..'
И тут он услышал звук.
Этот звук он слышал миллион раз, звук был обычным в
жизни любого американского мужчины... но сейчас наполнил
его сердце страхом и ползучим ужасом, невзирая на все, что
говорили опыт и убеждения.
Этот звук производил человек: мочившийся в писсуар.
Но, хотя в забрызганном рвотой зеркале отражались все
три писсуара, ни за одним из них никто не стоял.
Диз подумал: "Вампир не может отра..."
Потом увидел, как красноватая жидкость падает на фаянс
среднего писсуара, стекает вниз и закручивается
геометрическими фигурами перед сливным отверстием.
Струи в воздухе не было; он видел только, как жидкость
соприкасается с мертвым фаянсом.
Вот когда она становилась видимой.
Он застыл. Он стоял, упершись руками в края раковины,
рот, горло и нос были переполнены вкусом и запахом курицы
по-креольски, и наблюдал немыслимое, хотя и прозаическое
явление, которое происходило у него за спиной.
"Я смотрю, - пронеслось, как в тумане, у него в голове,
- как писает вампир".
Казалось, это тянется вечно - кровавая моча ударяется о
фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом. Диз
стоял, упираясь в раковину, куда только что изверг одержимое
своего желудка, впившись глазами в отражение зеркала, и
чувствовал себя застывшей шестерней какого-то заевшего
огромного механизма.
"Скорее всего, я мертв".
В зеркало он видел, как хромированная сливная рукоятка
сама собой опустилась, послышался грохот воды.
Диз услышал шуршание, понял, что это пелерина, и еще
понял, что, если обернется, то можно будет вычеркнуть
"скорее всего" из его предыдущей мысли. Он стоял
неподвижно, до боли вцепившись в края раковины.
За спиной у него зазвучал низкий голос без обертонов.
Говоривший был так близко, что Диз чувствовал его холодное
дыхание у себя на затылке.
- Ты следил за мной, - произнес бесстрастный голос.
Диз застонал.
- Да, - продолжал тот же голос, будто Диз отрицал
сказанное. - Видишь, я знаю. Я все о тебе знаю. Теперь
слушай внимательно, мой любопытный друг, потому что я это
говорю один раз: больше за мной не следи.
Диз снова застонал, как побитая собака, и в брюках у
него опять полилось.
- Открой камеру, - раздался бесстрастный голос.
"Моя пленка! - закричало что-то внутри Диза. - Моя
пленка! Все, что у меня есть! Мои снимки!"
Сухой шелест пелерины - как взмах крыла летучей мыши.
Хотя Диз ничего не видел, он почувствовал, что Ночной
Летун приблизился.
Быстро.
Пленка - это еще не все.
Кроме того, есть жизнь. Какая бы она ни была.
Ему представилось, как он оборачивается и видит то,
что не могло показать зеркало: видит Ночного Летуна -
гротесковую фигуру, похожую на летучую мышь, забрызганную
кровью, кусочками мяса и клочьями вырванных волос; снимает
кадр за кадром под жужжание перемотчика... но ничего этого
не будет.
Вовсе ничего.
- Ты настоящий, - выдавил он, не оборачиваясь, не в
силах оторвать рук от раковины.
- Ты тоже, - парировал бесстрастный голос, и теперь
Дизу почудились древние склепы и запечатанные гробницы в его
здании, - пока еще, во всяком случае. Это твой последний
шанс, мой любопытный несостоявшийся биограф. Открой камеру...
или это сделаю я.
Онемевшими пальцами Диз открыл свой "никон".
Что-то дуло на его похолодевшее лицо - будто туда-сюда
водили бритвой. На мгновение показалась длинная белая
кисть, вся залитая кровью, обкусанные ногти с забившейся под
них грязью.
Потом пленка вышла из кассеты и безжизненно обвисла.
Опять сухой шелест. Опять зловонное дыхание. Какое-то
время казалось, что Ночной Летун все-таки убьет его. Затем
он увидел в зеркале, как дверь мужского туалета открывается
сама собой.
"Я ему не нужен, - думал Диз. - Он сегодня очень плотно
наелся". Тут же его снова вырвало, теперь прямо на отражение
собственного лица.
Дверь, снабженная пневматическим гарниром, бесшумно
захлопнулась.
Диз оставался на месте еще минуты три; оставался, пока
не раздался вой сирен чуть ли не на крыше аэровокзала;
оставался, пока слышался рев авиационного двигателя.
Разумеется, двигатель "сесны-337 скаймастер".
Потом он вышел из туалета на ватных, негнущихся ногах,
ударился о противоположную стену коридора, отшатнулся и
побрел дальше обратно в здание вокзала. Он поскользнулся в
луже крови и едва не упал.
- Стой, мистер! - заорал полицейский у него за спиной. -
Стой на месте! Один шаг - и я стреляю!
Диз даже не обернулся.
- Пресса, дурачок, - сказал он, держа в одной руке
камеру, а в другой газетное удостоверение. Он подошел к
разбитому окну, забыв о том что засвеченная пленка все еще
торчит у него из камеры, словно длинная полоска конфетти, и
стал наблюдать, как "сесна" взлетает по дорожке 5. На
мгновение она промелькнула черным силуэтом на фоне догоравших
диспетчерской и вспомогательных баков, силуэтом, очень
напоминавшим летучую мышь, а затем взмыла в небо, исчезла,
и полицейский двинул Диза о стену так, что у него кровь пошла
из носа, а он не заметил, ему было все равно, и когда
рыдания начали сотрясать ему грудь, он закрыл глаза, и все
равно видел, как кровавая моча Ночного Летуна ударяется о
фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом.
"Это зрелище теперь со мной навсегда", - подумал он.
1 2 3 4 5 6 7
И тут он услышал звук.
