И, словно бог несчастий услышал мои мысли: второму бородачу удался резкий и точный выпад.
Я даже не поверил своим глазам, когда лезвие, которому, казалось бы, не суждено промахнуться, вжикнуло рядом с девушкой, воткнулось в дерево, уйдя в него чуть ли не по рукоять. То как Апрее удалось уклониться, развернув вместе с собою того бородача, с которым боролась, – можно назвать чудом. Хотя, с другой стороны, может и не чудо никакое, а просто жизнь на деревьях приучает к ловкости и изворотливости.
Однако увернуться-то Апрея увернулась, а вот равновесие потеряла, ее повело назад. Чем тут же воспользовался первый бородач. Он не стал вырывать руку с ножом, ударил коленом, попал девушке по бедру и всадил локоть свободной от ножа руки лесной лучнице под подбородок. Голова Апреи откинулась, девушка ушиблась затылком о ствол и потеряла сознание.
Оба бородатых героя издали победный клич, вскидывая руки. Чего ж им было не радоваться! Теперь гнездо со всем имуществом и прилегающие к гнезду охотничьи угодья переходят в их безраздельное владение. Да и лучница теперь в их полной власти. Хочешь убей, а хочешь… Но они явно намеревались убить. Первый бородач склонился над девушкой, ухватив за волосы, отвел ее голову назад, занес нож…
Раздумывать не приходилось. Если до того я не успевал вмешаться и мог лишь таращиться на происходящее, то уж теперь, какое бы проклятье надо мной ни висело, спокойно наблюдать, как будут резать девушку, словно жертвенного барана, не мог.
Выскочив из укрытия, я метнул два ножа один за другим: нож Апреи вошел первому бородачу под лопатку, и разбойник из Серого гнезда полетел вниз пересчитывать сучки, а нож, который я отнял у проходимца, попавшегося в мою петлю из лианы, угодил второму бородачу в голову, но угодил всего лишь рукоятью. Однако смерть сородича напугала второго бородача и тот, прыгнув на соседнюю ветку, поспешно скрылся в зарослях.
Можешь мне сказать, Симур: что ж ты, парень, с детских соплей обучался управляться со всяким разным оружием, а не освоил толком такой простой вещи как метание ножей. Так я тебе разъясню. Не каждый нож равно пригоден к метанию. Тут все зависит от веса рукояти и веса клинка. Возьмем, к примеру, охотничий киммерийский нож с рукоятью из кости снежного медведя…
– Постой, постой! Я не собирался ни в чем тебя упрекать. Попал рукоятью, а не острием, с кем не бывает! Ну-ка, подставляй кружку.
Конана не пришлось просить два раза, и в подставленную киммерийцем глиняную кружку из кувшина, с которым Симур прошествовал от бочек к варвару, потекла янтарная струя белого шемского вина.
– Нет, ты не понимаешь, – вернулся Конан вместе с первым глотком холодного напитка к недоговоренной теме. – Для воина любой промах, как для тебя, ну скажем… э-э…
– Любовная неудача, – подсказал Симур.
– Вот-вот.
– Но и к любовным неудачам следует подходить философски, мой киммерийский друг, то есть не рвать на себе волосы, не топить горе в винном океане, не бежать к шарлатанам за сомнительными зельями. Надо просто-напросто спокойно поразмыслить над причинами и внести поправки. Может быть, в следующий раз следует выпить чуть меньше вина накануне приятственных утех или как следует выспаться, или наконец понять, что тебе нравятся не пышные блондинки, а худые брюнетки. Однако мы отвлеклись.
Покидать погреб, выходить в еще горячий, еще неостывший воздух как-то не тянуло. Им прекрасно сиделось на низких табуретах, между которыми на песке пристроился кувшин со свеженалитым вином. До кувшина одинаково легко мог дотянуться любой из собеседников. Сейчас потянулся Симур.
– Так что там случилось дальше?
И Конан рассказал, что случилось дальше.
Глава третья
Варвар подхватил обмякшую Апрею. И понял, что еще ничего не закончено. Потому что там, куда нырнул второй бородач, зашуршали ветви, и из них высунулся наконечник стрелы. И чтоб не получить стрелу в бок, Конану ничего другого не оставалось, как спрыгнуть со своей легкой и красивой ношей на нижнюю ветвь.
