Не крутились деревянные лопасти вентиляторов под потолком.
Пустые столики. Пустые табуреты за стойкой. Обращало на себя внимание
разбитое зеркало и... в первую секунду он не понял, в чем дело. Все пивные
краны были сорваны и разложены на стойке наподобие странных сувениров для
гостей.
В голосе Вики зазвучали нотки наигранной веселости, легко переходящей
в истерику:
- Ну, что же ты, узнавай. "Извините, сэр, вы не скажете, где..."
- Помолчи, - бросил он вяло, без прежней уверенности.
Свет здесь казался каким-то пыльным, пробиваясь сквозь огромные,
давно не мытые окна. И снова у него возникло ощущение, что за ним
наблюдают, и он вспомнил про труп в машине и пронзительный детский смех. В
голове закрутилось: скрытый от постороннего взора... скрытый от
постороннего взора...
Он скользнул взглядом по пожелтевшим ценникам на стойке: чисбургер
35_ц., пирог из ревеня 25 ц., наше фирменное блюдо мясо в горшочке 80 ц.
"Интересно, когда я последний раз видел в баре такие цены", - подумал
он.
Вики словно услышала его мысли:
- Ты посмотри! - она показывала на настенный календарь. И с хриплым
смешком добавила: - Это все было приготовлено двенадцать лет назад,
приятного аппетита!
Он приблизился к календарю. На картинке были изображены два мальчика,
купающиеся в пруду, и смышленая собачонка, уносящая в зубах их одежду. Под
картиной надпись: ВЫ ЛОМАЕТЕ СТАРУЮ МЕБЕЛЬ, А МЫ ЕЕ ЧИНИМ, НЕ УПУСТИТЕ
СВОЕГО ШАНСА. И месяц: август 1964-го.
- Ничего не понимаю, - голос у него дрогнул, - но в одном я уверен:
если мы...
- Уверен! - вскинулась Вики. - Он уверен! Вот оно, твое слабое место,
Берт. Ты всю жизнь уверен!
Он вышел из бара, и она за ним.
- А сейчас ты куда?
- В муниципальный центр.
- Берт, ну почему ты такой упрямый! Видишь же, тут что-то не то, так
неужели трудно признать это?
- Я не упрямый. Просто я хочу поскорей избавиться от того, что лежит
в багажнике.
На улице его как-то по-новому озадачили полнейшая тишина и запахи
удобрений. Когда можно сорвать молодой початок, намазать его маслом, круто
посолить и запустить в него крепкие зубы, кто обращает внимание на запахи?
Солнце, дождь, унавоженная земля - все воспринимается как бесплатное
приложение. Он вырос в сельской местности, на севере штата Нью-Йорк, и еще
не забыл душистый запах свежего навоза. Да, конечно, бывают запахи
поизысканнее, но когда ранней весной, под вечер, с недавно вспаханной
земли принесет ветром знакомые ароматы, столько, бывало, всего нахлынет.
Со всей отчетливостью вдруг поймешь, что зима отошла безвозвратно, что еще
месяц-другой, и с грохотом захлопнутся двери школы, и дети, как горошины
из стручка, выскочат навстречу лету. В его памяти этот запах был
неотторжим от других, вполне изысканных: тимофеевки, клевера, шток-розы,
кизила.
Чем они тут удобряют землю, подумал он. Странный запах. Сладкий до
тошноты. Так пахнет смерть. Как бывший санитар вьетнамской войны, он
понимал в этом толк.
Вики уже сидела в машине, держа перед собой кукурузное распятие и
разглядывая его в каком-то оцепенении. Это не понравилось Берту.
- Положи его, Христа ради, - сказал он.
- Нет, - отрезала она, не поднимая головы. - У тебя свои игры, у меня
свои.
Он завел мотор и поехал дальше. У перекрестка раскачивался на ветру
бездействующий светофор. Слева обнаружилась опрятная белая церквушка.
Трава вокруг скошена, дорожка обсажена цветами. Берт затормозил.
- Почему ты остановился? - тотчас спросила она.
- Загляну в церковь. Кажется, это единственное место в городе,
которое не выглядит так, словно отсюда ушли лет десять назад. Табличка,
видишь?
