– Ты уже давно должна была убраться отсюда. Лучше бы ты вернулась в Голден в Колорадо. Ну давай, выкладывай все, Ирис.
Дети, собравшиеся в холле, так шумели, что нам трудно было слышать друг друга. С таким же успехом можно разговаривать в вольере во время кормления птиц. Она невольно прикрыла рот рукой.
– Как вы меня назвали?
– Я назвал тебя Ирис. Ты единственная родственница Пат. Ты ее кузина из Голдена. Итак, что же ты хотела отнять у Пат? – Я снова влепил ей пощечину, сперва ладонью, потом тыльной стороной руки. – Что у нее есть такое ценное, из-за чего Рег и его свора прикончили уже трех человек?
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Ты не красилась в рыжий цвет? Ты не выдавала себя за Пат?
– Нет!
– Ты не была любовницей Кери в течение шести последних месяцев? Так?
– Не была.
– Ты не подкинула вещи Пат в квартиру Кери? И не ты оставила сумочку у Эдди Гюнеса?
– Нет.
– Это не ты подделала телефонные счета, чтобы я был тебе благодарен? Не ты использовала свое соблазнительное тело-, чтобы увлечь меня? Разве не ты, образно выражаясь, изнасиловала меня, надеясь, что я забуду обещание, которое дал Пат?
Красивая блондинка, которую я знал как Миру Белл, побледнела. Кровь отхлынула от ее лица.
– Нет, я сделала это потому, что вы мне нравились.
Я схватил ее за платье и потряс. Тонкий материал сразу же разорвался. Она не носила бюстгальтера и поэтому спешно отступила, прикрывая руками грудь. Да, теперь она уже не ломала комедию. Она плакала. Вероятно, она решила, что я придушу ее, если она не заговорит. И была недалека от истины.
– Поверь мне, Герман, это не моя идея. Он сам приехал ко мне в Голден и предложил это дело.
Чего же я достиг? Кровь заливала мне глаза. Я прислонился спиной к стене и вытер рукавом глаза. А она все пятилась от меня к двери. Она почти достигла Ивера Парка, который все еще сидел на полу и у которого через рану в груди вместе с кровью выходила жизнь.
Тут я опомнился. Я вспомнил о револьвере, который отбросил Хоплон, но было уже поздно. Она нагнулась и попыталась его подобрать, но ее опередил Парк.
– Нет, – прохрипел он почти беззвучно.
Она с трудом выпрямилась и обратилась к нему, как к ребенку, который не слушается старших:
– Дай мне этот револьвер, Ивер.
– Нет, – простонал он, слабо покачивая головой.
Я шагнул вперед.
– Тогда отдайте его мне, старина.
– Вы мне нравитесь не больше, чем она. – Потом он посмотрел на нее. – Зачем ты сделала это? Ты убила меня...
– Нет, дорогой мой, я сделала это не нарочно. Это несчастный случай. Умоляю тебя, отдай мне револьвер!
Она протянула руку, но Парк оттолкнул ее дулом револьвера.
– Нет. – Этот жест усилил поток крови из раны. – Хоплон и ты обещали мне, что я буду богат. Вы мне лгали.
Блондинка облизнула пересохшие губы. Она ничего не могла ему предложить, кроме самой себя. Она стала срывать с себя остатки платья. Все ее одежда состояла теперь только из прозрачных трусиков, не скрывавших ее прелестей, которые я однажды отведал. Она прошла по комнате, стараясь постыдными телодвижениями привлечь взгляд умирающего.
– Ты еще сможешь разбогатеть, милый, – бормотала она – Ты и я. Нам никто не помешает, кроме Стена. Я умоляю тебя, дай мне револьвер! Ты сможешь делать со мной, что захочешь.
Она нагнулась к нему и, касаясь его лица обнаженными грудями, попыталась отобрать у него оружие.
– Проклятая! Исчадие ада! – Из последний сил прошипел Парк и выстрелил в нее три раза.
Я услышал знакомый звук, похожий на чмоканье, когда пули впиваются в тело. Она пошатнулась, стараясь сохранить равновесие, и свалилась на кровать, на которой и осталась в сидячем положении.
– О нет, – прошептала она, – только не это...
