Обедали с бородачом на Московском вокзале, в шумном, чуть дымном, но с белоснежными скатертями ресторане. Федора Борисовича здесь знали. Молодой официант поклонился ему как старому знакомому и отвел за пустой столик в углу.
- Пить я буду один, - предупредил бородач официанта, - у моего друга язва... Не смотрите, что молодой и краснощекий. Так ведь, шеф? - спросил он у Хилкова.
Хилкову не понравился чересчур развязный тон бородача, но он смолчал.
А бородач диктовал официанту:
- Водочки триста, две бутылки боржоми... - Здесь официант хотел что-то сказать, наверное, что боржоми нет, но Федор Борисович предупредил его, подняв руку: - Поищешь, поищешь... Икры черной... Севрюжку, огурчики-помидорчики. Миножек нет?
- Найдем, - коротко ответил официант.
Бородач продолжал диктовать. Хилков вставил робко:
- Да ведь мы вдвоем, Федор Борисович... Не съедим.
Тот только рукой махнул:
- Э-э! Стоит начать. Как в брюхе ни тесно, а все найдется свободное место. Так ведь, шеф?
Хилков пожал плечами. Ему все время хотелось узнать, кто же этот бородатый Федор Борисович - гуляющий моряк с торгового судна или так, пенсионер с достатком. Сменщик Хилкова, работавший раньше таксистом в Мурманске, рассказывал немало о чудачествах некоторых пришедших из плавания моряков.
За обедом Хилков поскучнел. На столе закуска ласкает глаз, и какая! Сосед принимает одну рюмку за другой, а тебе нельзя. За рулем. Не привык он так сидеть в ресторане. Думал, по-быстрому перекусят и снова куда-нибудь ехать. А Федор Борисович и не собирался уходить из ресторана до вечера. Все шуточки, прибауточки. А сам нет-нет да и уставится на Хилкова, словно прицеливается. Потом расспрашивать стал. Давно ли на машине, какой класс, сколько зарабатывает, чаевых сколько.
- Уж не собираетесь ли к нам в парк устраиваться? - спросил Хилков. Шоферня нам всегда нужна.
- Ну нет, - захохотал бородач. - Меня и не возьмут. Инвалид войны. Контуженый.
"На таких контуженых кирпичи только возить, - подумал со злостью Хилков. - Пьет и не пьянеет".
- Да и платят у вас - не разбежишься... На два раза поужинать. Вот Георгий тебе предлагает - найди машину, за час платит столько, сколько в вашем парке за три года не заработаешь. Шесть тысяч! Я уже и сам думал, не подработать ли? Да еще успею. Пока деньжата есть...
Хилков исподтишка, незаметно тоже присматривался к Федору Борисовичу... Борода у него лопатой, редкая, некрасивая. Рыже-седая. Да и в редковатой шевелюре на голове было много седых волос. А глаза молодые, пронзительные. И никак не мог Хилков понять, шутит он или нет, говоря о машине. Шесть тысяч. Шестьдесят по-старому! И никаких налогов... Чистенькие шесть тысчонок! И на час работы. Да, наверное, вранье все. За час кто же такие деньги получает!
Весь обед Хилков хмурился, ел с неохотой. Будто каждый день у него на столе икра зернистая и севрюжка горячего копчения. Федор Борисович, казалось, не обращал на его хмурый вид никакого внимания. Ел и пил с удовольствием, рассказывал Хилков у про каких-то девчат. Хилков и слушал-то плохо. И на предложение бородача познакомить его с одной из них сказал только:
- И своих хватает.
Но когда после обеда они подъехали к Казанскому собору и в машину села высокая чернявая дивчина, знакомая бородача, Хилков только крякнул. Хороша была деваха. Федор Борисович пересел к ней на заднее сиденье и бросил коротко:
- К гостинице "Ленинград".
Будто и не знаком с Хилковым он, будто и не обедали они два часа вдвоем на Московском вокзале.
У гостиницы бородач помог девице выйти, протянул Хилкову полсотенную бумажку, сказал игриво:
- Чао!
Хилков сидел несколько минут в машине, огорошенный, сжимая в кулаке деньги. "Что же бородатый, так и ушел? И ничего не сказал, когда в следующий раз понадобится машина?" В первый момент у Хилкова было даже желание догнать его и спросить об этом. Так ведь все хорошо началось - и подарок сделал, и пообедали вместе. Даже с девчонками хотел познакомить! Значит, не думал сегодня точку ставить... И нате! Может, не понравилось что?
