А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Филип все пытался отобрать из шелухи стоящие детали и вскоре уперся в вопрос: с какой стати, собственно, он за все это взялся? Четвертый десяток, давно пора образумиться. Еще лет пятнадцать назад — в самый бы раз строить баррикады с разными хиппи и йиппи или фотоизощряться по колено в воде средь рисовых полей Вьетнама. Теперь уж годы не те! Вновь и вновь Филип спрашивал себя: что ему Хезер? Отчего до сих пор не стала безразлична, почему все кажется, что она так много для него значит? Ничего путного ответить себе он не смог и, уже погружаясь наконец в свой одинокий сон, почему-то подумал — не пытается ли он, устремляясь на поиски Хезер, поймать что-то утраченное в самом себе?
Ему снилось прошлое и тысячу раз являлся разноликий образ Хезер: фрагменты жизни в Париже, шум толпы в парижском метро, отсыревшие стены домов в зимний день, магазинчики на улице Риволи и их безумная с Хезер любовь. Картины мелькали, чередовались. Филип ворочался, метался по постели, ему снилась Хезер, возникшая несколько дней назад: нервозно подрагивали руки, когда она раздевалась; вот всплыло лицо Сары Логан; потом появился какой-то рыцарь в стальных доспехах: потрясая окровавленным копьем, он размашисто шагал по зыбкой пустыне из пожелтевших фотографий, каждая как наяву: «Хезер. Орли, 1971». Только вместо головы у Хезер окровавленный обрубок, а рядом стоит, скалясь, Нгуен Лоан, шеф полиции из Сайгона.
Глава 8
Оба, и Филип, и Сара, проспали до полудня; завтракали поздно в маленьком буфете при мотеле. Они оказались одни в этом помещении, не считая усталой официантки, клевавшей носом за столиком в глубине зала.
— Я обдумала ваше предложение, — сказала Сара, пытаясь разрезать вилкой жесткую яичницу. — И пришла к выводу, что наш союз не лишен смысла.
Волосы у нее были снова закручены в пучок на затылке. Филипу все хотелось протянуть руку, вынуть злополучные шпильки. Одета иначе, чем вчера, но так же безобразно. Вместо свитера широкая плотная клетчатая рубаха, заправлена в джинсы, мешковато топорщившиеся на щуплой фигурке. Как фотограф-профессионал, Филип испытывал досаду: одежда явно портила прекрасные природные данные. Зачем ей так портить себя, недоумевал он. Однако решил не углубляться. Девушка ему явно нравилась, но в сложившейся ситуации чувства придется отринуть.
Филип откусил кусок тоста, жуя, запил глотком горьковатого кофе с сахаром. Положил на тарелочку надкусанный тост, взялся за сигарету.
— Значит, вместе едем в Колорадо?
Сара подняла на него глаза, снова принялась за яичницу. Осторожно, чтоб не попало на нее, Филип выпустил сигаретный дым.
— Едем, — не поднимая глаз, Сара отправила в рот кусок яичницы, прожевала. — Но с одним условием.
— С каким? — встрепенулся Филип. Сара откашлялась.
— Вы поможете мне проникнуть в Баррингтонский монастырь, — еле слышно произнесла она.
— Вы что, спятили? — сердито фыркнул Филип. — На черта это вам?
— Побольше разузнать.
— Пустое дело! — покачал головой Филип. — Воровать мусор это одно, но вламываться к ним не советую. Тоже мне, шуточки! А если там сторожевые псы? Вооруженная охрана? И вообще, это попахивает преступлением, за такое можно и в тюрьму угодить. Нет уж! Благодарю покорно, в Эспен я еду один.
— Сдрейфили!
— Проявляю благоразумие! Ночью я все обдумал до мелочей. Я, красавица моя, уже столько всего навидался! Теперь меня никто не заставит лезть с фотоаппаратом под пули, тем более вламываться в чужие владения на том основании, что какой-то пигалице из Библиотеки Конгресса втемяшилось, будто ее папашу принудили застрелиться! Я ищу Хезер, а вы меня в тюрьму толкаете!
— Я вам не пигалица! — вспылила Сара, со злостью швырнув вилку. — Мне двадцать семь лет! Я утверждаю, что моего отца шантажировали. А это вам почище, чем вламываться в чужие владения!
— Пусть я старый маразматик, но вы слишком много на себя берете!
