Фабио рассмеялся:
– Скажи честно, ты его соблазнила, чтобы лишить меня идеального друга.
– Может быть, бессознательно. – Похоже, она уже взвешивала такую возможность.
Она сдвинула клочки картона в полукруг.
– Даже если все, что ты мне тут рассказал, правда…
– Это правда, – перебил ее Фабио.
– …Даже если это правда, он бы, на твоем месте, не сказал мне об этом ни слова.
– И допустил, чтобы ты жила с человеком, который за твоей спиной попирает все твои принципы.
– Обо мне не беспокойся.
– Однако же я именно это и делаю.
– А где ты был раньше? – Ноготок Норины, покрытый красным лаком, подравнял полукруг.
Официантка бросила в музыкальный автомат монету и нажала несколько рядов клавиш. Фабио указал на свою голову:
– Здесь, внутри, ничего этого не произошло, и я бы отдал все на свете, чтобы этого не произошло и в реальности.
Норина стерла полукруг и попыталась сдвинуть клочки в прямую линию.
Фабио вынул из кармана коралловые бусы. Положил их на стол, параллельно линии из клочков картона.
Норина подняла на него глаза.
– Кораллы. Из Амальфи.
Она смотрела на них с восхищением, но не притрагивалась.
– Красивые.
– Таких красных уже не добывают.
– Цвет китайского лака.
– Надень их.
Норина покачала головой.
Фабио улыбнулся:
– Это ни к чему тебя не обязывает.
Она подняла нитку со стола, взяла Фабио за руку, положила на его ладонь бусы и изо всех сил сжала ее в кулак.
– Из-за Лукаса?
– Я больше не с Лукасом.
– Вот как. С каких это пор?
– Со вчерашнего дня. Со вчерашней ночи. С сегодняшнего утра. Не важно. Мы расстались.
Фабио с огромным трудом сдержал улыбку до ушей, он не бросился ей на шею и вообще не выдал никакой неподобающей реакции. Он сосредоточился на ощущении холодных тяжелых кораллов в своей руке и не сказал ничего.
– Вот почему я согласилась с тобой встретиться. Я хотела, чтобы ты узнал об этом от меня. И еще о том, что ты здесь ни при чем.
– Что ты имеешь в виду? – Причина, по которой я ушла от тебя, – не в Лукасе. Эта причина – в тебе.
На следующий день Лукас Егер погиб.
Всю ночь и все утро шел дождь, и конца ему не было видно. Первую половину дня Фабио посвятил тренировке сначала мускулов, потом памяти. За обедом – в «Бертини», где же еще? – он встречался с Фреди. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь о разрыве Норины с Лукасом. Фреди, с его прагматическим взглядом на вещи, казался ему подходящим собеседником. Когда принесли заказ – Фабио тоже заказал себе дзабайоне, поскольку его тренер Джей утром взвесил его и нашел, что он еще не набрал нужного веса, – он завел разговор о бизнесе Фреди.
– Танцовщицы из «Персиков» вынуждены жить в меблированных номерах «Флорида» и платить за них две с половиной тысячи в месяц.
– Возможно. Эти детали улаживает наше руководство.
– Две с половиной тысячи. Плюс за белье и уборку.
– Не бери в голову, – ухмыльнулся Фреди. – Ты живешь бесплатно.
– Это грабеж.
– Брось, они зарабатывают эти деньги за два-три вечера.
– В «Персиках»?
– И там, и после выступлений. Меньше пяти сотен они не берут. Те еще девицы. Плюс гонорар, плюс проценты с шампанского. Неужто нам устанавливать тариф, как в молодежных ночлежках?
Просигналил мобильник Фабио. Звонила Сара Матей.
– Фабио, – проговорила она каким-то странным голосом. – Лукас мертв.
– Что?
– Лукас погиб.
– Как?
– Час назад нам позвонили. Его выудили из реки около ГЭС.
– Норина знает?
– Она сейчас в полиции. Я еду туда. Если ты понадобишься, тебя можно будет застать по мобильнику?
– Конечно. Мне тоже приехать?
– Нет. Только если понадобишься. Ты слышишь? Не приезжай, пока я тебе не позвоню.
Она разъединилась.
Фабио положил на стол свой мобильник.
– Ты не будешь? – Фреди указал на дзабайоне Фабио. Тот покачал головой. Фреди придвинул к себе стакан и принялся за еду. – Что случилось? – поинтересовался он, не прерывая процесса.