Она присмотрелась. Из аккуратно вырезанных белых букв, прикрытых
стеклом, было сложено: ГРОЗЕН И МИЛОСТИВ ТОТ, КТО ОБХОДИТ РЯДЫ. Ниже
стояла дата, 24 июля 1976 года - прошлое воскресенье.
- Тот, кто обходит ряды, - вслух прочел Берт, глуша мотор. - Одно из
девяти тысяч имен Господа Бога, запатентованных в штате Небраска. Ты со
мной?
Она даже не улыбнулась его шутке.
- Я останусь в машине.
- Вольному воля.
- Я зареклась ходить в церковь, с тех пор как уехала от родителей...
тем более в эту. Видеть не хочу ни эту церковь, ни этот городишко. Меня
уже колотит, уедем отсюда!
- Я на минуту.
- Учти, Берт, у меня свои ключи. Если через пять минут ты не
вернешься, я уезжаю, и делай тут все, что тебе заблагорассудится.
- Э, мадам, не горячитесь...
- Именно так я и поступлю. Если, конечно, ты не вздумаешь отнять у
меня ключи силой, как обыкновенный бандит. Впрочем, ты, кажется, и на
такое способен.
- Но ты полагаешь, что до этого не дойдет.
- Полагаю, что нет.
Ее сумочка лежала между ними на сиденье. Он быстро схватил ее. Вики
вскрикнула и потянулась к ремешку, но сумочка уже была вне досягаемости.
Чтобы долго не рыться среди вещей, он просто перевернул ее, посыпались
салфеточки, косметика, разменная мелочь, квитанции из магазинов, и среди
всего этого блеснула связка ключей. Вики попыталась схватить ее первой, но
он снова оказался проворней и спрятал ее в карман.
- Ты не имеешь права, - всхлипнула она. - Отдай.
- Нет, - сказал он с жесткой ухмылкой. - И не подумаю.
- Берт, ну пожалуйста! Мне страшно! - она протянула руку как за
подаянием.
- Через две минуты ты решишь, что дальше ждать необязательно.
- Неправда...
- Уедешь и еще посмеешься: "Будет знать, как мне перечить". Разве ты
не сделала это лейтмотивом всей нашей супружеской жизни? "Будет знать, как
мне перечить! "
Он вылез из машины.
- Берт! - она рванулась за ним. - Послушай... можно иначе... позвоним
из автомата, а? Вон у меня сколько мелочи. Только... а хочешь, мы... не
оставляй меня здесь одну, не оставляй меня, Берт!
Он захлопнул дверцу у нее перед носом и с закрытыми глазами
привалился спиной к машине. Вики колотила изнутри в дверцу и выкрикивала
его имя. Можно себе представить, какое она произведет впечатление на
представителей власти, когда он наконец передаст труп мальчика с рук на
руки. Лучше не представлять.
Он направился по вымощенной дорожке к церкви. Скорее всего двери
окажутся запертыми. Если нет, то ему хватит двух-трех минут, чтобы ее
осмотреть.
Двери открылись бесшумно сразу видно, петли хорошо смазаны ("со
смиренным почтением", - мелькнуло в голове, и почему-то этот образ вызвал
у него усмешку). Он шагнул в прохладный, пожалуй, даже холодноватый
придел. Глаза не сразу привыкли к полумраку.
Первое, что он увидел, были покрытые пылью фанерные буквы,
беспорядочно сваленные в кучу в дальнем углу. Из любопытства он подошел
поближе. В отличие от опрятного, чистого придела, к этой куче не
прикасались, по-видимому, столько же, сколько к настенному календарю в
гриль-баре. Каждая буква была высотой сантиметров в шестьдесят, и они, без
сомнения, складывались когда-то в связное предложение. Он разложил их на
ковре - букв оказалось тридцать - и принялся группировать их в разных
сочетаниях. ГОЛОВА СКАТЕРТЬ КИПА БЛИЦ СОНЯ БВЯ. Явно не то. ГРЕЦИЯ ВОСК
БАТИСТ ОБА ГОЛЕНЬ ВОПЯК. Не многим лучше. А если вместо "батист"
попробовать... Он вставил в середину букву "П", но общий смысл яснее от
этого не стал. Глупо: он тут сидит на корточках, тасует буквы, а она в
машине с ума сходит. Он поднялся и уже собрался уходить, как вдруг
сообразил: БАПТИСТСКАЯ... и, следовательно, второе слово ЦЕРКОВЬ. Еще
несколько перестановок, и получился окончательный вариант: БАПТИСТСКАЯ
ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ. Надо полагать, название это располагалось над
входом, в темном углу. Затем фронтон заново покрасили, и от прежней
надписи не осталось и следа.
