первый - все рассказать начистоту. Этот путь самый короткий. И самый легкий для вас и для следствия. Второй путь от всего отказываться. Ждать, пока вас не припрут к стенке уликами...
Озеров молчал...
25
Бесконечные, тягучие беседы с клиентами хаусмайора Барабанщикова, когда одни из них, начиная испытывать запоздалый стыд за столь сомнительное общение с ординарным жуликом, выкладывали о нем все, что знали, другие, щадя свое самолюбие, ограничивались односложными ответами на вопросы о практических выгодах, полученных от этого общения, наконец-то стали приносить свои плоды. Так бывает у исследователя, который долгие дни и недели следит за показаниями приборов, разносит их по графам рабочего журнала, строит графики, и однажды картина поиска предстает перед ним во всей своей прекрасной обнаженности. События ускоряют свой бег, застывшее, казалось, еще недавно время словно срывается с цепи. Так произошло и с делом хаусмайора. Все сходилось на долговязой фигуре Георгия Степановича Озерова. Требовалось только собрать улики, удовлетворившие бы следователя, судей, которым в будущем предстояло решать судьбу Озерова, а самого Георгия Степановича заставившие бы поднять руки. Или, если он не склонен к подобному проявлению эмоций, молча опустить голову. Но сделать это так же непросто, как и отыскать преступника.
В НТО Главного управления провели по просьбе Корнилова тщательную почерковедческую экспертизу странички из записной книжки. Сравнили почерк, которым была сделана непонятная для сотрудников запись, с почерком Озерова и убитого Рожкина. Оказалось, что запись сделана Рожкиным.
Заместитель директора института, в котором работал Озеров, согласился принять Корнилова немедленно.
- Третья, комната на втором этаже, - сказала вахтерша.
"А Озеров работает в шестой, - вспомнил подполковник. - И тоже на втором этаже".
Он поднялся по лестнице, ступени которой за долгие годы были истоптаны тысячами посетителей, и прошелся по коридору. Комната заместителя директора находилась рядом с лестницей. Игорь Васильевич прошел мимо, разглядывая номера на дверях, остановился у той, на которой красовалась маленькая бронзовая табличка с номером шесть. За дверью слышались голоса. Подполковник постучал.
- Войдите, - раздалось из комнаты. Он узнал голос Озерова и распахнул дверь. Георгий Степанович сидел за небольшим канцелярским столиком, заваленным книгами. За двумя другими столами сидели женщины. Одна молодая, какая-то бесцветная, другая - пожилая яркая брюнетка. Увидев Корнилова, Озеров насторожился и начал отодвигать стул. Наверное, хотел встать.
- Простите, а товарищ Трофимов где сидит? - спросил подполковник.
- Вы прошли. Виталий Иванович находится в третьем кабинете, ответила брюнетка приятным грудным голосом.
Корнилов поблагодарил и закрыл дверь, успев заметить растерянность на лице Озерова.
"Волнуйтесь, Георгий Степанович, переживайте. Может быть, это поможет вам принять важное решение или сделать необдуманный шаг, - подумал Корнилов. - Вы должны знать, что уже горячо. Мы уже рядом, мы не спим".
- Вы товарищ Корнилов? - спросила сухонькая седая старушка в маленькой приемной. - Виталий Иванович вас ждет.
Кабинет у Виталия Ивановича оказался таким же крошечным, заваленным книгами, папками. На окне в обычном графине стоял букет белых и черных гладиолусов.
Крупный, кряжистый мужчина лет пятидесяти, с копной чуть вьющихся светлых волос вышел из-за стола, протянул руку:
- Трофимов.
Показал Корнилову на единственное поистершееся кожаное кресло возле маленького столика с мраморной столешницей. Сам сел за стол. Сказал, кивнув на книжный шкаф:
- Книги и архивы скоро вытеснят из этого дома людей.
На одной свободной стене висела старинная гравюра с изображением наводнения в Петербурге, на другой - огромная стеклянная табличка с надписью: "Курить строго воспрещается".
- За время моей работы в институте представитель милиции впервые в этом кабинете, - сказал Виталий Иванович. - А я здесь уже пятнадцать лет. Что-то стряслось серьезное?
- А разве после убийства Рожкина никто в институт не приходил?