Если у киммерийца и появилась сноровка в ползанье по деревьям, то ее явно не доставало, чтобы прилипать ступнями к каждой из веток. Удержаться на новом суке Конан не сумел. Он почувствовал, что теряет равновесие, что его собственная тяжесть, приумноженная весом лесной девушки, увлекает вниз, он лишь сумел выбрать взглядом подходящую ветвь и оттолкнуться.
И скакать бы ему и дальше по «деревянным ступеням», пока б не загремел вниз головой, но на следующей ветви Конан сумел перехватить девушку и теперь удерживал ее одной рукой. Вторая рука освободилась, ею киммериец вцепился в лиану.
Однако даже короткой передышки не получалось. Наверху раздался всколыхнувший, казалось, весь лес призывный клич. Бородатый охотник за чужим добром сзывал своих сородичей. И на этот клич мог откликнуться, по крайней мере, еще один выходец из Серого гнезда, тот самый, под которым сломался сук и он угодил в путаницу из перемазанных смолой лиан. Его Конан не успел вывести из боя ножом, мечом или кулаком, и тот уже вполне мог выбраться из липкой паутины.
Однако и одного преследователя могло оказаться довольно. А один-то уж точно пустился в погоню. Как только смолк сигнальный вопль, Конан расслышал приближающийся шелест ветвей и шлепки босых ног по мшистой коре. В отличие от киммерийца, у бородатого разбойничка имелся лук и не имелось на руках еще одной человеческой жизни.
Так что и нечего думать состязаться в прятках и стрельбе. А что же делать? Оставалось одно – спасаться. А спасение можно отыскать лишь на нижних ветвях. Быть может, близость Нижнего мира с его славой и его Варрахами испугает погоню. К тому же, там внизу есть возможность затаиться, укрыться среди ветвей, в надежде, что в полутьме их не найдут.
Завершив раздумья, Конан покрепче обхватил бесчувственную Апрею и продолжил спуск. Когда одна рука свободна, по деревьям ползать все-таки можно, – конечно, кое-как ползать, конечно, не так быстро, как хотелось бы. Лишь бы не промахнуться ногой, лишь бы не поскользнуться или не схватиться за сухую или надорванную лиану.
И киммериец сосредоточился как раз на этом. Потому что сверзись он с какой-нибудь ветки, тогда, если не переломает себе кости, то наверняка превратится в легкую добычу для бородатых охотников, к тому же погубит вместе с собой и лесную лучницу.
На царапины, оставляемые сучьями и какими-то внезапными колючками, обращать внимания не приходилось, равно как и на звуки погони. Конан не оглядывался и вообще перестал думать о преследователях. Чего о них думать, догонят так догонят! Однако те сами напомнили о себе. Наугад и наудачу пущенная стрела чуть было свою удачу не отыскала. Стрела прошла в локте от варвара и унеслась в листву.
– Нергалова жизнь… – вырвалось у киммерийца.
Стрела подстегнула бег Конана по ветвям. Значит, погоня рядом и нет смысла слишком осторожничать. Наоборот, придется отчаянно рисковать.
И Конан понесся. Захватывало дух, каждый миг он ждал, что вот-вот все закрутится-завертится в глазах, он закувыркается в зелено-коричневой мешанине, получая твердым по ребрам и голове, захлестываемый шелестом и хрустом. Он уже выбирал дорогу, если так можно назвать ненадежную округлую и осклизлую опору, не глазами, а чутьем, полагался на крепость и гибкость мышц, на цепкость пальцев. Да и на воровской опыт полагался Конан – не раз приходилась стремглав удирать от городской стражи с добычей за плечами, и тоже нельзя было спотыкаться, падать, останавливаться…
Ну наконец-то!
Наконец показалась трава. Вцепившись в лиану, Конан задержал себя на одной из нижних, самых нижних ветвей. Полумрак, гниловатый запах, острые верхушки стеблей. Вслушался. Преследователь (или преследователи) не думал пугаться близости Нижнего мира. Шорох, производимый погоней, надвигался, катился вниз, не ведая сомнений и испуга.
