- Слушай, Зина, у мужа был охотничий нож?
- Был, - кивнула она. - Отец подарил. Он по молодости охотником был.
- Как он выглядел?
- Большой такой, красивый.
- А ручка какая?
- Тоже красивая, цветная.
- Наборная?
- Как это? - не поняла Попова.
- Из цветных пластмассовых пластин. Такая?
- Вот-вот, такая и есть.
- Где этот нож сейчас?
- А я почем знаю. Пропил наверное забулдыга. Он ведь уже все, что мог, пропил. Вы не думайте, что мы всегда так вот жили. Было время и у нас все было как у людей. Он в ПАТПа шоферил, я клепальщицей на заводе Чкалова работала. Жили куда с добром. Даже "запорожец" купили. А потом, как он запил, так все и покатилось под гору. Жить не хочется. Если б не боялась греха, то давно бы руки на себя наложила.
- Дети-то у вас есть?
- Дети-то есть, да что толку. Лишили нас родительских прав. - Попова горько заплакала.
Но мне не было жаль эту алкоголичку. Нет. Жалько было их детей, оставшихся сиротами при живых родителях. Вот, блин, люди! Мало того, что себя уродуют, так ещё родных детей не жалеют, ханыги!
Разговор с Поповой меня не только обеспокоил. но и, откровенно говоря, расстроил. Интуиция подсказывала, что отсутствие Шкилета дома вовсе не случайно, что мы его теперь вряд ли когда найдем, во всяком случае, в живых. А это никак не укладывалось в мою версию. Зачем же нужно было убирать такого классного "свидетеля". По моей версии Попов должен был подтвердить, что Тугрик не только был у него дома, но и купил нож. Тогда задача Зеленского оправдаться намного бы осложнялась. Но вместо этого Попова устраняют. Правда, это ещё не факт, а лишь моя догадка. Но провалиться мне на этом самом месте, если это не так. Почему? Испугались, что Попов может расколоться? Возможно. И все же, думаю, что причина в чем-то другом. Кто-то пытается меня крепко одурачить, сделать мне симпатичную фигуру из трех пальцев, а потом посмеяться над глупым "пингвином". Ничего, ещё не вечер, господа "мокрушники". Чтобы Дима Беркутов давал каким-то козлам повод для веселья?! Дохлый номер! Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я ещё сбацаю "цыганочку с выходом" на ваших поминках. Определенно.
Игоря я направил к отцу Шкилета.
- Если Попов там, то тащи его прямиком в управление. Если его там нет и не было, то возьмешь объяснение с отца в отношении ножа.
- Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?
- Разрешаю, лейтенант, - усмехнулся я. Горбатого могила исправит. Посмотрел на часы. Об обеде приходилось только мечтать. В управлении меня уже ждал Максим Карнаухов.
Максим ничего интересного не сообщил. Никто из соседей не видел ночных гостей Сергуньковой.
- Одна лишь старушка Видяева слышала ночью, как кричала женщина. Я взял с неё объяснение. - Лейтенант достал из папки объяснение свидетельницы, положил передо мной на стол.
- Хорошо. А теперь, коллега, дуй в свое управление и узнай, действительно ли Попов числился у вас осведомителем. Поговори с оперативником, который с ним работал. Словом, мне нужна полная информация о Попове. Действуй.
После ухода Карнаухова, я решил связаться со своим старым и проверенным "источником" Сережей Беленьким по кличке Чудик, в течении уже многих лет горбатившегося на родную ментовку. Лет семь назад мы с Сережей Колесовым прищучили Беленького на сбыте краденного, популярно объяснили ему что почем и какой срок ему за это корячится. Парнем он оказался понятливым и быстро согласился на сотрудничество. Был он веселого нрава, хохмачем, пользовался доверием среди воровской братии и выдавал довольно ценную информацию. Встречались мы с ним на нейтральной территории - в "Пельменной" на Коммунистической. Однако, когда меня четыре года назад выперли из милиции наши встречи естественно прекратились. Выпал он из моего поля зрения и после моего восстановления. Сейчас же я вспомнил о нем потому, что Чудик также жил на Никитина недалеко от Зеленского и Попова и не мог их не знать.
Нашел в ящике стола свою старую записную книжку, отыскал номер телефона Беленького, позвонил. После неоднократных гудков услышал наконец хриплый, заспанный голос Чудика:
- Алло, слушаю.
- Привет, Сережа! Никак ты с большого бодуна?
