Движение “фиделистов” оказалось заразной болезнью. Действовать будешь в контакте с полковником федеральной армии по имени Химинес. Он обеспечит твое прибытие на место и уход.
— Со всеми удобствами? — поинтересовался я.
— Ну, — сухо заметил Мак, — вообще-то президент Авила рассчитывал получить пару дивизий морской пехоты. Так что они там, может быть, будут слегка разочарованы. Кроме того, мы уже предприняли одну попытку и потерпели неудачу. Все это несколько усложняет твою задачу...
Теперь я думал об этих сложностях, лежа на опушке тропического леса с закрытыми глазами. Миссия обещает быть весьма приятной, размышлял я, когда объект потревожен и настороже, а союзники разочарованы и обескуражены тем, что уже видели, как посланный сюда вместо запрашивавшихся войск чудо-“американо” запорол операцию. Так что полковника Химинеса едва ли можно винить за, скажем так, несколько прохладный прием, который он мне оказал.
С первым проблеском зари, после нескольких часов тихого сна, лагерь пришел в движение, но я пока не видел необходимости подниматься и приниматься за дело. Делать мне было нечего, а со стороны могло показаться, что я сплю по причине легкого мандража. Поэтому я продолжал спокойно полеживать, держась рукой за ремень ружейного чехла, пока меня не разбудили и не сообщили, что завтрак готов и что мы выступаем через десять минут.
К югу от Рио-Гранде — а мы находились значительно южнее — десять минут обычно означает полчаса, но наш миниатюрный командир определенно был не из пород местных копуш. Ровно через десять минут под первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь джунгли, мы встали на тропу войны, если можно так выразиться. А еще через пятнадцать минут я уже обливался потом, хотя полуденная жара была еще впереди. Невысокий полковник взял сразу резвый шаг. Я находился в неплохой форме, но местный ландшафт меня мало вдохновлял, а высланные вперед следопыты привычно прорубали в чаще дорогу для низкорослых соплеменников. Так что длинноногий гринго шести футов четырех дюймов росту должен был сам о себе позаботиться.
Я держался позади Химинеса, идущего в голове колонны. Он ни разу на меня не оглянулся. Его выцветшая рубашка под мышками оставалась сухой. За мной шагали мужчины, которым не было нужды размахивать мачете, и две женщины. Я слышал их добродушное ворчание и расшифровал некоторые испанские фразы. Вольно же нашему coronelo забавы ради пытаться загнать долговязого “американок, говорили они, но лучше бы он подумал о своих людях, которые совершили долгий марш вчера и позавчера. Ради такой забавы вряд ли стоит себя гробить.
Если крошка-полковник их разговор и услышал, этого никак нельзя было сказать по его походке. Он, насколько позволяла местность, заставлял нас почти бежать рысцой, разрешая лишь изредка сделать привал, чтобы перевести дыхание и подкрепиться, и около пяти пополудни вывел нас к деревне, сделав на всякий случай большой крюк.
После того, как мы расположились лагерем в лесистой долине, мне наконец сообщили, что конечный пункт нашего путешествия лежит прямо за ближайшим хребтом. Мы взбирались в горы весь день, и здесь лес заметно отличался от джунглей, откуда мы начали свой путь, — тут воздух был суше, а деревья выше, и все равно этот пейзаж не шел ни в какое сравнение с горным ландшафтом в Нью-Мексико, где я мальчишкой охотился на дичь. Эта лощина, ясное дело, была заранее выбранным местом встречи. Нас поджидал человек — босой крестьянин в грязных штанах, куртке и шляпе. Химинес коротко перебросился с ним несколькими словами на испанском, сильно отличавшемся от моего приграничного диалекта, так что я не понял ни слова. Я лишь усвоил, что этот человек пришел из деревни и что ситуация сейчас вполне благоприятная.