Затаиться в надежде, что не найдут? А если слух у них кошачий и расслышат дыхание, не говоря уже о неосторожном шевелении? Да и как тут не шелохнуться, скрючившись в неудобной позе на скользких, округлых, узких ветвях! И Апрея может в любой момент очнуться, вздохом или стоном невольно выдаст их обоих. Что остается? В траву. Только туда. Куда ж еще? Что точно напугает преследователей, так это их таинственный и страшный Нижний дом. Более не колеблясь, Конан начал спускаться по ветвям, которые со всех сторон окружали сочные стебли густой травы.
* * *
– Плесни-ка мне, Симур!
– Томишь? Выдерживаешь мой интерес – как вино, чтобы поднять градус своему рассказу?
– Ну, так ты уж, поди, догадался с твоей-то догадливостью, что почем? Что за Нижний мир нас ждал ?
– Представь себе, нет. Я додумался лишь о том, что случилось с Парком, братом Апреи.
– Как ты сказал – «случилось то, что не случилось бы ни с одним киммерийцем, сколько бы мужества он ни лишился».
– Да, я полагаю, ни один киммериец не бросил бы свою сестру и отца на произвол судьбы, вбив в голову, что приносит себя в жертву и эта жертва умилостивит богов и боги спасут погибающее родовое гнездо.
– Как ты догадался?
Симур отхлебнул из кружки и воспроизвел ход своих мыслей:
– Во-первых, обстоятельства исчезновения Порка. Как ты помнишь, рядом с ним находилась сестра. У человека в пропитанных опасностью местах обостренны все органы чувств. Особенно слух. В данном случае, нисколько не сомневаюсь, слух Апреи был на пределе. Любой подозрительный звук насторожил бы Апрею, заставил бы оглянуться на брата. Однако ничего подобного не случилось. Врат словно бы испарился. Но предположим, что испарился, колдовство там, ловкие бесшумные чудовища, все такое прочее… Теперь – во-вторых. Не сомневаюсь, что Порк спускался на пограничный уровень и без Апреи. Однако исчез он, когда опустился в те края вместе с сестрой. О чем это говорит? Я думаю о том, что брат поступил так обдуманно, чтобы не осталось сомнений, что именно произошло с ним, чтоб не гадали, куда он подевался, не искали бы его впустую по чужим гнездам. Есть еще и в-третьих. Брата Апреи считали перекормышем. Он не мог не переживать свою… э-э как бы поточнее сказать… неполноценность, ненормальность. Его должно было мучить, что на него уходит больше еды, что он урод – по их древесным меркам. Эти душевные страдания навели на его разум тень, подтолкнули к уходу из Верхнего дома в Нижний. Подобное именуется в трактатах, описывающих закоулки души, затмением человечьего рассудка, то есть человека всецело захлестывает какая-нибудь идея, как аркан ловца петлей обвивает шею животного, и душит до тех пор, пока человек не поддается велениям этой идеи. Понимаешь?
Хитро прищурившись, Конан поставил кружку на песок и ответил вопросом на вопрос:
– И ты уверен, что прав, Симур?
– Конечно, прав, – размашисто кивнул собеседник варвара.
– А что если мне, оказавшись в Нижнем мире, удалось раскрыть истинную причину исчезновения Порка, и она иная?
– А ты раскрыл ее?
– Всему свое время, Симур.
– Тогда подождем. Но мне, Конан из Киммерии, не терпится поскорее узнать, что же из себя представлял этот самый Нижний мир или, по-другому, Нижний дом.
Как следует промочив горло, Конан мысленно вернулся в Нижний мир…
* * *
…Не было никакой высокой травы. Там, где они очутились, трава пробивалась сквозь камни и значительно уступала высотой и сочностью траве, дотягивавшейся до нижних ветвей древесного мира.
В пяти шагах от них бил родник и наполнял неглубокую ямку среди камней чистой ключевой водой. Конан поднес Апрею к роднику, положил на землю. Зачерпывая горстями воду, выливал ее на лицо девушки. Помогло. Апрея очнулась.
– Где мы?