Голос у нее стал вдруг тонкий, как у маленькой девочки, которую наказали. Она прижала руки к животу, зажимая рану. На какое-то время ей удалось остановить кровь, но вскоре она просочилась сквозь пальцы.
– О нет, только не это...
Я взглянул на Парка. Усилие, которое он затратил, нажимая на спуск, доконало его. Он окончательно перестал существовать для маленьких девочек. И для больших тоже. Тело его согнулось в предсмертных конвульсиях и навсегда замерло. С того места, где я находился, его плешивая голова стала похожа на пасхальное яйцо, спрятанное между ног. Я взял у него револьвер, поставил его на предохранитель и подошел к кровати.
Ирис дышала тяжело и с трудом. Ее дыхание вырывалось со странным шумом. Кроме этого звука, ничто не нарушало тишину. Удары в дверь прекратились, и девочки смолкли. Больше некому будет склонять их к половым извращениям и другим гнусностям, к которым имел склонность директор приюта Парк.
Где-то вдалеке послышалось, или мне показалось, что я слышу, завывание полицейской сирены.
– Тебе очень больно, малышка?
Она подняла глаза, на которых выступили слезы, и шепнула:
– Да.
– Ты хочешь, чтобы я осмотрел тебя и попробовал остановить кровь?
– Если я отниму руки, мне конец.
Я устроился рядом с ней, поглаживая ее по голове.
– Что же все-таки случилось, Ирис? Как спасти Пат?
Ее синие глаза померкли. Она все время облизывала сухие губы. Сейчас она походила на змею, голова которой попала в капкан, и она ищет возможность в последний раз выпустить яд.
– Слушай меня, – ответила она наконец. – Эстакада № 15. На полдороге в направлении на восток, в секторе 40, зона 63 Аннекс, Гауванус Ви.
– Это на восток от Массажерис Эри, там где находится главный промысел?
Она утвердительно кивнула головой. Я повторил, как попугай, слова, которые она произнесла, но они мне абсолютно ничего не говорили. Я закурил сигарету и сунул ее в губы Ирис.
Она затянулась осторожно, как будто не была уверена, что ее легкие в порядке.
– А потом? Я ведь больше ничего не знаю.
– Ты найдешь, – с трудом ответила она.
Я просунул руку и обнял ее за талию, чтобы немного приободрить несчастную девушку.
– Сожми меня покрепче, – простонала она. – Я боюсь, Герман.
Что я мог ей сказать? Что все мы умрем раньше или позже?
Она ведь думала только о себе.
Ее взгляд встретился с моим.
– Ты меня ненавидишь, да?
Я попытался немного приободрить ее:
– Нет, этого я не могу утверждать.
Ее голос стал почти беззвучным:
– Докажи мне это. Я очень боюсь. Поцелуй меня, прежде чем я умру, Герман.
В конце концов я ведь спал с ней и делил любовь. Я поцеловал ее в последний раз. Ее губы прильнули к моим, и она отняла руки от живота. Окровавленные пальцы одной руки она запустила в мои волосы, другой рукой схватила с подушки револьвер.
– Чтобы уйти не одной, – на одном дыхании проговорила она.
Прижав револьвер к моему животу, она нажала на курок, но выстрела не последовало.
Я отобрал у нее оружие и бросил его на подушку.
– Ни на секунду не сомневался, что ты попробуешь нанести мне этот удар, малышка. Поэтому я и поставил его на предохранитель. Убийство тоже ремесло – его надо изучить.
Жало змеи снова высунулось из ее губок:
– Подонок, грязный подонок... – прошептала она. – Если бы ты не вмешался в это дело со своей дурной башкой...
Дрожь пробежала по ее телу. Она собрала все силы, чтобы пробормотать:
– Жаль... без тебя... жаль...
Я отпустил ее и выпрямился, мысленно сняв шляпу.
– Прощай, крошка. Мир праху твоему!
Я произнес это совершенно хладнокровно, без малейшего сожаления. Как флик. Думая о том, что она сделала с Пат. Думая о том, что она сделала мне.
Блондинка нагнулась и медленно повернулась в предсмертной агонии. Я брезгливо отстранился, чтобы она не задела меня. Она завалилась на спину и попыталась плюнуть в меня, но захлебнулась кровью, которая подступила к ее горлу. Раздался короткий всхрип, она содрогнулась и испустила последний вздох.
