Другая причина столкнула Порка с ветвей Верхнего дома.
С каких-то пор и по неведомым причинам Порка неодолимо потянуло в Нижний дом. Ему вдруг захотелось увидеть, что там, внизу, увидеть таинственного Варраха, посмотреть на то, во что упираются деревья. Порк надеялся, что странное желание со временем пройдет. Но оно не уменьшалось. Наоборот, желание одолевало, разрасталось, как опухоль, не давало думать ни о чем другом. Желание становилось невыносимым. («Так, – это уж Конан про себя подумал, – стоящего на краю пропасти неодолимая сила так и тянет сделать шаг туда»).
Короче говоря, под черепом Порка поселилась, как жук-короед в древесине, навязчивая мысль, и она точила, грызла, изъедала мозг.
Пусть, уже так думалось Порку, суждено прожить в Нижнем доме лишь миг, а то и того меньше, но… но хоть одним глазом взглянуть на этот Нижний дом. А еще Порк начал думать следующим образом: а если можно жить и в Нижнем доме, а если именно там они обретут, наконец, счастье? Он вернется за сестрой и отцом, расскажет им обо всем и уведет их за собой. От мыслей-короедов было не избавиться, как он не пытался. Сказать отцу с сестрой о них Порк не решался. Во-первых, они бы его просто не поняли, во-вторых, стали бы уговаривать, упрашивать, умолять. Порк не мог видеть слезы сестры, похожие на крупную утреннюю росу… Но и исчезать бесследно он не желал – сестра и отец непременно отправились бы на его поиски по чужим гнездам и тем погубили бы себя.
И вот однажды, семь лун назад, Порк понял, что ему не выдержать…
* * *
– Что я тебе и говорил! – воскликнул Симур. – Непреодолимая сила! Навязчивая идея! Тяга, которой невозможно противостоять! Да, пусть я несколько ошибся с причиной помешательства Порка. Это мелочь, мой киммерийский друг, не меняющая главного. В главном я прав. Порк оказался всецело захвачен неотвязным желанием. Не он один на этом свете стал жертвой навязчивых идей. Знавал я одного торговца рабами по имени Зикман Фритд…
Симур, а вслед за ним и Конан спускались по каменным ступенькам, ведущим в винный погребок. До «Розовых льдинок» оставалось квартал пройти, но на пути неожиданно вырос погребок под вывеской «Пасть пустынного тигра». Можно сказать, погребок преградил им путь. Не обойти.
– Дела у Зикмуна Фритда шли прекрасно. Торговля приносила немалый доход. Его рабы пользовались спросом у самых зажиточных горожан. Казалось, Фритду желать более нечего. Богатый дом, довольные жены, уважение и почет. Но вот от одного из рабов он услышал историю о горе Магафер… Ах ты, Нергалья жизнь! – Симур зацепился за щепу, отошедшую от дверного косяка.
В воздухе погребка плавал аромат пережаренного мяса и прокисшего вина. Вдохнув эти запахи, оба сразу поняли, что надолго здесь не задержатся. Горло промочат – и опять в дорогу, в «Розовые льдинки».
Они заняли место за одним из столов, который, конечно же, был залит вином и засыпан крошками. Конан сдвинул на край скамьи пьянчужку в платье приказчика, задремавшего рядом с не опорожненным кувшином, стукнул кулаком по грязной столешнице и сотряс воздух погребка зычным голосом настоящего варвара: «Эй, трухлявые! Со стола убрать и вина живо! А то разнесу ваш свинарник к Нергальей матери!». Вздрогнуло за стойкой опухшее лицо хозяина погребка и, бормоча «сейчас-сейчас», он скрылся за кухонной дверью.