Но почему?
Ответ напрашивался: БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ прекратила свое
существование. Что же стало вместо нее? Он быстро поднялся с корточек,
отряхивая пальцы от пыли. Ну сорвали буквы с фронтона, что особенного?
Может, решили переименовать ее в Церковь Происходящих Перемен в честь
преподобного Флипа Уилсона...
Но что это были за перемены?
Он отмахнулся от неприятного вопроса и толкнул вторую дверь.
Оказавшись в самом храме, поднял глаза к нефу, и сердце у него упало. Он
громко втянул в легкие воздух, нарушив многозначительную тишину этого
священного места.
Всю стену позади кафедры занимало гигантское изображение Христа.
"Если до сих пор Вики еще как-то держала себя в руках, - подумал Берт, -
то от этого она бы заорала как резаная".
Спаситель улыбался, раздвинув губы в волчьем оскале. Его широко
раскрытые глаза в упор разглядывали входящего и чем-то неприятно
напоминали Лойна Чейни в "Оперном фантоме". Е больших черных зрачках,
окаймленных огненной радужницей, не то тонули, не то горели два грешника.
Но сильнее всего поражали... зеленые волосы - при ближайшем рассмотрении
выяснилось, что они сделаны из множества спутанных кукурузных метелок.
Изображение грубое, но впечатляющее. Этакая картинка из комикса,
выполненная талантливым ребенком: ветхозаветный или, может быть, языческий
Христос, который, вместо того чтобы пасти своих овец, ведет их на
заклание.
Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и в первое мгновение
Берт не увидел в нем ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он
прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали
выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла
табличка со старательно выведенной максимой: "Да не будет музыки, кроме
человеческой речи", - рек Господь.
Вики права: тут что-то не то. Он был бы не прочь вернуться в машину и
тотчас уехать из этого гиблого места, но его, что называется, заело. Как
ни противно было себе в этом признаваться, он жаждал поколебать ее
самоуверенность, очень уж не хотелось признавать во всеуслышание, что она
оказалась права.
Ладно, пару минут можно потянуть.
Он направился к кафедре, по дороге рассуждая. Каждый день через
Гатлин проезжают машины. У жителей окрестных мест наверняка здесь есть
друзья или родственники. Время от времени городок должна патрулировать
полиция штата. А вспомнить бездействующий светофор. Не могут же те, кто
снабжает город электроэнергией, не знать, что здесь добрых двенадцать лет
нет света. Вывод: ничего такого в Гатлине произойти не могло.
Отчего же тогда мурашки по коже?
Он взошел на кафедру по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, и
оглядел пустые скамьи, уходящие в полумрак. Он чувствовал лопатками, как
его буравит этот потусторонний, не по-христиански зловещий взгляд.
На аналое лежала большая Библия, открытая на тридцать восьмой главе
книги Иова. Берт прочел: "Господь отвечал Иову из бури и сказал: "Кто сей,
омрачающий Провидение словами без смысла?.. Где был ты, когда Я полагал
основания земли? Скажи, если знаешь". Господь. Тот, Кто Обходит Ряды.
Скажи, если знаешь. И накорми нас кукурузными лепешками.
Берт начал листать страницы, они переворачивались с сухим, каким-то
призрачным шуршанием - а что, подходящее место для призраков. Из книги
были вырезаны целые куски. В основном, как он заметил, из Нового Завета.
Кто-то взял на себя труд удалить с помощью ножниц соборное послание
Иакова.
Но Ветхий Завет был в целости и сохранности.
Он уже сходил с кафедры, когда на глаза ему попался еще один фолиант
на нижней полочке. Он взял его в руки с мыслью, что это
церковно-приходская книга с датами венчаний, конфирмаций и погребений.