– Лукас мертв.
– Тот самый Лукас, который увел у тебя женщину?
Фабио кивнул.
– Вот видишь, – сказал Фреди, продолжая свое занятие.
Фабио два часа просидел у себя в комнате, ожидая звонка Сары. Потом набрал номер ее мобильника. Отозвался автоответчик. «Позвони мне, как только сможешь», – записал он свое сообщение.
Он попытался застать кого-нибудь в редакции. Все были заняты. А Сара Матей, сказала телефонистка, сегодня наверняка уже больше не появится.
Фабио ждал. На обоях над окном расплылось влажное пятно. Может, где-то просочилась вода, вероятно, из-за застрявших жалюзи. С тех пор как пошел дождь, воздух в комнате посвежел. Фабио открыл окно и задернул гардину с пальмами. С улицы донеслось шуршание шин по мокрому асфальту.
Из мобильника послышалось «Болеро» Равеля. Фабио отключил вызов. Он разыскал инструкцию, и после многочисленных безуспешных попыток ему все-таки удалось стереть болеро как позывные Марлен.
Спустя некоторое время раздался обычный звонок.
«Номер не определен», – высветилось на дисплее. Он откликнулся.
– Ты слышал о Лукасе? – спросила Марлен. – Да.
– Ты знаешь подробности?
Фабио завелся.
– Почему я? – заорал он. – Почему непременно – я? Ты с ним больше контачила. Тебе что-нибудь известно?
– Извини. Я не собиралась действовать тебе на нервы. – В ее голосе звучал сарказм.
– Если я что-нибудь узнаю, то сообщу, – сказал он примирительным тоном. – Прости.
Он пытался представить себе Лукаса. Застрявшего в решетках гидростанции. Опутанного водорослями – в грязном вздувшемся потоке коричневой реки. Обезображенного – на катафалке в Институте судебной медицины. Со скрещенными руками – в гробу.
Почему он это сделал? Из-за несчастной любви? Из-за угрызений совести? Из-за того и другого? От отчаяния? Или из мести?
В глубине души Фабио склонялся к последнему объяснению. Лукас хотел подложить им свинью. Если уж он потерял Норину, так пусть, по крайней мере, он, как камень, ляжет у них на пути. В виде утопленника – Лукаса Егера, который станет для обоих вечным укором.
А что Норина разошлась с Лукасом не из-за Фабио, она может рассказывать кому угодно. Но не Лукасу. И не Фабио.
Он снова набрал номер Сары. На этот раз она отозвалась немедленно.
– А я только что собралась тебе звонить. Норина сейчас у своих родителей. Она не желает тебя видеть.
– Как она?
– Хреново. Она винит себя. Позавчера она с ним рассталась.
– Он оставил прощальное письмо?
– Пока что ничего не нашли. Пока что известно очень немного. Вчера ночью, между одиннадцатью и четырьмя, он утонул в реке под мостом Зееталь.
– Откуда они так точно знают место?
– Если бы он бросился в реку выше по течению, он бы застрял около моста Зееталь. Там какой-то затор.
– Его родителям сообщили?
– Когда мы уходили из полицейского участка, их как раз привезли туда из Института судебной медицины. Они словно окаменели.
– Что я могу сделать?
– Лучше всего держись от всего этого подальше.
Фабио улегся на кровать и стал смотреть на медленно расплывающееся влажное пятно над окном. По жестяному подоконнику неутомимо барабанил дождь. Монотонно шуршали по лужам машины. Он чувствовал, как им овладевает тяжелая хандра.
В дверь постучали.
– Да! – крикнул Фабио, не вставая с кровати.
Вошла Саманта. Она дрожала от холода и куталась в свой махровый канареечного цвета халат.
– Je m'ennuie, – пожаловалась она. – Мне скучно.
Фабио остался лежать. Очевидно, он являл собой жалкое зрелище, потому что она спросила:
– Кто-нибудь умер?
Она спросила не всерьез, просто так. Когда Фабио кивнул, она испугалась:
– Из родных?
Фабио покачал головой.
Саманта присела на край кровати.
– Твой друг?
Фабио задумался над ответом.
– Раньше был другом. Пока не стал другом моей подруги.
– Он болел?
– Он покончил с собой.
– Почему?
– Она хотела его бросить.
– Тогда это подлость.
Саманта встала и вышла, но быстро вернулась и чем-то занялась в кухонной нише. Через некоторое время она принесла ему стакан с коричневатой дымящейся жидкостью.