– Итак, торговец рабами услышал о горе Магафер, – продолжил Симур, двумя пальцами брезгливо отодвигая подальше чье-то блюдо с обглоданными костями. – Мол, раз в год, в день, когда желтый круг солнца взбирается на самую вершину небесного холма, гора Магафер выбрасывает из земляного нутра фонтан огня, и с ним вылетают наружу раскаленные камни в форме яйца. И собирать эти камни следует, пока они не остыли, отдавая тепло воздуху, иначе они потеряют свой магический дар. А магический дар у этих булыжников, по словам раба, был таков: прижмешь камень к сердцу, произнесешь вслух хвалу Иштар и получаешь власть над всеми женщинами подлунного мира. Можешь влюбить в себя кого угодно, хоть королеву Дарфара, известную своей неприступностью. А гора та, утверждал раб, торчит из земли на одном из Барахских островов…. Спрашивается, ну чего еще надо было Зикмуну Фритду, когда ему и так завидовало пол-Шадизара и со своими деньгами он, при желании, мог увеличить гарем хоть стократно: Однако Зикмун раба продал, но о горе Магафер не забыл. Запала та гора ему глубоко в душу и покою с тех пор не давала. Она снилась ему, мерещилась наяву, он стал расспрашивать всех подряд о Барахских островах, приобрел у кого-то карту этих островов. Короче говоря, однажды не вытерпел, снарядил караван и отправился добывать камни из этой горы. И вот десять лет как о Зикмуне Фритде ни слуху ни духу… И вот что я тебе скажу, Конан из Киммерии. Ничего не происходит просто так, на пустом месте. Червяки не заводятся на воздушном пузыре. Если человеку чего-то в жизни не достает, то рано или поздно он может стать пленником безумной идеи, сулящей недоставаемые блага. Зикмуна Фритда тяготило, что он всего лишь лавочник, пусть очень богатый, но лавочник, а ему страстно желалось в королевские выси. Точил его червяк такого потаенного желания, и тут как нельзя кстати случился раб с рассказами о горе Магафер… Порку же обрыдла постная жизнь на деревьях, от которой и дальнейшем не приходилось ждать ничего нового. Порку захотелось хоть краткого, хоть мгновенного, но глотка новизны. За возможность прикоснуться к иной жизни он готов был рискнуть жизнью собственной. Вот на том ты и остановился – на том, что Порк сошел в Нижний дом…
– Я остановился на том, что велел этому плешивому и жирному трактирщику живо протереть стол и принести вино. А этот мерзавец и не думает шевелиться. Он, похоже, считает себя великим трактирщиком, а свою грязную конюшню принимает за продолжение дворца…
Конан вскочил, широким шагом пересек заведение, скрылся за кухонной дверью и скоро показался вновь, держа в правой руке за шкирку хозяина заведения. Тот визжал, извивался, сучил ногами над полом и почему-то не выпускал из ладони грязную тряпку. Киммериец забросил трактирщика на стол и провел им от одного до конца до другого, смахивая на пол крошки, кувшины, кружки, блюдо с костями и заодно вытирая винные пятна и жир.
– Если через десять вздохов передо мной не будет стоять кувшин твоего лучшего вина и блюдо с хорошо прожаренным мясом, – протерев трактирщиком стол, Конан держал его, насмерть перепуганного, на вытянутой руке так, чтобы ноги прохвоста не доставали до пола, – если мне покажется, что вино кислое, а мясо отдает собакой, то, клянусь Кромом…
– Ты слишком широко распахиваешь свою вонючую пасть, варвар! Твое место в зверинце среди обезьян! Туда-то мы тебя и отправим]
Из-за углового столика поднялись и, грозно расправляя плечи, направились к киммерийцу шестеро оборванцев вполне разбойничьего обличья. В руках у одного сверкнул широкий аквилонский нож, другой постукивал по ладони увесистой деревянной дубинкой. Видимо, то были завсегдатаи погребка «Пасть пустынного тигра», которым все здесь нравилось, включая кислое вино, запахи помойки, лужи на полу и ленивого хозяина. Конан отпустил трактирщика и тот, едва ноги коснулись пола, улизнул под прикрытие стойки. Киммериец хищно осклабился и приготовился достойно встретить бравых храбрецов.
– А вы знаете, мои веселые друзья, – задрав голову, словно обращаясь к потолку, громко сказал Симур, – новый указ, пять дней назад зачитанный на Главной площади? Указ, запрещающий владельцам питейных заведений разводить грязь и томить посетителей ожиданием под страхом закрытия? А тех, кто устраивает заварухи и отравляет спокойствие в трактирах и погребках, приказано бить плетью по пяткам двести раз и после держать в заточении до полного истощения зловредных сил. Стоит мне пожаловаться начальнику городской стражи, – кстати, моему другу, – и ваша компания надолго застрянет в Башне Всех Слез. Сразу видно, что вам пока еще не довелось побывать в Башне, раз у вас сохранились еще кое-какие зубы и у каждого из вас еще пока по два глаза. Что ж, тогда впереди вас ждут незабываемые дни…
Симур зевнул, сложил руки на груди и замолчал.