— Вы совершенно правы! — припечатала Сара. — Да, я много на себя беру, потому что никто за меня ничего не сделает. За вас, между прочим, тоже! Сами ринулись в Торонто, потом сюда, выяснять, что стряслось с вашей пассией, — тоже ведь действуете в одиночку, потому что никто не желает вас слушать! Вот и не остается ничего, как брать на себя.
— Пассия? — взорвался Филип. — Да как вы смеете ее так называть? Это близкий мне человек, попавший в беду. Вы правы, я действую один. Но это вовсе не значит, что я должен вламываться в чей-то дом, тем более если ее там нет!
— Да прекратите вы! — вырвалось у Сары так громко, что официантка за дальним столиком вздрогнула, проснулась. — Так что же изволите предпринять? Может, постучитесь к ним, спросите, не у них ли, не будут ли любезны передать, чтоб вышла к вам на пару слов? Сами говорите, вас шарахнули по голове, а с ней и вовсе неизвестно что сделали. Вы думаете, я экзальтированная идиотка. Полианна какая-нибудь, ради скуки все это затеяла, да? Ну вас к дьяволу, ни под кого я не ряжусь, какая есть, пусть примитивная серость из Библиотеки Конгресса, но уж, как хотите, подозреваю, что кто-то довел моего отца до самоубийства! Сама до смерти боюсь, только ничто меня не остановит, я обязательно дознаюсь, что за этим кроется!
— Что-нибудь принести? — спросила, вырастая перед их столиком, официантка.
— Спасибо, нет! — бросила Сара. — Сыты! — Она метнула взгляд на Филипа.
Официантка снова поплелась к своему посту в дальнем углу буфета. Филип с Сарой молчали, в тишине буфета слышались лишь приглушенные звуки кантри-музыки и вестерна, долетавшие из радиоприемника на кухне.
— Да никакая вы не примитивная серость, — нарушил молчание Филип. Сара продолжала дуться. — Ладно, согласен! Что бы там ни было, мы оба влипли в эту дикую историю. Может, вы и правы…
— Так я могу на вас рассчитывать? — спросила Сара.
— Стало быть, можете! — Филип улыбнулся. — А как быть с телекамерами у входа?
— Я все предусмотрела, — воодушевленно сказала Сара. Щелкнув, извлекла ручку из нагрудного кармашка, потянулась, взяла салфетку Филипа. — Вот! — Она быстро принялась рисовать что-то. — Смотрите!
После завтрака, вслед за «триумфом» Сары, Филип выводил свой «форд» на окраинную улочку Дэнсвилла. Сара предложила вернуться в Баррингтон кружным путем, чтоб не проезжать мимо монастыря. Они выехали по шоссе круто в гору Норрис, затем повернули назад, по межштатной магистрали-20 прямо к Баррингтону. По случаю понедельника центр городка оказался забит машинами и автобусами туристов, обитателей палаток и жителей коттеджей, которые приехали за провиантом на неделю. Будучи без фотоаппарата как без рук, Филип имел при себе легонький «Канон F-1» без автоматической перемотки. Прикупил к нему несколько штук высокочувствительной пленки «Эктахром-160», прикинув, что придется выдержку устанавливать заранее, чтоб не пользоваться в темноте яркой вспышкой.
— Я-то хороша! — пробормотала Сара, восхищенно глядя на фотоаппарат. — И в голову не пришло фотографировать улики.
— Доказательство — лучше не бывает! — заверил Филип. — Поделюсь с вами уловом.
Он купил себе темный пуловер и плотные штаны; из одежды у него ничего с собой не было, тем более из экипировки вора-домушника. Весь день Филип потешался над отчаянностью их затеи, но ближе к вечеру собственные шутки стали мало-помалу приобретать зловещий оттенок. В половине восьмого зашли в «Бар Тоби», поужинали; когда совсем стемнело, выехали на «триумфе» из города, взяв курс на Ливонию.
К счастью, заправочная станция неподалеку от монастыря снова оказалась закрыта. «Триумф» припарковался за нею. Филип с Сарой кинулись бегом назад, через шоссе И вверх по холму; укрылись, присев под деревьями справа от въезда.
— И что теперь? — спросил Филип, не видя Сары в кромешной тьме. Тишина, слышны только ночные звуки: слабое потрескивание ветвей, дуновение ветерка и еще собственное прерывистое дыхание. Мягкая, мшистая земля под ладонью отдавала сыростью, Филип ощутил, как холод пробирается под свитер, под рубашку.