Потом исчез за деревьями. Химинес отвел двух женщин и троих мужчин в сторонку и тихо их проинетруктировал — о чем, я не расслышал. Старшая держала в руках автомат с нескрываемым равнодушием. Та, что помоложе, сжимала свое ружье, точно вполне понимала его предназначение. В штанах они обе выглядели нt менее свирепо, чем их напарники, а может, и более. Я подумал: куда же, интересно, попрятались робкие и нежные латиноамериканские красавицы, — те, что разделяют ложе — или гамак — с путестранниками во всех известных мне эпических полотнах о джунглях, написанных или снятых на пленку. Потом я подумал, что сам бы стал делать с такой, попадись она мне. Я вообще-то был не в настроении. Я присел на поваленное дерево и погладил правое бедро — то место, откуда несколько месяцев назад извлекли пулю.
— У вас болит нога, сеньор Хелм? — поинтересовался Химинес, присаживаясь рядом со мной.
— Ничего страшного. — Не мог же я дать повод думать, что в его отряд ко всем прочим бедам попал инвалид, — потому я немного покривил душой. — Старая рана. Иногда ноет.
Смешанный квинтет — две женщины и трое мужчин — уже удалялся в глубь долины. Старшая женщина, похоже, была за командира. Я решил, что им вменялось устранить осложнения, о которых мне рассказывал Мак. Химинес заметил направление моего взгляда и подтвердил мои догадки.
— Когда начнется стрельба, они отвлекут огонь на себя, — пояснил он. — Правда, я не особенно-то на них надеюсь. В деревне сейчас по меньшей мере человек двести — так мне только что доложили. Кое-кому из них мы платим, конечно, но они не могут в открытую оказывать нам поддержку, иначе их помощь на том и кончится.
— Ну, надо же попытаться, — сказал я. — Хотя это цель второстепенная, а они — ваши люди. И насколько решительных действий вы от них ждете в сложившихся обстоятельствах — ваше дело. А наш главный объект у себя?
— Да. Мне сказали, что он ожидает гостей со стороны пороги ближе к полуночи. Будем надеяться, что они прибудут еще засветло и что он выйдет из своей хижины их поприветствовать. Дверь в хижину обращена в нашу сторону — сами увидите, когда взберетесь вон туда, — и он указал на вершину хребта.
— Ясно, — я снял рюкзак со спины и вытащил оттуда десятикратный бинокль. — Вы не поможете мне, полковник? А то дайте человека, говорящего по-английски.
— Я лично буду помогать вам. Отчасти это было хорошо, отчасти — плохо.
— Прошу сразу учесть, — добавил я, — что если я о чем-то вас попрошу или отдам какой-то приказ, не сочтите это за пренебрежение вашим чином.
Он криво улыбнулся. Это был мужчина средних лет с приятной внешностью. В юности он, должно быть, был довольно смазливым. Но я не позволил этой мысли определить мое к нему отношение. Дома я знавал немало смазливых юнцов, которые на поверку оказывались отъявленными негодяями, способными нанести смертельный удар из-за угла.
— Я это учту, — отозвался он.
— Тогда наденьте эти очки. Когда я буду стрелять, вам лучше наблюдать за нашей мишенью через них. Если я промахнусь, вы скажете, куда попала пуля, и я смогу скорректировать траекторию следующего выстрела.
— У нас не будет времени для нескольких выстрелов. Выражение его лица не изменилось, но я сразу понял, что ему не понравились мои разговоры о возможности промаха. Один американский агент до меня уже промахнулся.
— Ну, если будет время для одного, — возразил я, — то, значит, будет время и для второго. Если я промахнусь, посмотрите, где взметнулась пыль, и сообщите мне, на какое расстояние я взял мимо. В метрах или сантиметрах, как хотите. Направление выстрела сообщайте мне в часах. Двенадцать. Три. Шесть, девять, или в промежутках. Вы поняли?
— Si. Мне приходилось стрелять по мишеням, сеньор. Хотя и без особого успеха. Я все понимаю. Погодите.
Он встал и тихо заговорил с подошедшим человеком, который был, похоже, в чине сержанта, потом отправился к стоящей в стороне группе и стал им что-то говорить, показывая на хребет. Они тут же, рассыпавшись цепью, полезли вверх. Химинес вернулся и снова сел рядом со мной.