На тупых, обросших рожах проступило недоумение вперемешку с испугом. Оборванцы поумерили боевой пыл, уж более не выкрикивали обидные слова, а только переглядывались.
– Да ну их, Кривое Рыло, к Нергальим почкам! – вдруг воскликнул невысокий крепыш с серьгой в ухе. – Других дел у нас, что ли, нет! Не забывай, где ждут нас сегодня ночью.
– Я еще никому не спускал, когда меня называли грязным варваром, – Конан поднял сжатый кулак и провел костяшками по подбородку, иссеченному мелкими шрамами.
Симур внимательно взглянул на киммерийца, убедился, что тот не собирается отступать. Тогда он снова заговорил:
– Придется извиниться, уважаемые зачинщики. Нанесено жестокое оскорбление, которое обычно смывается только кровью. Если что, то вас всенепременно объявят зачинщиками, а его, – Симур показал пальцем на оскорбленного варвара, – обиженной стороной. Его отпустят, я уж похлопочу, а вас – в Башню, непременно в Башню, и плетью по пяткам. Двести раз.
– Ладно, парень, – с видимой неохотой процедил сквозь зубы недомерок с серьгой в ухе. – Извиняемся, забыли… Только осторожнее отныне ходи по Шадизару.
– Ладно, – сказал в ответ Конан, – пока забыли. А как-нибудь потом, после праздника, встретимся и договорим.
Удовлетворенный извинениями северянин сел на свое место и тихо спросил у Симура:
– А что, и вправду есть такой указ?
– Нет, конечно, – ответил собеседник Конана. – Но зато теперь мы сможем спокойно поговорить. И смотри, хозяин уже тащит кувшин. Вот так, мой киммерийский друг, слово – это тоже оружие. Поострее иных кинжалов будет.
Конан хмыкнул:
– Ты больно хорошо одет, и вообще вид у тебя сытый, как у кота, живущего при лавке молочника. Короче говоря, тянешь на приятеля начальника городской стражи, это и напугало наших нечесаных друзей.
– Хорошо, хорошо… О чем же, о чем Порк рассказал тебе дальше из полумрака бамбуковой тюрьмы?
– Дальше, – Конан налил себе в стакан вина из принесенного хозяином кувшина, сделал пробный глоток, одобрительно кивнул, – дальше вот о чем он рассказал…
Глава шестая
Очутившись в Нижнем доме, Порк, разумеется, обнаружил все то же самое, что, уже после него, обнаружили Конан и Апрея: камни, невысокая трава, стена джунглей, загадочный цилиндр со словно нарисованными на прозрачной внутренней стороне ветвями и листьями. Поизумлявшись, походив вокруг прозрачного чуда, Порк наугад выбрал направление – и побрел. Плутал по джунглям Порк много дольше, чем киммериец с лесной лучницей. Плутания окончились приблизительно так же, как у варвара с лучницей. Правда, Порка не захватывали в плен, он сам набрел на обитаемые места и вышел к людям. Люди оказались того же рода-племени, что и нынешние дикари: так же выглядят, так же одеваются, на том же языке разговаривают. Правил ими шогун Ямото.
Желтые люди приняли чужака спокойно. Как позже выяснил Порк, он был не первый «гэйд-зин» (так они называли чужаков), кто пришел к ним незваным и кто рассказывал о прозрачных столбах. Подданные Ямото никого не гнали, не сажали под замок – наоборот, давали кров, еду, разрешали остаться в одной из деревень шогуна Ямото и жить на равных с остальными подданными правах. Также позволяли найти себе занятие по душе и выбрать жену.
– Между прочим, за эти семь лун я успел жениться, Апрея, – сообщил сестре Порк.
– Вот как! И она красивая? – спросила лучница, которая только что управилась с путами на руках Конана и бросила себе под ноги снятую с его запястий веревку.
– По здешним представлениям о красоте – да, она красивая.