– Пей медленно.
– Что это?
– Пунш.
– С твоим ромом?
Она кивнула:
– Мы пьем его горячим, когда нам грустно.
– А холодным?
– Когда хотим развеселиться.
Фабио приподнялся на кровати и осторожно сделал глоток. У напитка был вкус спиртного, отдававший сахаром и лимоном.
Саманта снова уселась на край кровати.
– На Гваделупе я дала одному парню поворот от ворот. Он заявился вечером и стал ломиться в дом. И все орал: «Впусти меня, или я застрелюсь!» Не могла я его впустить, я была не одна. Полночи он все вопил: «Впусти меня, или я застрелюсь! Впусти, или застрелюсь!» В общем, он меня достал, и я ему крикнула: «Оставь меня в покое, можешь стреляться!» Пей свой грог!
Фабио сделал глоток.
– А что было потом? – спросил он, как маленький мальчик, которому перед сном рассказывают сказку.
Саманта пожала плечами:
– Он оставил меня в покое и застрелился.
Фабио не смог удержаться от смеха.
– Вот видишь. Не стоит переживать из-за людей, которые кончают с собой из-за того, что кто-то их бросил. Так не поступают. Вот ты же не покончил с собой, когда она тебя бросила.
– Это я ее бросил.
– Но ты же сказал, что он был твоим другом, пока не стал ее другом.
– Верно.
– Ты ее бросил, а потом переживал из-за ее нового друга?
– Звучит странно, да?
Она покрутила пальцем у виска.
– Почему же ты ее бросил?
– Я забыл.
Саманта рассмеялась:
– Пей. Его нужно пить горячим, а то будет слишком весело.
Фабио глотнул горячего грога.
– А это правда, что за два-три удачных вечера вы зашибаете две с половиной тысячи?
– Тебе Фреди сказал?
Фабио кивнул:
– Это верно?
– Другие девочки зашибают.
– А ты?
– А я за один вечер. – На какой-то момент она сохранила серьезность. Потом расхохоталась. – Ну и лицо у тебя! Видел бы ты себя со стороны!
Фабио допил свой грог. Тяжесть во всем теле стала более приятной.
Саманта унесла пустой стакан в нишу и сполоснула.
Он встал и взял кое-что со стола.
– Закрой глаза, – скомандовал он, когда она вернулась. Она закрыла глаза.
Он надел ей на шею коралловые бусы и открыл шкаф с зеркальной стенкой.
– Теперь открой.
Она открыла глаза и бережно, кончиками пальцев, погладила кораллы. Они излучали то же матовое мерцание, что и ее почти черная кожа.
– Это мне?
Фабио кивнул.
– Кораллы?
– Из Средиземного моря.
– У нас тоже есть кораллы. Но не такие красные.
– Они принадлежали одной нимфе.
– Что это – нимфа?
– Прелестная девушка с крыльями. Она была возлюбленной Геркулеса. Когда она умерла, он похоронил ее в самом красивом месте на свете и назвал это место ее именем. Амальфи. Ты когда-нибудь слышала об Амальфи?
Саманта покачала головой:
– Но я слышала о Геркулесе. – Она взяла в руки его голову и поцеловала долгим поцелуем. – Слишком много мускулов.
– У меня?
– У Геркулеса.
– Вы тоже чувствуете себя так, словно заново родились? – спросил доктор Фогель, подгребая к Фабио. Он был облачен в некое подобие колониального мундира со вшитым поясом и погонами.
«Интересно, – подумал Фабио, – где шьют одежду таких огромных размеров?»
Он рассказал о том, что произошло вчера. Доктор Фогель выслушал его, ничему не удивляясь. Потом сказал:
– Получается, что человек, которого вы мечтали убить, избавил вас от этой работы?
– Можно и так на это посмотреть.
– А как вы на это смотрите?
Фабио немного подумал:
– Как на дурной тон.
– Вы ставите оценки за самоубийства? – В голосе Фогеля прозвучало раздражение.
– Это ультимативная пощечина. Совершенно запрещенный прием в борьбе за любовь человека. Неслыханная бестактность.
– Самоубийство – это конец всякой учтивости. Кстати, и в отношении самого себя.
– В этом я не слишком уверен. Некоторые люди так безумно жаждут угробить ближнего, что готовы заплатить за это собственной жизнью.
– Вы рассуждаете в точности как ваш машинист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36