— Мы выдвинем их на огневой рубеж, где им надо будет окопаться, — пояснил он. — Они будут нас с вами прикрывать до тех пор, пока смогут удерживаться на позиции. Потом они отойдут в глубь материка, а мы спрячемся и проведем ночь в уже готовом для нас месте на вершине. Если все сложится удачно, за нашей группой вышлют погоню, но они сумеют запутать следы в темноте, и завтра мы беспрепятственно спустимся к побережью. По-моему, план неплохой. Но он, конечно, не осуществится.
Я бросил на него удивленный взгляд.
— Почему?
Он пожал плечами.
— За всю историю человечества ни один план сражения не удалось осуществить во всех деталях. Зачем же думать, что наш окажется более удачным? — Он взглянул на часы. — Нам надо выйти на исходную позицию через десять минут. Надо быть готовыми к приходу гостей.
— Согласен.
Я взял пластиковый футляр, расстегнул длинную “молнию” и сломал внутреннюю пломбу. Наверное, момент был торжественный — точно так, вероятно, бывает, когда после долгого-долгого ухаживания наконец ведешь возлюбленную под венец. Впрочем, настоящий поход под венец был еще впереди, но я и так потратил кучу времени, чтобы подготовить инвентарь и доставить сюда, так что извлечение его на свет Божий следовало отметить небольшой церемонией — допустим, произнести тост или сотворить краткую молитву. Однако время для распития было неподходящим, а от чтения молитв я, надо сказать, давно уже отвык. Словом, я сунул руку в футляр и нащупал там небольшой мешочек, в котором лежали крупные кристаллы, напоминающие белую гальку, и передал его Химинесу.
— А вот и силикагель, полковник, — сказал я. Потом я вынул из чехла длинное ружье. Оно представляло собой тяжелый ствол, пригнанный к спусковому механизму “маузера”, и стреляло заряжавшимися вручную патронами 300-го калибра от “Холланд-Холланд-магнума”. Ружье это я сам изготовил. Я снял резиновые кольца и размотал рифленый картон, которым был обернут оптический прицел — двадцатикратный “Херрлиц”. Мы использовали европейские компоненты для сборки этого ружья с той же целью, с какой я перекрасился и взял себе имя Эрнандес. Американское вмешательство в этих краях, как бы это помягче выразиться, не пользуется популярностью, и эта непопулярность угрожает бросить тень на политические силы, прибегающие к американской помощи. Если бы нас убили или захватили в плен, вещественные доказательства нашего участия в гражданской войне не должны были навести на след янки.
Приклад ружья — орехового дерева — был не слишком сексапильным на вид, но к стволу приклад был пригнан безукоризненно и позволял вести стрельбу с поразительной точностью. Завершал сие изделие оружейного мастерства обычный армейский ремень из свиной кожи.
В долине было тихо, но тишину иногда нарушал чуть слышный шепоток оставшихся с нами людей и шорох сверху — там военные, которым вменялось прикрывать наш отход и отвлечь на себя преследователей, готовились к первому акту самоубийственной трагедии, которую им предстояло разыграть. Я радовался, что не мне пришлось отдать им этот приказ; с другой же стороны, я не мог забыть и того, что именно я рискую больше всех и отдуваться за провал придется только мне, хотя именно из-за меня они идут на смертельный риск и именно я буду повинен во всех возможных потерях. Если я, так сказать, дам петуха, как то случилось с моим предшественником, немало людей полягут в этом ущелье ни за что. И такая перспектива не особенно-то грела душу.
Я увидел, как полковник поднял брошенный мной чехол, сунул туда мешочек с силикагелем и застегнул “молнию”. Потом он взглянул на ружье в моих руках.
— Внушительное оружие, — заметил он.
— Давайте, надеяться, что человек, ради которого мы сюда забрались, придет к такому же выводу, — отозвался я.