– И как ее зовут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
С каких-то пор и по неведомым причинам Порка неодолимо потянуло в Нижний дом. Ему вдруг захотелось увидеть, что там, внизу, увидеть таинственного Варраха, посмотреть на то, во что упираются деревья. Порк надеялся, что странное желание со временем пройдет. Но оно не уменьшалось. Наоборот, желание одолевало, разрасталось, как опухоль, не давало думать ни о чем другом. Желание становилось невыносимым. («Так, – это уж Конан про себя подумал, – стоящего на краю пропасти неодолимая сила так и тянет сделать шаг туда»).
Короче говоря, под черепом Порка поселилась, как жук-короед в древесине, навязчивая мысль, и она точила, грызла, изъедала мозг.
Пусть, уже так думалось Порку, суждено прожить в Нижнем доме лишь миг, а то и того меньше, но… но хоть одним глазом взглянуть на этот Нижний дом. А еще Порк начал думать следующим образом: а если можно жить и в Нижнем доме, а если именно там они обретут, наконец, счастье? Он вернется за сестрой и отцом, расскажет им обо всем и уведет их за собой. От мыслей-короедов было не избавиться, как он не пытался. Сказать отцу с сестрой о них Порк не решался. Во-первых, они бы его просто не поняли, во-вторых, стали бы уговаривать, упрашивать, умолять. Порк не мог видеть слезы сестры, похожие на крупную утреннюю росу… Но и исчезать бесследно он не желал – сестра и отец непременно отправились бы на его поиски по чужим гнездам и тем погубили бы себя.
И вот однажды, семь лун назад, Порк понял, что ему не выдержать…
* * *
– Что я тебе и говорил! – воскликнул Симур. – Непреодолимая сила! Навязчивая идея! Тяга, которой невозможно противостоять! Да, пусть я несколько ошибся с причиной помешательства Порка. Это мелочь, мой киммерийский друг, не меняющая главного. В главном я прав. Порк оказался всецело захвачен неотвязным желанием. Не он один на этом свете стал жертвой навязчивых идей. Знавал я одного торговца рабами по имени Зикман Фритд…
Симур, а вслед за ним и Конан спускались по каменным ступенькам, ведущим в винный погребок. До «Розовых льдинок» оставалось квартал пройти, но на пути неожиданно вырос погребок под вывеской «Пасть пустынного тигра». Можно сказать, погребок преградил им путь. Не обойти.
– Дела у Зикмуна Фритда шли прекрасно. Торговля приносила немалый доход. Его рабы пользовались спросом у самых зажиточных горожан. Казалось, Фритду желать более нечего. Богатый дом, довольные жены, уважение и почет. Но вот от одного из рабов он услышал историю о горе Магафер… Ах ты, Нергалья жизнь! – Симур зацепился за щепу, отошедшую от дверного косяка.
В воздухе погребка плавал аромат пережаренного мяса и прокисшего вина. Вдохнув эти запахи, оба сразу поняли, что надолго здесь не задержатся. Горло промочат – и опять в дорогу, в «Розовые льдинки».
Они заняли место за одним из столов, который, конечно же, был залит вином и засыпан крошками. Конан сдвинул на край скамьи пьянчужку в платье приказчика, задремавшего рядом с не опорожненным кувшином, стукнул кулаком по грязной столешнице и сотряс воздух погребка зычным голосом настоящего варвара: «Эй, трухлявые! Со стола убрать и вина живо! А то разнесу ваш свинарник к Нергальей матери!». Вздрогнуло за стойкой опухшее лицо хозяина погребка и, бормоча «сейчас-сейчас», он скрылся за кухонной дверью.