1 2 3 4 5 6
Пустые столики. Пустые табуреты за стойкой. Обращало на себя внимание
разбитое зеркало и... в первую секунду он не понял, в чем дело. Все пивные
краны были сорваны и разложены на стойке наподобие странных сувениров для
гостей.
В голосе Вики зазвучали нотки наигранной веселости, легко переходящей
в истерику:
- Ну, что же ты, узнавай. "Извините, сэр, вы не скажете, где..."
- Помолчи, - бросил он вяло, без прежней уверенности.
Свет здесь казался каким-то пыльным, пробиваясь сквозь огромные,
давно не мытые окна. И снова у него возникло ощущение, что за ним
наблюдают, и он вспомнил про труп в машине и пронзительный детский смех. В
голове закрутилось: скрытый от постороннего взора... скрытый от
постороннего взора...
Он скользнул взглядом по пожелтевшим ценникам на стойке: чисбургер
35_ц., пирог из ревеня 25 ц., наше фирменное блюдо мясо в горшочке 80 ц.
"Интересно, когда я последний раз видел в баре такие цены", - подумал
он.
Вики словно услышала его мысли:
- Ты посмотри! - она показывала на настенный календарь. И с хриплым
смешком добавила: - Это все было приготовлено двенадцать лет назад,
приятного аппетита!
Он приблизился к календарю. На картинке были изображены два мальчика,
купающиеся в пруду, и смышленая собачонка, уносящая в зубах их одежду. Под
картиной надпись: ВЫ ЛОМАЕТЕ СТАРУЮ МЕБЕЛЬ, А МЫ ЕЕ ЧИНИМ, НЕ УПУСТИТЕ
СВОЕГО ШАНСА. И месяц: август 1964-го.
- Ничего не понимаю, - голос у него дрогнул, - но в одном я уверен:
если мы...
- Уверен! - вскинулась Вики. - Он уверен! Вот оно, твое слабое место,
Берт. Ты всю жизнь уверен!
Он вышел из бара, и она за ним.
- А сейчас ты куда?
- В муниципальный центр.
- Берт, ну почему ты такой упрямый! Видишь же, тут что-то не то, так
неужели трудно признать это?
- Я не упрямый. Просто я хочу поскорей избавиться от того, что лежит
в багажнике.
На улице его как-то по-новому озадачили полнейшая тишина и запахи
удобрений. Когда можно сорвать молодой початок, намазать его маслом, круто
посолить и запустить в него крепкие зубы, кто обращает внимание на запахи?
Солнце, дождь, унавоженная земля - все воспринимается как бесплатное
приложение. Он вырос в сельской местности, на севере штата Нью-Йорк, и еще
не забыл душистый запах свежего навоза. Да, конечно, бывают запахи
поизысканнее, но когда ранней весной, под вечер, с недавно вспаханной
земли принесет ветром знакомые ароматы, столько, бывало, всего нахлынет.
Со всей отчетливостью вдруг поймешь, что зима отошла безвозвратно, что еще
месяц-другой, и с грохотом захлопнутся двери школы, и дети, как горошины
из стручка, выскочат навстречу лету. В его памяти этот запах был
неотторжим от других, вполне изысканных: тимофеевки, клевера, шток-розы,
кизила.
Чем они тут удобряют землю, подумал он. Странный запах. Сладкий до
тошноты. Так пахнет смерть. Как бывший санитар вьетнамской войны, он
понимал в этом толк.
Вики уже сидела в машине, держа перед собой кукурузное распятие и
разглядывая его в каком-то оцепенении. Это не понравилось Берту.
- Положи его, Христа ради, - сказал он.
- Нет, - отрезала она, не поднимая головы. - У тебя свои игры, у меня
свои.
Он завел мотор и поехал дальше. У перекрестка раскачивался на ветру
бездействующий светофор. Слева обнаружилась опрятная белая церквушка.
Трава вокруг скошена, дорожка обсажена цветами. Берт затормозил.
- Почему ты остановился? - тотчас спросила она.
- Загляну в церковь. Кажется, это единственное место в городе,
которое не выглядит так, словно отсюда ушли лет десять назад. Табличка,
видишь?