- А? Ну. А кто это?
- Дима Беркутов. Еще помнишь такого?
- Какой еще... - недоуменно начал Беленький, но тут же голос его окреп, обрел прежнюю веселость: - Неужто мой любимый мент?!
- Не знаю, как насчет любимый, мы с тобой вроде на брудершафт не пили, но то, что мент - это точно.
- А Клык ботал, будто тебя из ментовки турнули и ты ошиваешься в каком-то частном сыскном бюро.
- Врет твой Клык. Это ему в сладком сне приснилось. Он никак не может забыть, как я его брата на квартирной краже снял. Вот и плетет что попало.
- Может быть, - согласился Беленький. - Он известный трепло. А я думал, что мне вольную дали.
- "Оставь надежду всяк, сюда входящий".
- Но ведь столько уже лет прошло.
- Будем считать, что ты у нас был законсервирован, как особо ценный агент.
- Ну ты даешь! Что я тебе килька что ли? Стало быть, опять понадобился?
- Понадобился, Сережа. Очень понадобился.
- А что такое?
- Это не телефонный разговор. Надо встретиться.
- Надо так надо. В "Пельменной"?
- Да. Через час сможешь?
- Смогу. Только ты бутылек прихвати, иначе кончусь.
- Что, трубы горят?
- Спасу нет. Вчера кореш с зоны пришел. Ну мы и... Сам понимаешь.
- Это надо. Это святое дело. Хорошо, прихвачу.
Когда я через час пришел в "Пельменную", то увидел Беленького за столиком в дальнем углу. Он помахал мне рукой. Я взял две двойных порции пельменей, по овощному салату и стакану компота, составил все на поднос, подошел к столику.
- Привет, Серега!
- Здравствуй, Дима! А ты клево выглядишь.
Зато видок у моего агента был, прямо скажу, неважнецкий, краше в гроб кладут. Определенно, Лицо серое, одутловатое, руки трясутся, глаза красные, шальные, в них мировая скорбь и мечта всех алкашей на свете об опохмелке. Держался он из последних сил исключительно на присущем ему оптимизме.
Я поставил поднос на стол.
- Разгружай.
Чудик быстро составил тарелки и стаканы на стол, а поднос положил на подоконник. Спросил:
- Не женился?
- Есть такая глупость.
- То-то смотрю, что слишком гладкий, - проговорил он. - Где теперь монтулишь?
- В управлении.
- Поздравляю! Я знал, что ты далеко пойдешь. Принес?
Я не решился отказать себе в удовольствии немного приколоть Чудика.
- Ты о чем? - спросил недоуменно.
- Бутылек, говорю, принес? - прохрипел он. От волнения у него перехватило горло. Острый кадык несколько раз дернулся на жилистой шее. Глаза стали совсем нехорошими, непредсказуемыми. Продолжать эксперепент было чревато, мог и убить.
- Ах, ты об этом. О чем разговор, принес конечно. Но давай сначала по компоту.
- Ага. Это мы моментом! - обрадованно проговорил Беленький в предвкушении выпивки. Схватил стакан, но пока нес ко рту расплескал едва ли не половину компота. Смутился: - Вот зараза! Совсем плохой стал. Ты извини, Дима!
- Ничего, бывает. - Я выпил компот. Воровато огляделся - не наблюдает ли кто за нами, достал из внутреннего кармана бутылку водки, открутил пробку, налил по полстакана. - За встречу, Сережа!
Беленький пил водку мучительно долго, даже не пил и натурально цедил сквозь зубы. При этом лицо выражало такое отвращение, такие муки, словно пил не водку, а отраву. Наконец с водкой было покончено. Он медленно поставил стакан на стол, вытер тыльной стороной руки губы, замер, будто прислушивался - что у него творится там, внутри. По мере того, как алкоголь быстро впитывался в кровь, Чудик менялся буквально на глазах. Лицо налилось жизненной силой, глаза заблестели и смотрели теперь на мир ласково и влюбленно.
- Ты закусывай, - посоветовал я ему, за обе щеки уплетая салат.
- А-а, - вяло махнул он рукой на закуску. - Давай ещё по одной?
- Нет, ты извини, но у меня правило - сначала дело, а потом все остальное. Как по пословице: "Кончил дело, гуляй смело".
- Ну, дело, так дело, - неохотно согласился Беленький.
- Ты Свистуна знал?
- Шулера что ли?
- Да.