Он бросил на меня хмурый взгляд и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но спохватился и смолчал, наблюдая за тем, как я укорачиваю ремень и вытаскиваю из своего рюкзака коробку с патронами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Со всеми удобствами? — поинтересовался я.
— Ну, — сухо заметил Мак, — вообще-то президент Авила рассчитывал получить пару дивизий морской пехоты. Так что они там, может быть, будут слегка разочарованы. Кроме того, мы уже предприняли одну попытку и потерпели неудачу. Все это несколько усложняет твою задачу...
Теперь я думал об этих сложностях, лежа на опушке тропического леса с закрытыми глазами. Миссия обещает быть весьма приятной, размышлял я, когда объект потревожен и настороже, а союзники разочарованы и обескуражены тем, что уже видели, как посланный сюда вместо запрашивавшихся войск чудо-“американо” запорол операцию. Так что полковника Химинеса едва ли можно винить за, скажем так, несколько прохладный прием, который он мне оказал.
С первым проблеском зари, после нескольких часов тихого сна, лагерь пришел в движение, но я пока не видел необходимости подниматься и приниматься за дело. Делать мне было нечего, а со стороны могло показаться, что я сплю по причине легкого мандража. Поэтому я продолжал спокойно полеживать, держась рукой за ремень ружейного чехла, пока меня не разбудили и не сообщили, что завтрак готов и что мы выступаем через десять минут.
К югу от Рио-Гранде — а мы находились значительно южнее — десять минут обычно означает полчаса, но наш миниатюрный командир определенно был не из пород местных копуш. Ровно через десять минут под первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь джунгли, мы встали на тропу войны, если можно так выразиться. А еще через пятнадцать минут я уже обливался потом, хотя полуденная жара была еще впереди. Невысокий полковник взял сразу резвый шаг. Я находился в неплохой форме, но местный ландшафт меня мало вдохновлял, а высланные вперед следопыты привычно прорубали в чаще дорогу для низкорослых соплеменников. Так что длинноногий гринго шести футов четырех дюймов росту должен был сам о себе позаботиться.
Я держался позади Химинеса, идущего в голове колонны. Он ни разу на меня не оглянулся. Его выцветшая рубашка под мышками оставалась сухой. За мной шагали мужчины, которым не было нужды размахивать мачете, и две женщины. Я слышал их добродушное ворчание и расшифровал некоторые испанские фразы. Вольно же нашему coronelo забавы ради пытаться загнать долговязого “американок, говорили они, но лучше бы он подумал о своих людях, которые совершили долгий марш вчера и позавчера. Ради такой забавы вряд ли стоит себя гробить.
Если крошка-полковник их разговор и услышал, этого никак нельзя было сказать по его походке. Он, насколько позволяла местность, заставлял нас почти бежать рысцой, разрешая лишь изредка сделать привал, чтобы перевести дыхание и подкрепиться, и около пяти пополудни вывел нас к деревне, сделав на всякий случай большой крюк.
После того, как мы расположились лагерем в лесистой долине, мне наконец сообщили, что конечный пункт нашего путешествия лежит прямо за ближайшим хребтом. Мы взбирались в горы весь день, и здесь лес заметно отличался от джунглей, откуда мы начали свой путь, — тут воздух был суше, а деревья выше, и все равно этот пейзаж не шел ни в какое сравнение с горным ландшафтом в Нью-Мексико, где я мальчишкой охотился на дичь. Эта лощина, ясное дело, была заранее выбранным местом встречи. Нас поджидал человек — босой крестьянин в грязных штанах, куртке и шляпе. Химинес коротко перебросился с ним несколькими словами на испанском, сильно отличавшемся от моего приграничного диалекта, так что я не понял ни слова. Я лишь усвоил, что этот человек пришел из деревни и что ситуация сейчас вполне благоприятная.
