А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Но он мог и ошибаться.
XVIII
— Вы с ума сошли?
Никогда Петрониус не видел своего учителя таким разгневанным. Мастер нервно дергал полу своей куртки.
— Вы что, не могли сделать вид, что согласны с предложением патера? С того несчастного случая доминиканец занят только тем, что тайно настраивает против нас горожан. Они обрабатывают дом за домом, семью за семьей. Вынюхивают, подслушивают и сеют недоверие. Вы знаете, что люди говорят об адамитах?
Босх широкими шагами мерил мастерскую. Он размахивал кистью в левой руке, будто мечом. Палитра лежала на мольберте перед картиной, на которую мастер только что нанес последние штрихи, и свежая краска еще блестела.
— Если бы мы что-нибудь знали об этом! — бормотал мастер.
Петрониус неожиданно вспомнил о рисунке, который передал ему Питер. Он неуверенно переступал с ноги на ногу. Юноша был смущен, поскольку не вручил картину по назначению, а еще и потому, что в порыве ярости рассказал о своем соглашении с патером Берле.
— Я думал, сотрудничество с инквизитором…
— Оставьте! Это все второстепенно. Они открыто обвиняют нас в проведении оргий во время службы. Только больное воображение этих высохших монахов могло породить такое!
Но это еще не самое страшное преступление, которое нам приписывают. Ходят слухи, что мы приносим в жертву людей. В последнее время на улицах пропало несколько детей, и их не нашли. И теперь они хотят узнать, у кого на совести жертвы. Конечно, на совести братства. А вы своим необдуманным поведением подливаете масла в огонь.
Петрониус и мастер Босх стояли друг против друга. Художник изучал ученика.
— Я полагаю, ваша ошибка — это не проявление отваги, а следствие непонимания последствий в этой опасной игре не на жизнь, а на смерть.
Мастер повернулся к подмастерью спиной и снова подошел к картине, придирчиво ища ошибки и неточности в своем произведении. Он долго стоял перед ней, не произнося ни слова. Казалось, Босх забыл о существовании Петрониуса. Вдруг он обернулся и пристально посмотрел на ученика:
— Я опасаюсь, что на днях протрубят призыв к травле братства. Патеру Иоганнесу нужен успех, а несчастный случай с дочерью бургомистра предоставил ему долгожданный повод. Так как дьявола, толкнувшего девушку, не нашли и, похоже, уже не найдут. — Мастер Босх не сводил глаз с Петрониуса. — Вы так же хорошо, как и я, знаете, что все было подстроено. Доминиканец сам отдал приказ травить нас. И он точно знал, чем закончится представление.
Петрониус отважился прервать мастера:
— Многие знали это, не только патер.
— Вы правы, слишком многие.
Тяжело вздохнув, Босх повернулся к картине. Художник решительно смешал краски, затем взял кисть из трех волосков и уверенно брызнул на землянику, находившуюся на голове одной из фигур. Символ любви в одно мгновение превратился в череп, знак жизни стал символом смерти.
— Кто подает вам эти мысли, мастер Босх? — отважился спросить Петрониус, удивляясь своей смелости. — Или вы все выдумываете сами? Введение в любовь, отношения персонажей между собой…
— Никто не может сам выдумать такое. Каждая ветка, каждая скала на картине имеют значение. Все они несут тайный смысл. И только внешне мир кажется зрителю демоническим.
— Это как текст, нужно только знать алфавит, — продолжал Петрониус.
Он повторил слова из ночного разговора. Мастер обернулся, и на мгновение на его лице отразился ужас. Затем оно вновь стало безразличным.
— Вы знаете алфавит?
— Только то, что я услышал на проповедях.
Босх задумчиво кивнул:
— Это обстоятельство мне не нравится. Картине вредит постоянное перемещение. Она не должна попасть в руки патера неосвященной. И тут мы подошли к главному… Петрониус Орис из Аугсбурга, дайте мне слово. Когда начнется травля, доставьте картину в Оиршот. Пусть ее там освятят. Священник уже в курсе, он благословит ее. Картина не должна попасть на костер. Пусть лучше пройдут столетия, пока люди снова смогут прочесть ее. И не важно, что произойдет с вами, со мной. Обещайте мне это!