Вой сирены приближался. Сейчас рыбаки найдут свою золотую рыбку. Теперь мое сопротивление ни к чему не приведет. Я дошел до конца своего пути. Мне оставалось только ждать, когда постучат в дверь.
Я опустил взгляд на блондинку, которую раньше называл Мирой, и почувствовал себя несколько неловко. Прозрачные трусики, залитые свежей кровью и неподходящая одежда для молодой девушки, которая уже, вероятно, предстала перед Высшим судом. Кстати, мне было бы неприятно, если бы и флики увидели ее в таком виде. Слишком уж мало на ней одежды.
Я сорвал с постели простыню и накрыл бедняжку, произнеся при этом:
– В добрый путь, малышка. Когда-нибудь встретимся, и лучше позже, чем раньше.
После всего что случилось, кто я такой, чтобы бросать в нее камни?
Глава 17
Чарлз-стрит совсем не изменилась. Там по-прежнему пахло комиссариатом. Я посмотрел наружу через зарешеченное окно туалета. Вновь наступила ночь. Влюбленные и просто прохожие сидели на серых и красных камнях. Мы тоже делали так: Пат и я. То тут, то там включались и выключались фонари, загорались и темнели окна в домах. Порядочные люди занимаются любовью со своими женами или кормят своих младенцев.
Маленькие люди, которые вкалывают на работе и живут с одним мужем или женой всю жизнь. Эти люди никогда не видели и не увидят в газетах своего имени.
Да! Говорят, что так происходит все время: триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и в маленьких гостиницах, на задних сиденьях машин, в канавах, в конторах, в нищенских кварталах и в шикарных домах. Ведь в Нью-Йорке проживает восемь миллионов жителей.
Джим Пурвис вошел в комнату в тот момент, когда я натягивал свой пиджак.
– Как дела, старина? – спросил он.
– Пока неважно.
Я посмотрел на себя в зеркале над умывальником. У меня уже был Монт, он принес чистую рубашку и другие вещи, чтобы я мог переодеться. Один из санитаров-полицейских сделал все, чтобы облегчить мне боль от моих ран и ушибов. Но, несмотря на опрятный вид, моя физиономия все же выглядела так, как будто ее пропустили через мясорубку.
Вошел Або, чтобы вымыть руки. Он никогда не любил молчать, а сейчас говорил еще быстрее, чем обычно. Проходя мимо меня, он сильно шлепнул меня по заду.
– Итак, этот проклятый упрямец опять выиграл дело, не так ли, Джим?
Но Джим был не очень-то в этом уверен и ничего не ответил. Я осведомился у Або, привел ли он типа из страхового общества.
Або довольно потирал руки.
– Я притащил самого директора, а он привел с собой двух служащих, которые захватили столько регистрационных документов, что можно произвести опись всей поземельной собственности в Бруклине.
– Ты готов? – спросил Джим.
– Да, – буркнул я и последовал за ним по коридору в кабинет капитана Карвора. Официально я все еще находился под арестом. Справа от меня шел Монт, слева – Корк.
В кабинете собрались те же люди, которые присутствовали при аресте Пат. Я застыл возле стола, за которым сидела Пат, и положил ей руки на плечи.
– Еще немного терпения, любимая, мы вместе отправимся домой.
Ее прекрасные глаза наполнились слезами.
– Это правда, Герман?
Я нагнулся, чтобы поцеловать ее влажные глаза.
– Правда...
Розовые щеки помощника прокурора Хаверса еще больше порозовели.
– Очень трогательная сцена, – заявил он. – Но не могли бы вы подтвердить ваши оптимистические высказывания некоторыми доказательствами и тем оправдать ваше сегодняшнее поведение.
Я закурил сигарету и презрительно взглянул на него.
– Вас мучает, мой дорогой, то, что вы оказались перед фактами, подтверждающими правдивость истории, но вы не знаете, с какого конца за нее взяться. Но если вы желаете понять ее, я помогу вам разобраться в этом деле и осветить некоторые детали.
Хаверс не произнес ни слова.
Я прошел в глубину кабинета к носилкам, лежащим на двух стульях, и приподнял простыню. Парни из лаборатории немало потрудились над Ирис. С замазанными веснушками и с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, она походила на Пат, как двойник.
Греди, так же как и Джим, не был уверен до конца. Старик сидел верхом на стуле в углу кабинета.