– Итак, торговец рабами услышал о горе Магафер, – продолжил Симур, двумя пальцами брезгливо отодвигая подальше чье-то блюдо с обглоданными костями. – Мол, раз в год, в день, когда желтый круг солнца взбирается на самую вершину небесного холма, гора Магафер выбрасывает из земляного нутра фонтан огня, и с ним вылетают наружу раскаленные камни в форме яйца. И собирать эти камни следует, пока они не остыли, отдавая тепло воздуху, иначе они потеряют свой магический дар. А магический дар у этих булыжников, по словам раба, был таков: прижмешь камень к сердцу, произнесешь вслух хвалу Иштар и получаешь власть над всеми женщинами подлунного мира. Можешь влюбить в себя кого угодно, хоть королеву Дарфара, известную своей неприступностью. А гора та, утверждал раб, торчит из земли на одном из Барахских островов…. Спрашивается, ну чего еще надо было Зикмуну Фритду, когда ему и так завидовало пол-Шадизара и со своими деньгами он, при желании, мог увеличить гарем хоть стократно: Однако Зикмун раба продал, но о горе Магафер не забыл. Запала та гора ему глубоко в душу и покою с тех пор не давала. Она снилась ему, мерещилась наяву, он стал расспрашивать всех подряд о Барахских островах, приобрел у кого-то карту этих островов. Короче говоря, однажды не вытерпел, снарядил караван и отправился добывать камни из этой горы. И вот десять лет как о Зикмуне Фритде ни слуху ни духу… И вот что я тебе скажу, Конан из Киммерии. Ничего не происходит просто так, на пустом месте. Червяки не заводятся на воздушном пузыре. Если человеку чего-то в жизни не достает, то рано или поздно он может стать пленником безумной идеи, сулящей недоставаемые блага. Зикмуна Фритда тяготило, что он всего лишь лавочник, пусть очень богатый, но лавочник, а ему страстно желалось в королевские выси. Точил его червяк такого потаенного желания, и тут как нельзя кстати случился раб с рассказами о горе Магафер… Порку же обрыдла постная жизнь на деревьях, от которой и дальнейшем не приходилось ждать ничего нового. Порку захотелось хоть краткого, хоть мгновенного, но глотка новизны. За возможность прикоснуться к иной жизни он готов был рискнуть жизнью собственной. Вот на том ты и остановился – на том, что Порк сошел в Нижний дом…
– Я остановился на том, что велел этому плешивому и жирному трактирщику живо протереть стол и принести вино. А этот мерзавец и не думает шевелиться. Он, похоже, считает себя великим трактирщиком, а свою грязную конюшню принимает за продолжение дворца…
Конан вскочил, широким шагом пересек заведение, скрылся за кухонной дверью и скоро показался вновь, держа в правой руке за шкирку хозяина заведения. Тот визжал, извивался, сучил ногами над полом и почему-то не выпускал из ладони грязную тряпку. Киммериец забросил трактирщика на стол и провел им от одного до конца до другого, смахивая на пол крошки, кувшины, кружки, блюдо с костями и заодно вытирая винные пятна и жир.
– Если через десять вздохов передо мной не будет стоять кувшин твоего лучшего вина и блюдо с хорошо прожаренным мясом, – протерев трактирщиком стол, Конан держал его, насмерть перепуганного, на вытянутой руке так, чтобы ноги прохвоста не доставали до пола, – если мне покажется, что вино кислое, а мясо отдает собакой, то, клянусь Кромом…
– Ты слишком широко распахиваешь свою вонючую пасть, варвар! Твое место в зверинце среди обезьян! Туда-то мы тебя и отправим]
Из-за углового столика поднялись и, грозно расправляя плечи, направились к киммерийцу шестеро оборванцев вполне разбойничьего обличья. В руках у одного сверкнул широкий аквилонский нож, другой постукивал по ладони увесистой деревянной дубинкой. Видимо, то были завсегдатаи погребка «Пасть пустынного тигра», которым все здесь нравилось, включая кислое вино, запахи помойки, лужи на полу и ленивого хозяина. Конан отпустил трактирщика и тот, едва ноги коснулись пола, улизнул под прикрытие стойки. Киммериец хищно осклабился и приготовился достойно встретить бравых храбрецов.
– А вы знаете, мои веселые друзья, – задрав голову, словно обращаясь к потолку, громко сказал Симур, – новый указ, пять дней назад зачитанный на Главной площади? Указ, запрещающий владельцам питейных заведений разводить грязь и томить посетителей ожиданием под страхом закрытия? А тех, кто устраивает заварухи и отравляет спокойствие в трактирах и погребках, приказано бить плетью по пяткам двести раз и после держать в заточении до полного истощения зловредных сил. Стоит мне пожаловаться начальнику городской стражи, – кстати, моему другу, – и ваша компания надолго застрянет в Башне Всех Слез. Сразу видно, что вам пока еще не довелось побывать в Башне, раз у вас сохранились еще кое-какие зубы и у каждого из вас еще пока по два глаза. Что ж, тогда впереди вас ждут незабываемые дни…
Симур зевнул, сложил руки на груди и замолчал.