Она присмотрелась. Из аккуратно вырезанных белых букв, прикрытых
стеклом, было сложено: ГРОЗЕН И МИЛОСТИВ ТОТ, КТО ОБХОДИТ РЯДЫ. Ниже
стояла дата, 24 июля 1976 года - прошлое воскресенье.
- Тот, кто обходит ряды, - вслух прочел Берт, глуша мотор. - Одно из
девяти тысяч имен Господа Бога, запатентованных в штате Небраска. Ты со
мной?
Она даже не улыбнулась его шутке.
- Я останусь в машине.
- Вольному воля.
- Я зареклась ходить в церковь, с тех пор как уехала от родителей...
тем более в эту. Видеть не хочу ни эту церковь, ни этот городишко. Меня
уже колотит, уедем отсюда!
- Я на минуту.
- Учти, Берт, у меня свои ключи. Если через пять минут ты не
вернешься, я уезжаю, и делай тут все, что тебе заблагорассудится.
- Э, мадам, не горячитесь...
- Именно так я и поступлю. Если, конечно, ты не вздумаешь отнять у
меня ключи силой, как обыкновенный бандит. Впрочем, ты, кажется, и на
такое способен.
- Но ты полагаешь, что до этого не дойдет.
- Полагаю, что нет.
Ее сумочка лежала между ними на сиденье. Он быстро схватил ее. Вики
вскрикнула и потянулась к ремешку, но сумочка уже была вне досягаемости.
Чтобы долго не рыться среди вещей, он просто перевернул ее, посыпались
салфеточки, косметика, разменная мелочь, квитанции из магазинов, и среди
всего этого блеснула связка ключей. Вики попыталась схватить ее первой, но
он снова оказался проворней и спрятал ее в карман.
- Ты не имеешь права, - всхлипнула она. - Отдай.
- Нет, - сказал он с жесткой ухмылкой. - И не подумаю.
- Берт, ну пожалуйста! Мне страшно! - она протянула руку как за
подаянием.
- Через две минуты ты решишь, что дальше ждать необязательно.
- Неправда...
- Уедешь и еще посмеешься: "Будет знать, как мне перечить". Разве ты
не сделала это лейтмотивом всей нашей супружеской жизни? "Будет знать, как
мне перечить! "
Он вылез из машины.
- Берт! - она рванулась за ним. - Послушай... можно иначе... позвоним
из автомата, а? Вон у меня сколько мелочи. Только... а хочешь, мы... не
оставляй меня здесь одну, не оставляй меня, Берт!
Он захлопнул дверцу у нее перед носом и с закрытыми глазами
привалился спиной к машине. Вики колотила изнутри в дверцу и выкрикивала
его имя. Можно себе представить, какое она произведет впечатление на
представителей власти, когда он наконец передаст труп мальчика с рук на
руки. Лучше не представлять.
Он направился по вымощенной дорожке к церкви. Скорее всего двери
окажутся запертыми. Если нет, то ему хватит двух-трех минут, чтобы ее
осмотреть.
Двери открылись бесшумно сразу видно, петли хорошо смазаны ("со
смиренным почтением", - мелькнуло в голове, и почему-то этот образ вызвал
у него усмешку). Он шагнул в прохладный, пожалуй, даже холодноватый
придел. Глаза не сразу привыкли к полумраку.
Первое, что он увидел, были покрытые пылью фанерные буквы,
беспорядочно сваленные в кучу в дальнем углу. Из любопытства он подошел
поближе. В отличие от опрятного, чистого придела, к этой куче не
прикасались, по-видимому, столько же, сколько к настенному календарю в
гриль-баре. Каждая буква была высотой сантиметров в шестьдесят, и они, без
сомнения, складывались когда-то в связное предложение. Он разложил их на
ковре - букв оказалось тридцать - и принялся группировать их в разных
сочетаниях. ГОЛОВА СКАТЕРТЬ КИПА БЛИЦ СОНЯ БВЯ. Явно не то. ГРЕЦИЯ ВОСК
БАТИСТ ОБА ГОЛЕНЬ ВОПЯК. Не многим лучше. А если вместо "батист"
попробовать... Он вставил в середину букву "П", но общий смысл яснее от
этого не стал. Глупо: он тут сидит на корточках, тасует буквы, а она в
машине с ума сходит. Он поднялся и уже собрался уходить, как вдруг
сообразил: БАПТИСТСКАЯ... и, следовательно, второе слово ЦЕРКОВЬ. Еще
несколько перестановок, и получился окончательный вариант: БАПТИСТСКАЯ
ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ. Надо полагать, название это располагалось над
входом, в темном углу. Затем фронтон заново покрасили, и от прежней
надписи не осталось и следа.