Вечером у себя дома Хилков долго не мог уснуть. И все думал с огорчением, что недолго пришлось ему поездить с бородатым.
И в последующие дни Хилков частенько вспоминал бородатого. Едет по городу, и вдруг мелькнет знакомое лицо. Притормозит. Нет, не он, хоть и бородатый. И шесть тысяч вспоминал. Особенно когда в утреннюю смену идти. На улице темно, холодно! Ни вставать, ни вылезать из дому неохота. "Были бы деньги, - думал в такие минуты Хилков, - плюнул бы на все. И работу другую себе нашел бы. Шубу купил бы такую, как у бородатого. В ней в любой мороз на улицу выходить не страшно".
Но бородатый все-таки позвонил. Тогда, когда Хилков потерял уже всякую надежду. Ровно через месяц.
Хилков не мог скрыть своей радости:
- Федор Борисович! Что-то давненько не звонили! Поработать? Всегда готов! Как пионер. Да я поменяюсь...
Хилков на следующий день поменялся со сменщиком и вышел с восьми вечера. В двенадцать подъехал к гостинице "Ленинград", поставил машину в переулочке и поднялся на шестой этаж. На этот раз бородатый пригласил его в номер. Номер был двухкомнатный. Во второй комнате за низеньким полированным столиком шла игра в карты. На узком пристенном комоде и даже на полу стояли бутылки с водкой, шампанское, тарелки с колбасой и сыром. Хотя окно было приоткрыто, в комнате чадно от дыма.
Играли четверо. Трое довольно пожилых и один молодой парень с красивыми пшеничными усами. Все были без пиджаков, в белых расстегнутых рубашках. На Хилкова никто не обратил внимания. Играли сосредоточенно, лишь изредка перекидываясь отрывистыми возгласами. Денег на банке было много. Хилков успел заметить, что бумажки все крупные. Десятки, четвертные.
Федор Борисович усадил Хилкова в мягкое крутящееся кресло с высокой спинкой, поставил на колени тарелку с бутербродами, открыл бутылку боржоми: "Заправляйся", - а себе налил фужер водки.
Выигрывал все время крупный, осанистый мужчина. Хилков заметил, что лицо у него покрылось мелкими бисеринками пота. Но мужчина не обращал на это внимания - сосредоточенно метал, так же сосредоточенно, с бесстрастным выражением лица подгребал толстой рукой к себе деньги. Присмотревшись, Хилков узнал в нем того мужчину, которого они завозили в новогоднее утро на Варшавский вокзал.
Вскоре молодой парень ушел, кисло кивнув на прощание. Сел играть Федор Борисович.
Хилков чувствовал себя неуютно. От табачного дыма резало глаза. Ему хотелось спать, а приходилось сидеть без дела. "Если надо будет ехать, то сказал бы, к какому часу, я бы подъехал, - думал он. - А то сижу здесь без дела. Мог бы и поработать пока..." Но спросить боялся - может быть, эти мужчины и не знают, что он шофер?
- Евгений Степанович, - вдруг сказал бородач. - Ты не хочешь метнуть? Новичкам-то обычно везет. Давай присаживайся! Мы по червонцу ставим.
"А, была не была", - решился Хилков. Деньги у него были. И такой вдруг азарт им овладел! Вот жаль, что выпить нельзя.
Ему и вправду повезло. За какие-то полчаса он выиграл четыреста рублей и готов был играть еще, но Федор Борисович встал и сказал:
- Нам пора, Евгений Степанович. Я думаю, партнеры отпустят нас с выигрышем...
- Ну с таким-то выигрышем отпустим... - засмеялся толстяк. И повторил: - С таким-то отпустим...
"Вот, черт, повезло, вот повезло! - думал Хилков, спускаясь по лестнице и лихорадочно прикидывая, сколько же у него теперь денег. - Это же надо, такие деньги за полчаса взять..." И в машине, за рулем, его не покидало радостное возбуждение. Всматриваясь в снежную заверть, рассекаемую фарами, он чувствовал такой прилив энергии, что хотелось запеть. И, не сиди рядом Федор Борисович, наверняка запел бы. Но постеснялся. Не хотелось казаться мальчишкой.
Они ехали на улицу Типанова.
- Надо кое-что Георгию передать, - сказал Федор Борисович. - Он завтра уезжать собирается рано.
"Почему на Типанова? - удивился Хилков. - Ведь Георгий всегда в гостинице останавливается? И разве мы не в его номере играли?" Но спрашивать не стал.