На тупых, обросших рожах проступило недоумение вперемешку с испугом. Оборванцы поумерили боевой пыл, уж более не выкрикивали обидные слова, а только переглядывались.
– Да ну их, Кривое Рыло, к Нергальим почкам! – вдруг воскликнул невысокий крепыш с серьгой в ухе. – Других дел у нас, что ли, нет! Не забывай, где ждут нас сегодня ночью.
– Я еще никому не спускал, когда меня называли грязным варваром, – Конан поднял сжатый кулак и провел костяшками по подбородку, иссеченному мелкими шрамами.
Симур внимательно взглянул на киммерийца, убедился, что тот не собирается отступать. Тогда он снова заговорил:
– Придется извиниться, уважаемые зачинщики. Нанесено жестокое оскорбление, которое обычно смывается только кровью. Если что, то вас всенепременно объявят зачинщиками, а его, – Симур показал пальцем на оскорбленного варвара, – обиженной стороной. Его отпустят, я уж похлопочу, а вас – в Башню, непременно в Башню, и плетью по пяткам. Двести раз.
– Ладно, парень, – с видимой неохотой процедил сквозь зубы недомерок с серьгой в ухе. – Извиняемся, забыли… Только осторожнее отныне ходи по Шадизару.
– Ладно, – сказал в ответ Конан, – пока забыли. А как-нибудь потом, после праздника, встретимся и договорим.
Удовлетворенный извинениями северянин сел на свое место и тихо спросил у Симура:
– А что, и вправду есть такой указ?
– Нет, конечно, – ответил собеседник Конана. – Но зато теперь мы сможем спокойно поговорить. И смотри, хозяин уже тащит кувшин. Вот так, мой киммерийский друг, слово – это тоже оружие. Поострее иных кинжалов будет.
Конан хмыкнул:
– Ты больно хорошо одет, и вообще вид у тебя сытый, как у кота, живущего при лавке молочника. Короче говоря, тянешь на приятеля начальника городской стражи, это и напугало наших нечесаных друзей.
– Хорошо, хорошо… О чем же, о чем Порк рассказал тебе дальше из полумрака бамбуковой тюрьмы?
– Дальше, – Конан налил себе в стакан вина из принесенного хозяином кувшина, сделал пробный глоток, одобрительно кивнул, – дальше вот о чем он рассказал…
Глава шестая
Очутившись в Нижнем доме, Порк, разумеется, обнаружил все то же самое, что, уже после него, обнаружили Конан и Апрея: камни, невысокая трава, стена джунглей, загадочный цилиндр со словно нарисованными на прозрачной внутренней стороне ветвями и листьями. Поизумлявшись, походив вокруг прозрачного чуда, Порк наугад выбрал направление – и побрел. Плутал по джунглям Порк много дольше, чем киммериец с лесной лучницей. Плутания окончились приблизительно так же, как у варвара с лучницей. Правда, Порка не захватывали в плен, он сам набрел на обитаемые места и вышел к людям. Люди оказались того же рода-племени, что и нынешние дикари: так же выглядят, так же одеваются, на том же языке разговаривают. Правил ими шогун Ямото.
Желтые люди приняли чужака спокойно. Как позже выяснил Порк, он был не первый «гэйд-зин» (так они называли чужаков), кто пришел к ним незваным и кто рассказывал о прозрачных столбах. Подданные Ямото никого не гнали, не сажали под замок – наоборот, давали кров, еду, разрешали остаться в одной из деревень шогуна Ямото и жить на равных с остальными подданными правах. Также позволяли найти себе занятие по душе и выбрать жену.
– Между прочим, за эти семь лун я успел жениться, Апрея, – сообщил сестре Порк.
– Вот как! И она красивая? – спросила лучница, которая только что управилась с путами на руках Конана и бросила себе под ноги снятую с его запястий веревку.
– По здешним представлениям о красоте – да, она красивая.
– И как ее зовут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41