- Очень хорошо знал. Даже как-то корешили. Он ведь раньше в нашем районе на Ленинградской, жил. Тот ещё жук. А что он тебя заинтересовал?
- Убили его этой ночью.
- Да ну! Дела! - удивился Чудик. - Довыступался, козел.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Свистун ведь шулер так себе. Но дурак возомнил из себя классного игрока. Я его как-то предупреждал, чтобы не связывался с залетными фраерами. Там такие профи есть, не успеешь глазом моргнуть, до нитки разденут. Но этот дурак не захотел слушать дельного совета. Вот и подзалетел. Нарвался на одного такого. Все продул и ещё остался должен приличные бабки. А ты ведь знаешь, что такое карточный долг. Свистун по парням бегал, просил денег занять. Деже ко мне подкатывал.
- Когда это было?
- Да с полгода уже.
- Думаешь, что его за это убили?
- А за что же еще?
Уработав салат, я принялся за пельмени. Беленький ни к чему не притронулся, продолжая с тоской смотреть на пустой стакан.
- А Виталия Попова знаешь? - спросил я.
- Шкилета что ли? Кто ж его не знает. Ханыга! Побирушка сраный! Вечно в кружку заглядывает, канючит: "Оставь чуток". Ненавижу! Я ему за это "оставь чуток" однажды морду набил.
- А где его можно найти?
- В пивбаре "У дяди Вани" на Восходе. Там вся блатата собирается. Шкилет там всеми вечерами ошивается. Ну. Счас мужиков при деньгах много. Кто ему кружку пива купит, кто водки плеснет. За вечер он так насобирается, что здесь же и свалится. А зачем он тебе?
- Ты у него охотничий нож видел?
- Красивый такой с наборной пластмассовой ручкой?
- Да.
- Видел. Недели три назад он в пивбаре пытался этот нож продать.
- Ну и что? Кто-то купил?
- Кому надо? Там ведь почти каждый под вашим надзором ходит. А такой нож - это ж верная тюряга. Правильно?
- Значит, никто не купил?
- Чего не знаю, гражданин начальник, того не знаю. Я скоро ушел. А при мне - никто. А на кой он тебе? Ты хочешь сказать, что Свистуна этим ножом?
- Я этого не говорил.
- Это и ежу ясно. Но только это не Шкилет. Точняк.
- Почему ты так считаешь?
- Этот ханыга муху побоится обидить, не то чтоб... Нет, не он это. Голову на отрез даю - не он. - Беленький хлопнул себя ладонью по лбу, воскликнул: - Вот мля! Совсем с похмелья память отшибло.
- А что такое?
- Я про нож. Неделю назад Тятя ботал, что видел точно такой тесак у Гундявого, - ответил Чудик, продолжая гипнотизировать пустой стакан. И столько в этом взгляде было всякого - от безысходной тоски, до вселенской печали, что я не выдержал, взял его стакан, наполнил наполовину водкой, придвинул к нему. - Пей, алкаш несчастный. Заслужил.
- Ага, - запотирал в возбуждении руками Беленький, а глаза его заблестели будто северное сияние в долгую полярную ночь. Взял стакан, махом опрокинул в себя содержимое, удовлетворенно крякнул, зажевал несколькими пельменями, проговорил повеселевшим голосом: - Вот это другой компот!
- А кто такой Тятя? - спросил я. - Что-то я о нем раньше не слышал.
- Он лет пять как у нас нарисовался. Его мать здесь купила домишко. Вот он и ломанулся после зоны к матери.
- Как он выглядит?
- Кто?
- Тятя этот?
- Здоровый такой бугай, а живот, что пивная бочка. Ну. А глаза черные, дурные.
- Странная кличка. Раньше в Сибири так отцов называли.
Беленький скорчил презрительную мину.
- Да какой он... Дешовка! Шнырь! Велика фигура, да дура.
- Где Гундявый этот нож взял?
- А я знаю? - вопросом ответил Беленький. - Может быть у Шкилета купил, а может ещё где. Об этот Тятя мне ничего не говорил.
- Я слышал, будто Тугрик освободился, - сказал я будто невзначай.
- Пришел волчара. Точно, - подтвердил Беленький. - Колода ему дело предлагал. Отказался. Ботал, будто завязал. Врет козел. Кстати, ты, Дима, знаешь кто его прошлый раз ментам сдал?
- Кто?
- Свистун.
- Да ну! - разыграл я удивление.
- Вот тебе и ну, загну, коралька будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45