Город спал. В домах лишь кое-где светились, словно маяки, отдельные окна. На улице Типанова бородач показал, куда свернуть. Хилков проехал между домами, едва не задев мусорные бачки. Вдруг из-за угла дома выскочила полузаметенная снегом фигура. Человек махнул им рукой.
- Притормози, - попросил Федор Борисович. - Никак это Георгий?
Хилков остановил машину, выключил фары. Человек подошел к машине, открыл дверцу. Сказал:
- Отец Федор, я так и думал, что это вы! - Это был Георгий. Позвонила, понимаешь, Лидка. В гости приглашает. Ну как откажешь такой девочке! Брата предупредил, чтоб вас ждал, а сам ехать решил на его моторе. Да что-то не заводится. Видать, мотор промерз. Может, дернете?
- Как, шеф? - спросил у Хилкова Федор Борисович. - Дернем?
- А чего же не дернуть, - весело сказал Хилков. - Только, может, я сам посмотрю? Заведу?
- Э-э! Пустое! - махнул рукой Георгий. - Я уж полчаса с ней вожусь. Давай разворачивайся и подавай задом. Трос у меня есть.
Хилков быстро развернулся, осторожно подал машину к занесенной снегом "Волге". Подумал: "Чудак, почему снег не сметет?"
Георгий быстро накинул трос, очистил шапкой лобовое стекло, сел в кабину и махнул рукой. Хилков включил первую скорость, легонько выжал сцепление. "Волга" подавалась туго. Они осторожно обогнули дом и выехали на проспект.
- Чего-то не заводится, - заволновался Хилков. - Надо узнать.
- Да чего узнавать? - отрывисто бросил бородач, вглядываясь в снежную пелену. - Сейчас давай до разворота и к парку. По дороге и заведется.
Так они проехали минут десять, потом Федор Борисович скомандовал:
- Направо, опять направо.
Асфальт кончился. Они ехали по какому-то пустырю. "Это же зады парка, - сообразил Хилков. - Куда нас несет нелегкая?"
- Стой! - наконец сказал Федор Борисович. - Ну его к черту. Пусть сам заводит.
Он вылез из машины, отцепил трос и подошел к Георгию, тоже вышедшему из "Волги". Несколько минут они постояли рядом, потом распрощались, и Федор Борисович снова залез в машину Хилкова.
- Ну и погода, шеф, а?
- Что он, здесь куковать остался? - спросил Хилков весело. - Может, все же подсобить ему?
- Сам пусть теперь разбирается, - проворковал бородач. - Поехали-ка на Ивановскую.
А на Ивановской, когда Хилков, как всегда, остановил такси у гастронома, Федор Борисович вынул из кармана пачку денег и протянул ему.
- Держи, шеф. Ровно две тысячи. Можешь не считать. Твоя доля. Втроем работали, все поровну. А мог бы один шесть взять.
Хилкову стало вдруг жарко. Он почувствовал слабость и только тихо спросил:
- Это машина чужая была? Не Георгия?
- Теперь его, - засмеялся бородач. - Видишь, и делов-то. Ты даже испугаться не успел. Держи деньги.
Хилков взял пачку и, с трудом приходя в себя, засмеялся нервным смехом:
- Ну и ловко! Р-р-раз, и в дамки! Раз, и в дамки! Да ведь это же, ведь это же... - Он не нашелся что сказать, а Федор Борисович, положив ему тяжелую руку на плечо, зашептал, дыша водочным перегаром: - Я на тебя надеялся, Женя... Надеялся. Будешь со мной, не пропадешь. Ты меня понял? Понял, Женя? Только не дури с деньгами. Не пей с кем попало. Захочешь красиво время провести - мне позвони. Я тебе и телефончик свой скажу. Запомни. Шестьсот тридцать один двести, Женя. Запомни. Но боже тебя упаси этот номер записывать. Понял? И о том, что мы с тобой незнакомы, ты тоже догадываешься? Да, Женя? Ты парень смышленый. Недаром мне тебя Феля Николаев, твой сменщик, рекомендовал. Говорил - на Женю Хилкова можете как на меня положиться...
- Феля Николаев? - удивленно переспросил Хилков. - Феля? Да как же это? Откуда он-то?
- Феля, Феля! Он тебя рекомендовал. Старый мой кирюха. А ты что думаешь, случайно я к тебе в новогоднюю ночь подсел? Когда Фелю ты в гостиницу привез?
Хилков вдруг вспомнил новогоднюю ночь, гостиницу, Фелю, столкнувшегося с бородачом в распахнутой шубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24