– Итак, пора кончать это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Дети, собравшиеся в холле, так шумели, что нам трудно было слышать друг друга. С таким же успехом можно разговаривать в вольере во время кормления птиц. Она невольно прикрыла рот рукой.
– Как вы меня назвали?
– Я назвал тебя Ирис. Ты единственная родственница Пат. Ты ее кузина из Голдена. Итак, что же ты хотела отнять у Пат? – Я снова влепил ей пощечину, сперва ладонью, потом тыльной стороной руки. – Что у нее есть такое ценное, из-за чего Рег и его свора прикончили уже трех человек?
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Ты не красилась в рыжий цвет? Ты не выдавала себя за Пат?
– Нет!
– Ты не была любовницей Кери в течение шести последних месяцев? Так?
– Не была.
– Ты не подкинула вещи Пат в квартиру Кери? И не ты оставила сумочку у Эдди Гюнеса?
– Нет.
– Это не ты подделала телефонные счета, чтобы я был тебе благодарен? Не ты использовала свое соблазнительное тело-, чтобы увлечь меня? Разве не ты, образно выражаясь, изнасиловала меня, надеясь, что я забуду обещание, которое дал Пат?
Красивая блондинка, которую я знал как Миру Белл, побледнела. Кровь отхлынула от ее лица.
– Нет, я сделала это потому, что вы мне нравились.
Я схватил ее за платье и потряс. Тонкий материал сразу же разорвался. Она не носила бюстгальтера и поэтому спешно отступила, прикрывая руками грудь. Да, теперь она уже не ломала комедию. Она плакала. Вероятно, она решила, что я придушу ее, если она не заговорит. И была недалека от истины.
– Поверь мне, Герман, это не моя идея. Он сам приехал ко мне в Голден и предложил это дело.
Чего же я достиг? Кровь заливала мне глаза. Я прислонился спиной к стене и вытер рукавом глаза. А она все пятилась от меня к двери. Она почти достигла Ивера Парка, который все еще сидел на полу и у которого через рану в груди вместе с кровью выходила жизнь.
Тут я опомнился. Я вспомнил о револьвере, который отбросил Хоплон, но было уже поздно. Она нагнулась и попыталась его подобрать, но ее опередил Парк.
– Нет, – прохрипел он почти беззвучно.
Она с трудом выпрямилась и обратилась к нему, как к ребенку, который не слушается старших:
– Дай мне этот револьвер, Ивер.
– Нет, – простонал он, слабо покачивая головой.
Я шагнул вперед.
– Тогда отдайте его мне, старина.
– Вы мне нравитесь не больше, чем она. – Потом он посмотрел на нее. – Зачем ты сделала это? Ты убила меня...
– Нет, дорогой мой, я сделала это не нарочно. Это несчастный случай. Умоляю тебя, отдай мне револьвер!
Она протянула руку, но Парк оттолкнул ее дулом револьвера.
– Нет. – Этот жест усилил поток крови из раны. – Хоплон и ты обещали мне, что я буду богат. Вы мне лгали.
Блондинка облизнула пересохшие губы. Она ничего не могла ему предложить, кроме самой себя. Она стала срывать с себя остатки платья. Все ее одежда состояла теперь только из прозрачных трусиков, не скрывавших ее прелестей, которые я однажды отведал. Она прошла по комнате, стараясь постыдными телодвижениями привлечь взгляд умирающего.
– Ты еще сможешь разбогатеть, милый, – бормотала она – Ты и я. Нам никто не помешает, кроме Стена. Я умоляю тебя, дай мне револьвер! Ты сможешь делать со мной, что захочешь.
Она нагнулась к нему и, касаясь его лица обнаженными грудями, попыталась отобрать у него оружие.
– Проклятая! Исчадие ада! – Из последний сил прошипел Парк и выстрелил в нее три раза.
Я услышал знакомый звук, похожий на чмоканье, когда пули впиваются в тело. Она пошатнулась, стараясь сохранить равновесие, и свалилась на кровать, на которой и осталась в сидячем положении.
– О нет, – прошептала она, – только не это...
Голос у нее стал вдруг тонкий, как у маленькой девочки, которую наказали. Она прижала руки к животу, зажимая рану. На какое-то время ей удалось остановить кровь, но вскоре она просочилась сквозь пальцы.