Этот звук он слышал миллион раз, звук был обычным в
жизни любого американского мужчины... но сейчас наполнил
его сердце страхом и ползучим ужасом, невзирая на все, что
говорили опыт и убеждения.
Этот звук производил человек: мочившийся в писсуар.
Но, хотя в забрызганном рвотой зеркале отражались все
три писсуара, ни за одним из них никто не стоял.
Диз подумал: "Вампир не может отра..."
Потом увидел, как красноватая жидкость падает на фаянс
среднего писсуара, стекает вниз и закручивается
геометрическими фигурами перед сливным отверстием.
Струи в воздухе не было; он видел только, как жидкость
соприкасается с мертвым фаянсом.
Вот когда она становилась видимой.
Он застыл. Он стоял, упершись руками в края раковины,
рот, горло и нос были переполнены вкусом и запахом курицы
по-креольски, и наблюдал немыслимое, хотя и прозаическое
явление, которое происходило у него за спиной.
"Я смотрю, - пронеслось, как в тумане, у него в голове,
- как писает вампир".
Казалось, это тянется вечно - кровавая моча ударяется о
фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом. Диз
стоял, упираясь в раковину, куда только что изверг одержимое
своего желудка, впившись глазами в отражение зеркала, и
чувствовал себя застывшей шестерней какого-то заевшего
огромного механизма.
"Скорее всего, я мертв".
В зеркало он видел, как хромированная сливная рукоятка
сама собой опустилась, послышался грохот воды.
Диз услышал шуршание, понял, что это пелерина, и еще
понял, что, если обернется, то можно будет вычеркнуть
"скорее всего" из его предыдущей мысли. Он стоял
неподвижно, до боли вцепившись в края раковины.
За спиной у него зазвучал низкий голос без обертонов.
Говоривший был так близко, что Диз чувствовал его холодное
дыхание у себя на затылке.
- Ты следил за мной, - произнес бесстрастный голос.
Диз застонал.
- Да, - продолжал тот же голос, будто Диз отрицал
сказанное. - Видишь, я знаю. Я все о тебе знаю. Теперь
слушай внимательно, мой любопытный друг, потому что я это
говорю один раз: больше за мной не следи.
Диз снова застонал, как побитая собака, и в брюках у
него опять полилось.
- Открой камеру, - раздался бесстрастный голос.
"Моя пленка! - закричало что-то внутри Диза. - Моя
пленка! Все, что у меня есть! Мои снимки!"
Сухой шелест пелерины - как взмах крыла летучей мыши.
Хотя Диз ничего не видел, он почувствовал, что Ночной
Летун приблизился.
Быстро.
Пленка - это еще не все.
Кроме того, есть жизнь. Какая бы она ни была.
Ему представилось, как он оборачивается и видит то,
что не могло показать зеркало: видит Ночного Летуна -
гротесковую фигуру, похожую на летучую мышь, забрызганную
кровью, кусочками мяса и клочьями вырванных волос; снимает
кадр за кадром под жужжание перемотчика... но ничего этого
не будет.
Вовсе ничего.
- Ты настоящий, - выдавил он, не оборачиваясь, не в
силах оторвать рук от раковины.
- Ты тоже, - парировал бесстрастный голос, и теперь
Дизу почудились древние склепы и запечатанные гробницы в его
здании, - пока еще, во всяком случае. Это твой последний
шанс, мой любопытный несостоявшийся биограф. Открой камеру...
или это сделаю я.
Онемевшими пальцами Диз открыл свой "никон".
Что-то дуло на его похолодевшее лицо - будто туда-сюда
водили бритвой. На мгновение показалась длинная белая
кисть, вся залитая кровью, обкусанные ногти с забившейся под
них грязью.
Потом пленка вышла из кассеты и безжизненно обвисла.
Опять сухой шелест. Опять зловонное дыхание. Какое-то
время казалось, что Ночной Летун все-таки убьет его. Затем
он увидел в зеркале, как дверь мужского туалета открывается
сама собой.
"Я ему не нужен, - думал Диз. - Он сегодня очень плотно
наелся". Тут же его снова вырвало, теперь прямо на отражение
собственного лица.
Дверь, снабженная пневматическим гарниром, бесшумно
захлопнулась.
Диз оставался на месте еще минуты три; оставался, пока
не раздался вой сирен чуть ли не на крыше аэровокзала;
оставался, пока слышался рев авиационного двигателя.
Разумеется, двигатель "сесны-337 скаймастер".
Потом он вышел из туалета на ватных, негнущихся ногах,
ударился о противоположную стену коридора, отшатнулся и
побрел дальше обратно в здание вокзала. Он поскользнулся в
луже крови и едва не упал.
- Стой, мистер! - заорал полицейский у него за спиной. -
Стой на месте! Один шаг - и я стреляю!
Диз даже не обернулся.
- Пресса, дурачок, - сказал он, держа в одной руке
камеру, а в другой газетное удостоверение. Он подошел к
разбитому окну, забыв о том что засвеченная пленка все еще
торчит у него из камеры, словно длинная полоска конфетти, и
стал наблюдать, как "сесна" взлетает по дорожке 5. На
мгновение она промелькнула черным силуэтом на фоне догоравших
диспетчерской и вспомогательных баков, силуэтом, очень
напоминавшим летучую мышь, а затем взмыла в небо, исчезла,
и полицейский двинул Диза о стену так, что у него кровь пошла
из носа, а он не заметил, ему было все равно, и когда
рыдания начали сотрясать ему грудь, он закрыл глаза, и все
равно видел, как кровавая моча Ночного Летуна ударяется о
фаянс, становится видимой и завихрятся перед сливом.
"Это зрелище теперь со мной навсегда", - подумал он.
1 2 3 4 5 6 7