Потом исчез за деревьями. Химинес отвел двух женщин и троих мужчин в сторонку и тихо их проинетруктировал — о чем, я не расслышал. Старшая держала в руках автомат с нескрываемым равнодушием. Та, что помоложе, сжимала свое ружье, точно вполне понимала его предназначение. В штанах они обе выглядели нt менее свирепо, чем их напарники, а может, и более. Я подумал: куда же, интересно, попрятались робкие и нежные латиноамериканские красавицы, — те, что разделяют ложе — или гамак — с путестранниками во всех известных мне эпических полотнах о джунглях, написанных или снятых на пленку. Потом я подумал, что сам бы стал делать с такой, попадись она мне. Я вообще-то был не в настроении. Я присел на поваленное дерево и погладил правое бедро — то место, откуда несколько месяцев назад извлекли пулю.
— У вас болит нога, сеньор Хелм? — поинтересовался Химинес, присаживаясь рядом со мной.
— Ничего страшного. — Не мог же я дать повод думать, что в его отряд ко всем прочим бедам попал инвалид, — потому я немного покривил душой. — Старая рана. Иногда ноет.
Смешанный квинтет — две женщины и трое мужчин — уже удалялся в глубь долины. Старшая женщина, похоже, была за командира. Я решил, что им вменялось устранить осложнения, о которых мне рассказывал Мак. Химинес заметил направление моего взгляда и подтвердил мои догадки.
— Когда начнется стрельба, они отвлекут огонь на себя, — пояснил он. — Правда, я не особенно-то на них надеюсь. В деревне сейчас по меньшей мере человек двести — так мне только что доложили. Кое-кому из них мы платим, конечно, но они не могут в открытую оказывать нам поддержку, иначе их помощь на том и кончится.
— Ну, надо же попытаться, — сказал я. — Хотя это цель второстепенная, а они — ваши люди. И насколько решительных действий вы от них ждете в сложившихся обстоятельствах — ваше дело. А наш главный объект у себя?
— Да. Мне сказали, что он ожидает гостей со стороны пороги ближе к полуночи. Будем надеяться, что они прибудут еще засветло и что он выйдет из своей хижины их поприветствовать. Дверь в хижину обращена в нашу сторону — сами увидите, когда взберетесь вон туда, — и он указал на вершину хребта.
— Ясно, — я снял рюкзак со спины и вытащил оттуда десятикратный бинокль. — Вы не поможете мне, полковник? А то дайте человека, говорящего по-английски.
— Я лично буду помогать вам. Отчасти это было хорошо, отчасти — плохо.
— Прошу сразу учесть, — добавил я, — что если я о чем-то вас попрошу или отдам какой-то приказ, не сочтите это за пренебрежение вашим чином.
Он криво улыбнулся. Это был мужчина средних лет с приятной внешностью. В юности он, должно быть, был довольно смазливым. Но я не позволил этой мысли определить мое к нему отношение. Дома я знавал немало смазливых юнцов, которые на поверку оказывались отъявленными негодяями, способными нанести смертельный удар из-за угла.
— Я это учту, — отозвался он.
— Тогда наденьте эти очки. Когда я буду стрелять, вам лучше наблюдать за нашей мишенью через них. Если я промахнусь, вы скажете, куда попала пуля, и я смогу скорректировать траекторию следующего выстрела.
— У нас не будет времени для нескольких выстрелов. Выражение его лица не изменилось, но я сразу понял, что ему не понравились мои разговоры о возможности промаха. Один американский агент до меня уже промахнулся.
— Ну, если будет время для одного, — возразил я, — то, значит, будет время и для второго. Если я промахнусь, посмотрите, где взметнулась пыль, и сообщите мне, на какое расстояние я взял мимо. В метрах или сантиметрах, как хотите. Направление выстрела сообщайте мне в часах. Двенадцать. Три. Шесть, девять, или в промежутках. Вы поняли?
— Si. Мне приходилось стрелять по мишеням, сеньор. Хотя и без особого успеха. Я все понимаю. Погодите.
Он встал и тихо заговорил с подошедшим человеком, который был, похоже, в чине сержанта, потом отправился к стоящей в стороне группе и стал им что-то говорить, показывая на хребет. Они тут же, рассыпавшись цепью, полезли вверх. Химинес вернулся и снова сел рядом со мной.