– О нет, только не это...
Я взглянул на Парка. Усилие, которое он затратил, нажимая на спуск, доконало его. Он окончательно перестал существовать для маленьких девочек. И для больших тоже. Тело его согнулось в предсмертных конвульсиях и навсегда замерло. С того места, где я находился, его плешивая голова стала похожа на пасхальное яйцо, спрятанное между ног. Я взял у него револьвер, поставил его на предохранитель и подошел к кровати.
Ирис дышала тяжело и с трудом. Ее дыхание вырывалось со странным шумом. Кроме этого звука, ничто не нарушало тишину. Удары в дверь прекратились, и девочки смолкли. Больше некому будет склонять их к половым извращениям и другим гнусностям, к которым имел склонность директор приюта Парк.
Где-то вдалеке послышалось, или мне показалось, что я слышу, завывание полицейской сирены.
– Тебе очень больно, малышка?
Она подняла глаза, на которых выступили слезы, и шепнула:
– Да.
– Ты хочешь, чтобы я осмотрел тебя и попробовал остановить кровь?
– Если я отниму руки, мне конец.
Я устроился рядом с ней, поглаживая ее по голове.
– Что же все-таки случилось, Ирис? Как спасти Пат?
Ее синие глаза померкли. Она все время облизывала сухие губы. Сейчас она походила на змею, голова которой попала в капкан, и она ищет возможность в последний раз выпустить яд.
– Слушай меня, – ответила она наконец. – Эстакада № 15. На полдороге в направлении на восток, в секторе 40, зона 63 Аннекс, Гауванус Ви.
– Это на восток от Массажерис Эри, там где находится главный промысел?
Она утвердительно кивнула головой. Я повторил, как попугай, слова, которые она произнесла, но они мне абсолютно ничего не говорили. Я закурил сигарету и сунул ее в губы Ирис.
Она затянулась осторожно, как будто не была уверена, что ее легкие в порядке.
– А потом? Я ведь больше ничего не знаю.
– Ты найдешь, – с трудом ответила она.
Я просунул руку и обнял ее за талию, чтобы немного приободрить несчастную девушку.
– Сожми меня покрепче, – простонала она. – Я боюсь, Герман.
Что я мог ей сказать? Что все мы умрем раньше или позже?
Она ведь думала только о себе.
Ее взгляд встретился с моим.
– Ты меня ненавидишь, да?
Я попытался немного приободрить ее:
– Нет, этого я не могу утверждать.
Ее голос стал почти беззвучным:
– Докажи мне это. Я очень боюсь. Поцелуй меня, прежде чем я умру, Герман.
В конце концов я ведь спал с ней и делил любовь. Я поцеловал ее в последний раз. Ее губы прильнули к моим, и она отняла руки от живота. Окровавленные пальцы одной руки она запустила в мои волосы, другой рукой схватила с подушки револьвер.
– Чтобы уйти не одной, – на одном дыхании проговорила она.
Прижав револьвер к моему животу, она нажала на курок, но выстрела не последовало.
Я отобрал у нее оружие и бросил его на подушку.
– Ни на секунду не сомневался, что ты попробуешь нанести мне этот удар, малышка. Поэтому я и поставил его на предохранитель. Убийство тоже ремесло – его надо изучить.
Жало змеи снова высунулось из ее губок:
– Подонок, грязный подонок... – прошептала она. – Если бы ты не вмешался в это дело со своей дурной башкой...
Дрожь пробежала по ее телу. Она собрала все силы, чтобы пробормотать:
– Жаль... без тебя... жаль...
Я отпустил ее и выпрямился, мысленно сняв шляпу.
– Прощай, крошка. Мир праху твоему!
Я произнес это совершенно хладнокровно, без малейшего сожаления. Как флик. Думая о том, что она сделала с Пат. Думая о том, что она сделала мне.
Блондинка нагнулась и медленно повернулась в предсмертной агонии. Я брезгливо отстранился, чтобы она не задела меня. Она завалилась на спину и попыталась плюнуть в меня, но захлебнулась кровью, которая подступила к ее горлу. Раздался короткий всхрип, она содрогнулась и испустила последний вздох.