Мастер так близко подошел к Петрониусу, что в нос ему ударил кисловатый запах тела художника.
— Обещайте мне это!
Иероним Босх стоял перед Петрониусом, протянув руку, и подмастерье пожал ее, глядя учителю в глаза.
— Да отсохнет ваша рука, если нарушите клятву, — добавил Босх.
Голос его звучал так, что по спине подмастерья пробежал холодок.
— Теперь я поведаю вам одну из тайн картины. Подойдите ближе.
Босх потянул подмастерье к картине и указал на фигуру, которая пряталась в правом нижнем углу в своего рода пещере; взгляд ее был направлен прямо на зрителя.
— Видите этого человека? Что бросилось вам в глаза?
Петрониус подошел ближе. Освещения мастерской хватало, чтобы рассмотреть детали.
— Справа от него стоит колонна, на ней — стеклянная чаша. Чаша украшена жемчугом, и в ней сидит птица.
Мастер улыбнулся и тоже наклонился к картине, будто эта сцена была для него такой же незнакомой, как и для Петрониуса.
— Интересное наблюдение, Петрониус. Эта птица — индийский дрозд. Прекрасный певец с мелодичными, звонкими песнями, разносящимися далеко-далеко. Я знаю эту птицу по ее чучелу. Дрозда кормит второй дрозд, находящийся за пределами чаши. Две мужские особи, которые тайком суют друг другу разные предметы. Эти птицы — прекрасный пример того, что в мире нет ничего бесполезного, не исключая пения пернатых братьев и сестер. Даже они радуют наш слух и показывают нам свою божественную прелесть. Разве мы чувствуем себя не так, как эти птицы? Разве не заперты в стеклянную сферу и не видим только то, что находится прямо перед нами и что дают нам в виде подкормки другие, знающие? Здесь празднуют своего рода свадьбу, передают переходящее из глубины веков сладкое знание.
Мастер Босх помолчал.
— Но я имею в виду тот образ. Вам в нем ничего не кажется особенным?
Петрониус рассматривал фрагмент.
— Если не ошибаюсь, это единственный одетый человек на картине, — ответил подмастерье на вопрос учителя.
— Правильно. Он одет. Мужчина, и одет, — рассеянно добавил мастер, — и он показывает на…
— …на женщину, которая, по моему мнению, может быть Евой. Она держит в правой руке яблоко. Я нахожу в ней женские признаки, хотя все они скрыты сферическим отражением хрустальной чаши.
Мастер Босх закашлялся от смеха и кистью указал на фигуру женщины.
— Ее покрывают пять печатей: одна на груди, на шейной артерии, на артериях локтей, и пятая закрывает рот. Она пророчица, жрица, Ева адамитского рая. Она — знающая. Ей известна тайна крови, она помощница…
Шаги на лестнице стали громче. Мастер Босх прервал объяснения, прислушался. Потом снова повернулся к подмастерью. Если Петрониус правильно понял, к ним поднимался Якоб ван Алмагин. Торопливо, будто хотел избавиться от еще одной тайны, мастер указал на фигуру мужчины. Глаза художника вспыхнули, как у совы, на бледном лице.
— Вы узнали этого мужчину?
Петрониус наклонился к картине, стараясь различить в полутьме мастерской черты лица персонажа. И неожиданно, будто шаги навели его на эту мысль, он узнал Якоба ран Алмагина.
— Якоб… — прошептал он.
Петрониус не договорил, так как в этот момент показался ученый. Он сразу уловил ситуацию, и его голос, обычно приветливый, прозвучал так резко, что даже мастер удивленно обернулся.
— Мастер Босх! Вы ведь не собираетесь разболтать все тайны этой картины? Тогда в ней не останется ничего неразгаданного.
Когда ученый выпрямился, в глаза бросилось сходство, которого Петрониус раньше не замечал, потому что не хотел видеть. Одетый мужчина на картине был похож на пророчицу Еву.
XIX
— Петрониус, быстро! Босх арестован! Скоро начнут обыск в мастерской. Картины должны исчезнуть.