Трофимов нахмурился.
- Да, приходили. Я знаю. Но сам был в экспедиции.
Корнилов вытащил из кармана конверт, извлек страничку из блокнота, протянул заместителю директора.
- Виталий Иванович, эта запись ничего вам не говорит?
Трофимов взял листок, внимательно прочитал, посмотрел на оборот листка.
- Не очень понятная запись... Что имел в виду писавший? Какой архив? Если наш, то у нас всегда стоят впереди буквы ЛИ - Литературный институт. В Пушкинском доме П и Д - Пушкинский дом... А здесь...
- Значит, все-таки архив? - быстро спросил подполковник.
- Конечно! О и Ф - означают "общий фонд". Первые три цифры, наверное, номер описи. Потом номер дела, номер листа. Если, конечно, речь идет об архиве.
- А если человек делает запись для себя? - сказал Корнилов. - Для памяти, так сказать. Зачем ему писать первые две буквы Л И, он ведь их так знает...
- А кто писал?
- Рожкин.
- Рожкин? Николай Михайлович? Значит, это наш фонд. Правда, он работал и в других архивах. В ЦГАЛИ, в Литературном музее.
- Можно посмотреть, что скрывается за этим номером в вашем архиве?
- Конечно. - Виталий Иванович что-то написал на маленьком твердом листке, встал из-за стола, открыл дверь в приемную.
- Мария Михайловна, - позвал он секретаря. - Очень прошу вас истребовать эту папку. - Трофимов протянул ей листок.
- Вы думаете, знакомство с архивом поможет вам в вашей работе? спросил он, вернувшись на свое место за столом.
Корнилов пожал плечами.
- Тан, так, так... - быстро пробормотал Трофимов. - Интересно. Очень интересно. А почему вы заинтересовались только этой папкой? Ведь у Рожкина в его бумагах осталось, наверное, немало таких записей? Он все время работал с архивами.
- Убийца не тронул ни деньги, ни документы Рожкина. Дорогие часы, подарок вашего института, остались на его руке. Пропала только записная книжка. Несколько дней назад мы нашли этот листочек, вырванный из нее. Корнилов тронул рукой страничку. - Один этот листок в клеточку с записью. Можем ли мы пройти мимо папки, номер которой написан здесь рукою убитого?
- Так, так, так. - Теперь в скороговорке Трофимова сквозила тревога. - В высшей степени любопытно. В высшей степени! Вы не курите? вдруг обратился он к подполковнику.
- Курю. Но у вас такие объявления. - Игорь Васильевич кивнул на табличку "Курить строго воспрещается".
- Да, да! Запреты, запреты. У нас же всюду бумаги. Архивы. Ценнейшие архивы. Но мы закроемся. - Виталий Иванович хитро улыбнулся, достал из стола пачку "Столичных", маленькую пепельницу, повернул в двери ключ. Мария Михайловна постучит.
Они с удовольствием закурили.
- Виталий Иванович, а что вы можете сказать об Озерове? - спросил Корнилов.
- Вы и с ним знакомы? - удивился Трофимов.
- Немножко.
- Георгий Степанович способный ученый. В двадцать семь защитился. У него уже была готова докторская, но... - Виталий Иванович поморщился. Озеров стал разбрасываться, занялся кладоискательством.
- Кладоискательством? - удивился подполковник.
- Не в прямом смысле. Хотя при известном допуске. - Трофимову явно не нравилась тема "кладоискательства" Озерова. - Он стал искать пропавшие биб лиотеки. Библиотеку Ивана Грозного, которая якобы спрятана в Александрове Владимирской области, библиотеку Демидова. - Трофимов помолчал, раздавил в пепельнице сигарету. - Ничего плохого в этом нету. Я сам в молодости мечтал отыскать библиотеку Грозного. Но Озеров стал манкировать научной работой, два года подряд не выполнил план. Мы как-то поставили вопрос на ученом совете, предложили Георгию Степановичу провести летом экспедицию в Александрове, привлечь студентов. Мы даже на это пошли. Он не захотел. Сказал, что массовость погубит дело. А получается, что он губит себя...
В дверь осторожно постучали.
- Прячьте сигарету, - шепнул Виталий Иванович.