— Мы выдвинем их на огневой рубеж, где им надо будет окопаться, — пояснил он. — Они будут нас с вами прикрывать до тех пор, пока смогут удерживаться на позиции. Потом они отойдут в глубь материка, а мы спрячемся и проведем ночь в уже готовом для нас месте на вершине. Если все сложится удачно, за нашей группой вышлют погоню, но они сумеют запутать следы в темноте, и завтра мы беспрепятственно спустимся к побережью. По-моему, план неплохой. Но он, конечно, не осуществится.
Я бросил на него удивленный взгляд.
— Почему?
Он пожал плечами.
— За всю историю человечества ни один план сражения не удалось осуществить во всех деталях. Зачем же думать, что наш окажется более удачным? — Он взглянул на часы. — Нам надо выйти на исходную позицию через десять минут. Надо быть готовыми к приходу гостей.
— Согласен.
Я взял пластиковый футляр, расстегнул длинную “молнию” и сломал внутреннюю пломбу. Наверное, момент был торжественный — точно так, вероятно, бывает, когда после долгого-долгого ухаживания наконец ведешь возлюбленную под венец. Впрочем, настоящий поход под венец был еще впереди, но я и так потратил кучу времени, чтобы подготовить инвентарь и доставить сюда, так что извлечение его на свет Божий следовало отметить небольшой церемонией — допустим, произнести тост или сотворить краткую молитву. Однако время для распития было неподходящим, а от чтения молитв я, надо сказать, давно уже отвык. Словом, я сунул руку в футляр и нащупал там небольшой мешочек, в котором лежали крупные кристаллы, напоминающие белую гальку, и передал его Химинесу.
— А вот и силикагель, полковник, — сказал я. Потом я вынул из чехла длинное ружье. Оно представляло собой тяжелый ствол, пригнанный к спусковому механизму “маузера”, и стреляло заряжавшимися вручную патронами 300-го калибра от “Холланд-Холланд-магнума”. Ружье это я сам изготовил. Я снял резиновые кольца и размотал рифленый картон, которым был обернут оптический прицел — двадцатикратный “Херрлиц”. Мы использовали европейские компоненты для сборки этого ружья с той же целью, с какой я перекрасился и взял себе имя Эрнандес. Американское вмешательство в этих краях, как бы это помягче выразиться, не пользуется популярностью, и эта непопулярность угрожает бросить тень на политические силы, прибегающие к американской помощи. Если бы нас убили или захватили в плен, вещественные доказательства нашего участия в гражданской войне не должны были навести на след янки.
Приклад ружья — орехового дерева — был не слишком сексапильным на вид, но к стволу приклад был пригнан безукоризненно и позволял вести стрельбу с поразительной точностью. Завершал сие изделие оружейного мастерства обычный армейский ремень из свиной кожи.
В долине было тихо, но тишину иногда нарушал чуть слышный шепоток оставшихся с нами людей и шорох сверху — там военные, которым вменялось прикрывать наш отход и отвлечь на себя преследователей, готовились к первому акту самоубийственной трагедии, которую им предстояло разыграть. Я радовался, что не мне пришлось отдать им этот приказ; с другой же стороны, я не мог забыть и того, что именно я рискую больше всех и отдуваться за провал придется только мне, хотя именно из-за меня они идут на смертельный риск и именно я буду повинен во всех возможных потерях. Если я, так сказать, дам петуха, как то случилось с моим предшественником, немало людей полягут в этом ущелье ни за что. И такая перспектива не особенно-то грела душу.
Я увидел, как полковник поднял брошенный мной чехол, сунул туда мешочек с силикагелем и застегнул “молнию”. Потом он взглянул на ружье в моих руках.
— Внушительное оружие, — заметил он.
— Давайте, надеяться, что человек, ради которого мы сюда забрались, придет к такому же выводу, — отозвался я.
Он бросил на меня хмурый взгляд и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но спохватился и смолчал, наблюдая за тем, как я укорачиваю ремень и вытаскиваю из своего рюкзака коробку с патронами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29