Но почему?
Ответ напрашивался: БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ прекратила свое
существование. Что же стало вместо нее? Он быстро поднялся с корточек,
отряхивая пальцы от пыли. Ну сорвали буквы с фронтона, что особенного?
Может, решили переименовать ее в Церковь Происходящих Перемен в честь
преподобного Флипа Уилсона...
Но что это были за перемены?
Он отмахнулся от неприятного вопроса и толкнул вторую дверь.
Оказавшись в самом храме, поднял глаза к нефу, и сердце у него упало. Он
громко втянул в легкие воздух, нарушив многозначительную тишину этого
священного места.
Всю стену позади кафедры занимало гигантское изображение Христа.
"Если до сих пор Вики еще как-то держала себя в руках, - подумал Берт, -
то от этого она бы заорала как резаная".
Спаситель улыбался, раздвинув губы в волчьем оскале. Его широко
раскрытые глаза в упор разглядывали входящего и чем-то неприятно
напоминали Лойна Чейни в "Оперном фантоме". Е больших черных зрачках,
окаймленных огненной радужницей, не то тонули, не то горели два грешника.
Но сильнее всего поражали... зеленые волосы - при ближайшем рассмотрении
выяснилось, что они сделаны из множества спутанных кукурузных метелок.
Изображение грубое, но впечатляющее. Этакая картинка из комикса,
выполненная талантливым ребенком: ветхозаветный или, может быть, языческий
Христос, который, вместо того чтобы пасти своих овец, ведет их на
заклание.
Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и в первое мгновение
Берт не увидел в нем ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он
прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали
выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла
табличка со старательно выведенной максимой: "Да не будет музыки, кроме
человеческой речи", - рек Господь.
Вики права: тут что-то не то. Он был бы не прочь вернуться в машину и
тотчас уехать из этого гиблого места, но его, что называется, заело. Как
ни противно было себе в этом признаваться, он жаждал поколебать ее
самоуверенность, очень уж не хотелось признавать во всеуслышание, что она
оказалась права.
Ладно, пару минут можно потянуть.
Он направился к кафедре, по дороге рассуждая. Каждый день через
Гатлин проезжают машины. У жителей окрестных мест наверняка здесь есть
друзья или родственники. Время от времени городок должна патрулировать
полиция штата. А вспомнить бездействующий светофор. Не могут же те, кто
снабжает город электроэнергией, не знать, что здесь добрых двенадцать лет
нет света. Вывод: ничего такого в Гатлине произойти не могло.
Отчего же тогда мурашки по коже?
Он взошел на кафедру по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, и
оглядел пустые скамьи, уходящие в полумрак. Он чувствовал лопатками, как
его буравит этот потусторонний, не по-христиански зловещий взгляд.
На аналое лежала большая Библия, открытая на тридцать восьмой главе
книги Иова. Берт прочел: "Господь отвечал Иову из бури и сказал: "Кто сей,
омрачающий Провидение словами без смысла?.. Где был ты, когда Я полагал
основания земли? Скажи, если знаешь". Господь. Тот, Кто Обходит Ряды.
Скажи, если знаешь. И накорми нас кукурузными лепешками.
Берт начал листать страницы, они переворачивались с сухим, каким-то
призрачным шуршанием - а что, подходящее место для призраков. Из книги
были вырезаны целые куски. В основном, как он заметил, из Нового Завета.
Кто-то взял на себя труд удалить с помощью ножниц соборное послание
Иакова.
Но Ветхий Завет был в целости и сохранности.
Он уже сходил с кафедры, когда на глаза ему попался еще один фолиант
на нижней полочке. Он взял его в руки с мыслью, что это
церковно-приходская книга с датами венчаний, конфирмаций и погребений.
1 2 3 4 5 6