Конан ответил. Апрея не поверила. Да и где ж тут поверишь! Потому что увидела она такое, что никак не укладывалось в ее представление о Нижнем доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я даже не поверил своим глазам, когда лезвие, которому, казалось бы, не суждено промахнуться, вжикнуло рядом с девушкой, воткнулось в дерево, уйдя в него чуть ли не по рукоять. То как Апрее удалось уклониться, развернув вместе с собою того бородача, с которым боролась, – можно назвать чудом. Хотя, с другой стороны, может и не чудо никакое, а просто жизнь на деревьях приучает к ловкости и изворотливости.
Однако увернуться-то Апрея увернулась, а вот равновесие потеряла, ее повело назад. Чем тут же воспользовался первый бородач. Он не стал вырывать руку с ножом, ударил коленом, попал девушке по бедру и всадил локоть свободной от ножа руки лесной лучнице под подбородок. Голова Апреи откинулась, девушка ушиблась затылком о ствол и потеряла сознание.
Оба бородатых героя издали победный клич, вскидывая руки. Чего ж им было не радоваться! Теперь гнездо со всем имуществом и прилегающие к гнезду охотничьи угодья переходят в их безраздельное владение. Да и лучница теперь в их полной власти. Хочешь убей, а хочешь… Но они явно намеревались убить. Первый бородач склонился над девушкой, ухватив за волосы, отвел ее голову назад, занес нож…
Раздумывать не приходилось. Если до того я не успевал вмешаться и мог лишь таращиться на происходящее, то уж теперь, какое бы проклятье надо мной ни висело, спокойно наблюдать, как будут резать девушку, словно жертвенного барана, не мог.
Выскочив из укрытия, я метнул два ножа один за другим: нож Апреи вошел первому бородачу под лопатку, и разбойник из Серого гнезда полетел вниз пересчитывать сучки, а нож, который я отнял у проходимца, попавшегося в мою петлю из лианы, угодил второму бородачу в голову, но угодил всего лишь рукоятью. Однако смерть сородича напугала второго бородача и тот, прыгнув на соседнюю ветку, поспешно скрылся в зарослях.
Можешь мне сказать, Симур: что ж ты, парень, с детских соплей обучался управляться со всяким разным оружием, а не освоил толком такой простой вещи как метание ножей. Так я тебе разъясню. Не каждый нож равно пригоден к метанию. Тут все зависит от веса рукояти и веса клинка. Возьмем, к примеру, охотничий киммерийский нож с рукоятью из кости снежного медведя…
– Постой, постой! Я не собирался ни в чем тебя упрекать. Попал рукоятью, а не острием, с кем не бывает! Ну-ка, подставляй кружку.
Конана не пришлось просить два раза, и в подставленную киммерийцем глиняную кружку из кувшина, с которым Симур прошествовал от бочек к варвару, потекла янтарная струя белого шемского вина.
– Нет, ты не понимаешь, – вернулся Конан вместе с первым глотком холодного напитка к недоговоренной теме. – Для воина любой промах, как для тебя, ну скажем… э-э…
– Любовная неудача, – подсказал Симур.
– Вот-вот.
– Но и к любовным неудачам следует подходить философски, мой киммерийский друг, то есть не рвать на себе волосы, не топить горе в винном океане, не бежать к шарлатанам за сомнительными зельями. Надо просто-напросто спокойно поразмыслить над причинами и внести поправки. Может быть, в следующий раз следует выпить чуть меньше вина накануне приятственных утех или как следует выспаться, или наконец понять, что тебе нравятся не пышные блондинки, а худые брюнетки. Однако мы отвлеклись.
Покидать погреб, выходить в еще горячий, еще неостывший воздух как-то не тянуло. Им прекрасно сиделось на низких табуретах, между которыми на песке пристроился кувшин со свеженалитым вином. До кувшина одинаково легко мог дотянуться любой из собеседников. Сейчас потянулся Симур.
– Так что там случилось дальше?
И Конан рассказал, что случилось дальше.
Глава третья
Варвар подхватил обмякшую Апрею. И понял, что еще ничего не закончено. Потому что там, куда нырнул второй бородач, зашуршали ветви, и из них высунулся наконечник стрелы. И чтоб не получить стрелу в бок, Конану ничего другого не оставалось, как спрыгнуть со своей легкой и красивой ношей на нижнюю ветвь.
