Взяли список секретарей райкомов и отобрали тех, кто не откажется. Мне по здоровью противопоказан жаркий климат, но пришлось ехать. В Алма-Ате первые два месяца мы вникали в дела республики. Каждый вечер к нам приезжал Пономаренко и рассказывал о делах в республике. Через два месяца он вызвал нас и объявил о назначениях. Меня назначили секретарем алма-атинского горкома.
Только после этого Харазова вызвал второй секретарь ЦК компартии Казахстана Брежнев, объяснил:
— Зайди, надо на тебя посмотреть. А то как же это? Новый секретарь горкома, а я его не знаю.
О работе, о делах не сказал ни слова. Вся встреча заняла три минуты.
— Мы Брежнева называли «Коломбино на проволоке», вспоминал Харазов, — потому что он всем хотел нравиться. Ну, и это у него получалось, он располагал к себе людей.
Когда Пономаренко отправили послом в Польшу и хозяином республики стал Леонид Ильич, закончилась и работа Харазова в столице.
К нему с ультиматумом явились секретари всех трех городских районов Алма-Аты. Они жаловались на постоянную нехватку товаров и потребовали снять с должности начальника городского управления торговли Турсуна Байбусынова.
Харазов его пригласил и очень вежливо предложил:
— Я вижу, у вас на этой должности не получается. Давайте, мы подберем вам другую работу.
Байбусынов удивленно посмотрел на Харазова:
— А я думал, вы меня позвали, чтобы отметить мои успехи и пригласить на более высокую работу.
Валерий Иннокентьевич изумился, но вида не подал:
— Так у вас и здесь не получается. О каком же повышении может идти речь? Давайте, мы найдем вам другое место. Может, там вам будет легче.
Байбусынов как-то снисходительно посмотрел на секретаря горкома и философски заметил:
— Вы, русские, вода, а мы, казахи, камни. Вы, как вода, исчезнете, а мы останемся. Вы, например, точно скоро исчезнете. А обо мне вы еще услышите.
Встал и ушел.
Минут через двадцать по местной спецсвязи Харазову позвонил недовольный Брежнев:
— Ты там что, собрался Байбусынова убирать?
Харазов был потрясен скоростью, с которой начальник городского управления торговли добрался до первого секретаря ЦК республики. Ответил, как считал правильным:
— Леонид Ильич, он не справляется с работой. У меня была делегация секретарей райкомов. Они требуют убрать его. Этот вопрос нужно решать.
— Ты его не трогай, — отрезал Брежнев.
Хазаров стоял на своем:
— Его нельзя оставлять на этой должности.
— Хорошо, — сказал Брежнев, — я сейчас уезжаю по северным областям. Вернусь, договорим.
Через две недели Брежнев вернулся в Алма-Ату, но Харазова не пригласил. Прошло три дня, Хазаров позвонил сам, потому что считал вопрос принципиальным.
— Леонид Ильич, мы не решили вопрос о Байбусынове.
— Как это не решили? — искренне удивился Брежнев. — Я же тебе сказал — не трогать.
— Леонид Ильич, но интересы дела требуют смены руководства городского управления торговли.
— Ты меня не понял, — с сожалением произнес Леонид Ильич. — Я сказал: не трогать! Все, вопрос закрыт.
И повесил трубку.
Предсказания Байбусынова продолжали сбываться. Сам он остался на месте. Зато из Алма-Аты убрали непонятливого Валерия Харазова.
Его пригласил Брежнев. Очень мягко и доброжелательно Леонид Ильич сказал:
— Ты хорошо поработал в горкоме. Спасибо.
И без объяснения причин добавил:
— Есть предложение направить тебя секретарем обкома в Гурьев.
Харазов пожал плечами:
— Ну что же, я человек дисциплинированный.
— Вот и хорошо.
Из здания ЦК Харазов поехал домой, достал том энциклопедии, которую взял из Москвы, и прочитал, что средняя температура в Гурьеве — плюс одиннадцать тепла. То есть там дико жарко. Сразу позвонил Брежневу.
— Леонид Ильич, в Гурьеве тяжелый, жаркий климат, объяснил Харазов. — Если есть необходимость перевести меня из Алма-Аты, нельзя ли выбрать одну из северных областей Казахстана?
Брежнев был недоволен:
— Нет, я уже согласовал твое назначение с Москвой. Что же, нам опять входить в ЦК с этим вопросом? Ничего, ты выдержишь.
Появлению в Гурьеве нового секретаря не обрадовались. Шесть голосов было против на областной партконференции: зачем нам варяги? Жара в Гурьеве стояла такая, что на улицу выйти страшно. Даже маленькая дочка страдала. Покупать мясо на рынке страшновато — пока донесешь, уже протухло. Жена купила как-то, стала варить, пахнет ужасно, оказалось — верблюжатина, есть ее невозможно. Питались овощами и фруктами.
Когда Брежнева забрали в Москву, Харазову позвонил Иван Дмитриевич Яковлев, который стал первым секретарем ЦК компартии Казахстана:
— Можешь завтра прилететь в Алма-Ату?
— Раз надо…
А лететь надо было часов четырнадцать с огромным количеством посадок, через всю республику.
Яковлев сказал:
— Когда тебя отправляли в Гурьев, меня не было в Алма-Ате. Леонид Ильич позвонил. Я сказал, что буду против. Он мне: ты не возражай, я уже согласовал с ЦК… Теперь у меня предложение — секретарь в Павлодарский обком. Как ты?
— Согласен.
— Полетели вместе, я тебя и представлю.
В те годы Павлодар тоже трудно было назвать завидным местом для работы, но по крайней мере там не было так невыносимо жарко.
И только через много лет Харазов понял, почему Леонид Ильич вступился за начальника алма-атинского городского управления торговли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63