Корнилов загасил окурок, положил в пепельницу. Трофимов спрятал пепельницу в стол, разогнал какой-то папкой дым и только тогда открыл дверь.
На пороге стояла Мария Михайловна:
- Виталий Иванович, шестой папки на месте нет.
- Кто с ней работает?
- Никто не работает.
- Мария Михайловна, ну куда же она могла деться? - Трофимов говорил тихо, но в его голосе явно чувствовалась тревога. - Что говорит Герман Родионович?
- Герман Родионович крайне обеспокоен. Он... - Мария Михайловна не успела договорить. В кабинет вошел пожилой сухощавый мужчина. Наверное, от волнения на щеках у него горели пунцовые пятна.
- Виталий Иванович, - чуть заикаясь, громко сказал он. - У нас чепе, пропала шестая папка. Нет, нет! Это исключено, - мотнул головой мужчина, заметив, что заместитель директора хочет возразить. - В другое место она попасть не могла. Пропала также опись и формуляр из картотеки... закончил он убитым голосом.
- Герман Родионович, что могло быть в этой папке? - тихо спросил Трофимов.
- Там были письма Жозефины Наполеону.
- Черт знает что такое! - Виталий Иванович посмотрел затравленно на Корнилова, словно тот был виноват в пропаже, открыл стол, вытащил пепельницу и, уже не таясь, закурил.
Мария Михайловна и Герман Родионович молчали.
- Садитесь, Герман Родионович. Закурите. - Трофимов толкнул сигареты на середину стола. - Спасибо, Мария Михайловна, вы свободны.
Герман Родионович достал сигарету, закурил. Руки у него дрожали.
- Это товарищ Корнилов с Литейного, - Виталий Иванович кивнул головой в сторону подполковника.
- Из Управления внутренних дел, - уточнил Игорь Васильевич, потому что на Литейном, четыре, они размещались вместе с Комитетом госбезопасности.
- Герман Родионович заведует у нас архивом, - сказал Трофимов. Никак не могу прийти в себя. Письма Жозефины! Куда их там засунули?!
- Их никуда не засунули, - медленно, чуть ли не по складам выдавил Герман Родионович. - Их украли. Товарищ Корнилов ведь недаром к нам приехал.
- Вы что, знали об этой пропаже? - с удивлением и с надеждой воскликнул заместитель директора, обернувшись к подполковнику.
- Нет. Не знал. Но у меня есть листок, на котором рукою покойного Рожкина была записана эта шестая папка...
- Рожкина? - встрепенулся заведующий архивом. - Рукою Рожкина? Да, да! Николай Михайлович работал с этой папкой. Он брал ее за несколько дней до смерти. Он же занимался войной двенадцатого года...
- А кто еще работал с этими документами? - спросил Корнилов.
- Ну-у... - Герман Родионович смешно помахал перед собою руками, словно хотел отыскать ответ в струйках сизого табачного дыма. - Озеров работал. Ну, этот из праздного любопытства. Считает, что в переписке французов, воевавших в России, можно найти упоминание о том, где затопили подводы из разграбленной Москвы.
- Давно брал Озеров эту папку?
- Разве упомнишь, - сказал обиженный таким вопросом заведующий архивом. Но похоже было, что памятью он обладает отменной, потому что тут же добавил: - Думаю, что в апреле. В конце апреля.
- Вот и спросим сейчас Георгия Степановича, на месте ли были в то время письма Жозефины. - Виталий Иванович снял трубку и набрал трехзначный номер.
- Алла Семеновна? Здравствуйте. Это Трофимов. Попросите Георгия Степановича заглянуть ко мне.
Корнилов услышал, как густой женский голос ответил:
- Георгий Степанович ушел. Он плохо себя чувствует.
"Наверное, брюнетка", - машинально подумал Игорь Васильевич.
- Давно ушел?
- Только что.
Трофимов повесил трубку.
- Пять минут назад заходил ко мне в архив живой, здоровый, проворчал Герман Родионович.
- Он был у вас в архиве, когда туда пришла Мария Михайловна? Корнилов даже подался в сторону заведующего архивом. - Пришла за шестой папкой?
- Да.
- Извините, Виталий Иванович. - Подполковник встал. - Мне нужно позвонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22