Если у киммерийца и появилась сноровка в ползанье по деревьям, то ее явно не доставало, чтобы прилипать ступнями к каждой из веток. Удержаться на новом суке Конан не сумел. Он почувствовал, что теряет равновесие, что его собственная тяжесть, приумноженная весом лесной девушки, увлекает вниз, он лишь сумел выбрать взглядом подходящую ветвь и оттолкнуться.
И скакать бы ему и дальше по «деревянным ступеням», пока б не загремел вниз головой, но на следующей ветви Конан сумел перехватить девушку и теперь удерживал ее одной рукой. Вторая рука освободилась, ею киммериец вцепился в лиану.
Однако даже короткой передышки не получалось. Наверху раздался всколыхнувший, казалось, весь лес призывный клич. Бородатый охотник за чужим добром сзывал своих сородичей. И на этот клич мог откликнуться, по крайней мере, еще один выходец из Серого гнезда, тот самый, под которым сломался сук и он угодил в путаницу из перемазанных смолой лиан. Его Конан не успел вывести из боя ножом, мечом или кулаком, и тот уже вполне мог выбраться из липкой паутины.
Однако и одного преследователя могло оказаться довольно. А один-то уж точно пустился в погоню. Как только смолк сигнальный вопль, Конан расслышал приближающийся шелест ветвей и шлепки босых ног по мшистой коре. В отличие от киммерийца, у бородатого разбойничка имелся лук и не имелось на руках еще одной человеческой жизни.
Так что и нечего думать состязаться в прятках и стрельбе. А что же делать? Оставалось одно – спасаться. А спасение можно отыскать лишь на нижних ветвях. Быть может, близость Нижнего мира с его славой и его Варрахами испугает погоню. К тому же, там внизу есть возможность затаиться, укрыться среди ветвей, в надежде, что в полутьме их не найдут.
Завершив раздумья, Конан покрепче обхватил бесчувственную Апрею и продолжил спуск. Когда одна рука свободна, по деревьям ползать все-таки можно, – конечно, кое-как ползать, конечно, не так быстро, как хотелось бы. Лишь бы не промахнуться ногой, лишь бы не поскользнуться или не схватиться за сухую или надорванную лиану.
И киммериец сосредоточился как раз на этом. Потому что сверзись он с какой-нибудь ветки, тогда, если не переломает себе кости, то наверняка превратится в легкую добычу для бородатых охотников, к тому же погубит вместе с собой и лесную лучницу.
На царапины, оставляемые сучьями и какими-то внезапными колючками, обращать внимания не приходилось, равно как и на звуки погони. Конан не оглядывался и вообще перестал думать о преследователях. Чего о них думать, догонят так догонят! Однако те сами напомнили о себе. Наугад и наудачу пущенная стрела чуть было свою удачу не отыскала. Стрела прошла в локте от варвара и унеслась в листву.
– Нергалова жизнь… – вырвалось у киммерийца.
Стрела подстегнула бег Конана по ветвям. Значит, погоня рядом и нет смысла слишком осторожничать. Наоборот, придется отчаянно рисковать.
И Конан понесся. Захватывало дух, каждый миг он ждал, что вот-вот все закрутится-завертится в глазах, он закувыркается в зелено-коричневой мешанине, получая твердым по ребрам и голове, захлестываемый шелестом и хрустом. Он уже выбирал дорогу, если так можно назвать ненадежную округлую и осклизлую опору, не глазами, а чутьем, полагался на крепость и гибкость мышц, на цепкость пальцев. Да и на воровской опыт полагался Конан – не раз приходилась стремглав удирать от городской стражи с добычей за плечами, и тоже нельзя было спотыкаться, падать, останавливаться…
Ну наконец-то!
Наконец показалась трава. Вцепившись в лиану, Конан задержал себя на одной из нижних, самых нижних ветвей. Полумрак, гниловатый запах, острые верхушки стеблей. Вслушался. Преследователь (или преследователи) не думал пугаться близости Нижнего мира. Шорох, производимый погоней, надвигался, катился вниз, не ведая сомнений и испуга.