— Пошли вверх, обойдем монастырь с тыла, — еле слышно распорядилась Сара. — Я уже обходила, только подъезжала с другой стороны. Почти все окна со стороны фасада, меньше риска, что кто-то наблюдает.
— Точно знаете, что в монастыре никого? — спросил Филип, чувствуя, как его охватывает дрожь.
— Вроде никого, — сказала Сара где-то рядом. — Я считаю, что автофургон с новичками только завтра прибудет. Понедельник у них как бы выпадает из графика. Занятия со вторника по воскресенье.
— А зачем тогда телекамеры? — нервно спросил Филип. — Может, и охрана есть?
— Нет! — заверила Сара. — Я бы заметила. Здесь не остается ни единой машины. Наверно, просто видеозапись включают. В общем, сегодняшний вечер единственный, когда тут никого.
— Дай-то бог! — пробормотал Филип.
— Пошли! — оборвала его Сара. — Время теряем.
— Ведите, — сказал Филип. — Вы тут все знаете. Легкой тенью в ночной темноте Сара скользнула вверх по склону. Филип старался не отставать. Взбираться было нетрудно, через несколько минут они уже достигли вершины и двинулись по извилистой бровке назад, к тылу монастыря. Деревья стали редеть, и внезапно среди листвы возникло здание, контур которого высвечивался зависшим над крышей тусклым полумесяцем. При выходе из чащи Сара остановилась. Монастырь был прямо под холмом, на котором они стояли. Пригибаясь к земле, Сара перебежала туда, откуда левый угол стены находился всего метрах в ста. Впервые Филип мог разглядеть владение, в которое предстояло проникнуть. Прямоугольное четырехэтажное здание с тусклым старинным куполом, эдакий рафинированный оплот просвещения.
— Вон они! — шепнула Сара, указывая пальцем. — Как я и говорила, шесть камер, но опасаться следует только угловых. Та, что на переднем углу, кажется, неисправна; не движется. А та, что с ближнего к нам угла, каждые полминуты поворачивается на сто восемьдесят градусов. Значит, если одна не работает, у нас есть примерно пятьдесят секунд, чтобы добежать до угла. Там окажемся в слепом пятне.
— Если только это не широкоуголки… — пробормотал Филип.
— Этого я не учла! — с досадой сказала Сара. — А, ладно! Все равно темно.
— А инфракрасные лучи? Вряд ли ночью их камеры работают в обычном режиме: человеческое тело излучает…
— Да прекратите вы! — цыкнула на него Сара. — Чего вы меня пугаете?
Филип пожал плечами.
— Сами сказали, там никого не должно быть, чего ж переполошились? — Посмотрел вперед, где в конце огромной подстриженной лужайки возвышался монастырь. — Сотку за пятнадцать секунд, — пробурчал он себе под нос. — Было время, бегал за десять, только лет пятнадцать назад. — Обернулся к Cape:
— Я готов, когда побежим?
Не отрывая глаз от бинокля, она кивнула. Через мгновение шепотом произнесла:
— Ухватила! Когда камера полностью отворачивается, в ней что-то мерцает, отражается, должно быть. Когда отъедет в следующий раз — побежим. Я скажу «Пошел!»
— Ладно!
Филип ощутил легкий приступ тошноты и то знакомое чувство, с каким каждый раз отправлялся в вертолетные рейды во Вьетнаме. Пьянящая до жути, неукротимая страсть вперед. «Зуд: давай-давай!» — говаривал у них один рядовой первого класса, в прошлом студент-филолог, цитируя при этом Шекспира: «О будь конец всему концом, все кончить могли б мы разом!» Парня разорвало на месте, едва он взялся за крышку кастрюли на оставленном вьетконговцами продовольственном складе.
— Вот! — полоснул по ушам громкий шепот Сары. Швырнув наземь бинокль, она кинулась вперед по траве, прямо к углу монастыря. Застигнутый врасплох, Филип что есть силы рванул следом, так что сердце выскакивало из груди, стремясь успеть, пока око камеры не развернулось на него. Он бежал, считая про себя: при счете «тысяча тринадцать» рывком прыгнул к углу, наскочив на Сару, которая уже притаилась на корточках у гранитного цоколя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40