Вой сирены приближался. Сейчас рыбаки найдут свою золотую рыбку. Теперь мое сопротивление ни к чему не приведет. Я дошел до конца своего пути. Мне оставалось только ждать, когда постучат в дверь.
Я опустил взгляд на блондинку, которую раньше называл Мирой, и почувствовал себя несколько неловко. Прозрачные трусики, залитые свежей кровью и неподходящая одежда для молодой девушки, которая уже, вероятно, предстала перед Высшим судом. Кстати, мне было бы неприятно, если бы и флики увидели ее в таком виде. Слишком уж мало на ней одежды.
Я сорвал с постели простыню и накрыл бедняжку, произнеся при этом:
– В добрый путь, малышка. Когда-нибудь встретимся, и лучше позже, чем раньше.
После всего что случилось, кто я такой, чтобы бросать в нее камни?
Глава 17
Чарлз-стрит совсем не изменилась. Там по-прежнему пахло комиссариатом. Я посмотрел наружу через зарешеченное окно туалета. Вновь наступила ночь. Влюбленные и просто прохожие сидели на серых и красных камнях. Мы тоже делали так: Пат и я. То тут, то там включались и выключались фонари, загорались и темнели окна в домах. Порядочные люди занимаются любовью со своими женами или кормят своих младенцев.
Маленькие люди, которые вкалывают на работе и живут с одним мужем или женой всю жизнь. Эти люди никогда не видели и не увидят в газетах своего имени.
Да! Говорят, что так происходит все время: триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и в маленьких гостиницах, на задних сиденьях машин, в канавах, в конторах, в нищенских кварталах и в шикарных домах. Ведь в Нью-Йорке проживает восемь миллионов жителей.
Джим Пурвис вошел в комнату в тот момент, когда я натягивал свой пиджак.
– Как дела, старина? – спросил он.
– Пока неважно.
Я посмотрел на себя в зеркале над умывальником. У меня уже был Монт, он принес чистую рубашку и другие вещи, чтобы я мог переодеться. Один из санитаров-полицейских сделал все, чтобы облегчить мне боль от моих ран и ушибов. Но, несмотря на опрятный вид, моя физиономия все же выглядела так, как будто ее пропустили через мясорубку.
Вошел Або, чтобы вымыть руки. Он никогда не любил молчать, а сейчас говорил еще быстрее, чем обычно. Проходя мимо меня, он сильно шлепнул меня по заду.
– Итак, этот проклятый упрямец опять выиграл дело, не так ли, Джим?
Но Джим был не очень-то в этом уверен и ничего не ответил. Я осведомился у Або, привел ли он типа из страхового общества.
Або довольно потирал руки.
– Я притащил самого директора, а он привел с собой двух служащих, которые захватили столько регистрационных документов, что можно произвести опись всей поземельной собственности в Бруклине.
– Ты готов? – спросил Джим.
– Да, – буркнул я и последовал за ним по коридору в кабинет капитана Карвора. Официально я все еще находился под арестом. Справа от меня шел Монт, слева – Корк.
В кабинете собрались те же люди, которые присутствовали при аресте Пат. Я застыл возле стола, за которым сидела Пат, и положил ей руки на плечи.
– Еще немного терпения, любимая, мы вместе отправимся домой.
Ее прекрасные глаза наполнились слезами.
– Это правда, Герман?
Я нагнулся, чтобы поцеловать ее влажные глаза.
– Правда...
Розовые щеки помощника прокурора Хаверса еще больше порозовели.
– Очень трогательная сцена, – заявил он. – Но не могли бы вы подтвердить ваши оптимистические высказывания некоторыми доказательствами и тем оправдать ваше сегодняшнее поведение.
Я закурил сигарету и презрительно взглянул на него.
– Вас мучает, мой дорогой, то, что вы оказались перед фактами, подтверждающими правдивость истории, но вы не знаете, с какого конца за нее взяться. Но если вы желаете понять ее, я помогу вам разобраться в этом деле и осветить некоторые детали.
Хаверс не произнес ни слова.
Я прошел в глубину кабинета к носилкам, лежащим на двух стульях, и приподнял простыню. Парни из лаборатории немало потрудились над Ирис. С замазанными веснушками и с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, она походила на Пат, как двойник.
Греди, так же как и Джим, не был уверен до конца. Старик сидел верхом на стуле в углу кабинета.
– Итак, пора кончать это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22