Затаиться в надежде, что не найдут? А если слух у них кошачий и расслышат дыхание, не говоря уже о неосторожном шевелении? Да и как тут не шелохнуться, скрючившись в неудобной позе на скользких, округлых, узких ветвях! И Апрея может в любой момент очнуться, вздохом или стоном невольно выдаст их обоих. Что остается? В траву. Только туда. Куда ж еще? Что точно напугает преследователей, так это их таинственный и страшный Нижний дом. Более не колеблясь, Конан начал спускаться по ветвям, которые со всех сторон окружали сочные стебли густой травы.
* * *
– Плесни-ка мне, Симур!
– Томишь? Выдерживаешь мой интерес – как вино, чтобы поднять градус своему рассказу?
– Ну, так ты уж, поди, догадался с твоей-то догадливостью, что почем? Что за Нижний мир нас ждал ?
– Представь себе, нет. Я додумался лишь о том, что случилось с Парком, братом Апреи.
– Как ты сказал – «случилось то, что не случилось бы ни с одним киммерийцем, сколько бы мужества он ни лишился».
– Да, я полагаю, ни один киммериец не бросил бы свою сестру и отца на произвол судьбы, вбив в голову, что приносит себя в жертву и эта жертва умилостивит богов и боги спасут погибающее родовое гнездо.
– Как ты догадался?
Симур отхлебнул из кружки и воспроизвел ход своих мыслей:
– Во-первых, обстоятельства исчезновения Порка. Как ты помнишь, рядом с ним находилась сестра. У человека в пропитанных опасностью местах обостренны все органы чувств. Особенно слух. В данном случае, нисколько не сомневаюсь, слух Апреи был на пределе. Любой подозрительный звук насторожил бы Апрею, заставил бы оглянуться на брата. Однако ничего подобного не случилось. Врат словно бы испарился. Но предположим, что испарился, колдовство там, ловкие бесшумные чудовища, все такое прочее… Теперь – во-вторых. Не сомневаюсь, что Порк спускался на пограничный уровень и без Апреи. Однако исчез он, когда опустился в те края вместе с сестрой. О чем это говорит? Я думаю о том, что брат поступил так обдуманно, чтобы не осталось сомнений, что именно произошло с ним, чтоб не гадали, куда он подевался, не искали бы его впустую по чужим гнездам. Есть еще и в-третьих. Брата Апреи считали перекормышем. Он не мог не переживать свою… э-э как бы поточнее сказать… неполноценность, ненормальность. Его должно было мучить, что на него уходит больше еды, что он урод – по их древесным меркам. Эти душевные страдания навели на его разум тень, подтолкнули к уходу из Верхнего дома в Нижний. Подобное именуется в трактатах, описывающих закоулки души, затмением человечьего рассудка, то есть человека всецело захлестывает какая-нибудь идея, как аркан ловца петлей обвивает шею животного, и душит до тех пор, пока человек не поддается велениям этой идеи. Понимаешь?
Хитро прищурившись, Конан поставил кружку на песок и ответил вопросом на вопрос:
– И ты уверен, что прав, Симур?
– Конечно, прав, – размашисто кивнул собеседник варвара.
– А что если мне, оказавшись в Нижнем мире, удалось раскрыть истинную причину исчезновения Порка, и она иная?
– А ты раскрыл ее?
– Всему свое время, Симур.
– Тогда подождем. Но мне, Конан из Киммерии, не терпится поскорее узнать, что же из себя представлял этот самый Нижний мир или, по-другому, Нижний дом.
Как следует промочив горло, Конан мысленно вернулся в Нижний мир…
* * *
…Не было никакой высокой травы. Там, где они очутились, трава пробивалась сквозь камни и значительно уступала высотой и сочностью траве, дотягивавшейся до нижних ветвей древесного мира.
В пяти шагах от них бил родник и наполнял неглубокую ямку среди камней чистой ключевой водой. Конан поднес Апрею к роднику, положил на землю. Зачерпывая горстями воду, выливал ее на лицо девушки. Помогло. Апрея очнулась.
– Где мы?
Конан ответил. Апрея не поверила. Да и где ж тут поверишь! Потому что увидела она такое, что никак не укладывалось в ее представление о Нижнем доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41