В мастерскую вбежал возбужденный и запыхавшийся подмастерье Энрик. Петрониус как раз подправлял пейзаж, который по желанию Якоба ван Алмагина должен был находиться на заднем плане. Пейзаж слева от зрителя призван изображать милую даль, где люди и природа созвучны творениям мира, а справа бесчинствуют тьма и хаос ада, что олицетворяет единство всего сущего. На дереве с частично опавшей листвой надлежит сидеть сове — знак зеркального отражения вещей.
Петрониус вскочил, схватил Энрика за рукав и посадил на табуретку. На таких сидели художники, чтобы меньше уставать.
— Что случилось?
Энрик опустился на табуретку, стараясь отдышаться.
— Было собрание братства милых женщин… инквизитор тоже присутствовал… лебединая трапеза… нельзя было предотвратить… — заикаясь говорил он. — Неожиданно инквизитор встал и обвинил мастера Босха, который сидел напротив. Убийца найден… он признался под пытками. Словесная перепалка… Якоб ван Алмагин уличает его во лжи.
Энрик постепенно успокаивался, и его рассказ становился понятнее. Подмастерье провел рукой по разгоряченному лицу.
— Мастер Босх сказал, что под пытками любой сознается во всем. И сам бы инквизитор признался в том, что распял Христа. Он может доказать это на деле, если инквизитор согласится попробовать горячие щипцы и даст полчаса времени. Патер Берле неистовствовал, говоря, что это богохульство, что мастер Босх и его друзья-адамиты приказали убить дочь бургомистра.
В голове Петрониуса пронеслась мысль: учитель предсказал эти события. Он знал об этом! Но откуда все известно Энрику? И что такое лебединая трапеза?
— Что такое лебединая трапеза?
Энрик удивленно посмотрел на Петрониуса и шумно потянул носом.
— Праздничный обед, на котором братство любимых женщин поедает лебедя. Вся городская знать приглашается на обед: патриархат, священники, а если ты член братства, то и ремесленники, и, конечно, бургомистр. За столом обсуждаются спорные вопросы и заключаются сделки. Нынче обед устраивал бургомистр.
Несмотря на несчастный случай с дочерью и траур, он устраивает обед? Петрониус был ошеломлен. Очень похоже на западню. Мастер Босх не подумал об этом.
— Мы тоже удивились, но бургомистр настаивал. Полагаю, мастер Босх догадывался, что обед не будет праздничным.
Постепенно Петрониус начинал понимать взаимосвязь, но на языке вертелся вопрос.
— Ты тоже принимал участие в обеде?
Энрик вымученно рассмеялся и покачал головой. Петрониусу показалось, он заметил в глазах товарища ехидный блеск.
— Я — простой подмастерье. Конечно, нет.
— Откуда ты знаешь, что произошло?
— Случайно стоял перед собором. Знаешь, там за несколько монет можно…
Петрониус кивнул. Он знал, что возле храма можно купить любовь всякого рода на глазах у католических священников, которые и сами пользовались услугами потаскух.
— Дальше, говори же!
— Напротив расположен дом «братьев лебедя». Там они празднуют.
Петрониус кивнул. Перед этим зданием он ждал Зиту.
— Неожиданно туда устремилась охрана, ворота распахнулись, и солдаты поднялись на второй этаж. Вскоре они вывели мастера Босха.
— Проклятие! — вырвалось у Петрониуса.
— Мастер узнал меня и подал знак. Я подумал, что речь идет о картинах. Они должны исчезнуть.
Петрониус кивнул. Картины нужно доставить в Оиршот. Но как? Не привяжешь же доски к спине.
— Подвал! — прочел его мысли Энрик. — Там достаточно места, чтобы спрятать их хотя бы на время.
Петрониус был удивлен. О подвале он ничего не слышал.
— Где находится подвал?
— Пошли. Из подмастерьев о нем никто не знает. Я и сам наткнулся на него случайно.
Энрик почти вытолкнул Петрониуса из комнаты и открыл дверь в помещение, где хранилась копия «Воза сена». На другой стороне, ближе к стене, он разгреб опилки. Показалось железное кольцо. Затем Энрик отодвинул в сторону большую глиняную вазу, отставил другие сосуды и кадку, чтобы освободить откидную дверь.
— Здесь можно спуститься вниз. Картины без проблем войдут в отверстие, а внизу их можно поставить в дальний угол и прикрыть тряпками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48