А если учесть, что попытка Белгородовой похитить бумаги, которые она считала чертежами проекта, провалилась, то станет ясно, куда направлены усилия врагов.
Решетов взял папиросу и закурил. Вергизов видел, что, хотя внешне Решетов и спокоен, его очень насторожило сообщение.
Майор ожидал, что полковник сейчас же оценит сложившуюся обстановку.
Как бы отвечая на невысказанные мысли Вергизова, Решетов сказал:
— Не будем пока, делать никаких выводов, Василий Кузьмич. Необходимо все тщательно взвесить и проанализировать. Сделаем это на сборе оперативной группы. Срочно затребуйте оружие и всю амуницию диверсантов. Предупредите, чтобы все было в полной сохранности. От этого зависит ход следствия.
— Будет выполнено, Михаил Николаевич. Вергизов поднялся.
— Вы мне еще нужны, Василий Кузьмич. Если, как мы предполагаем, высадка диверсантов имеет отношение к номерному заводу, дело Белгородовой приобретает особую важность. В тринадцать часов, — полковник взглянул на часы, — то есть через пятнадцать минут, у меня будет капитан Смирнов. Если вы не очень устали — останьтесь.
— Обязательно, Михаил Николаевич. Есть что-нибудь новое?
— Кое-что есть. Белгородова не утаивает от нас ничего. Все совпадает с ее показаниями. Только вчера при ее помощи была раскрыта явочная квартира, служившая резервом на случай особой нужды. Арестован также тайный надзиратель этой квартиры под кличкой агент № 17. Он сознался во всем. В его обязанности входило сидеть на приеме раз в неделю. Через нею Гоулен радировал, что скоро сам пожалует сюда.
— О, да у вас Михаил Николаевич, целый ворох новостей и очень интересных. А говорите «кое-что»… — оживился Вергизов. — А как обстоят дела с базой в приозерном лесу?
— Здесь мы столкнулись с очень серьезными трудностями. У Белгородовой точного представления о месте нахождения базы нет. Однажды она пробовала проникнуть туда при помощи Мюллер, но их спугнул человек, собиравший валежник. Это случилось у самой базы, расположенной где-то в районе озера. Белгородова запомнила место. К сожалению, единственный человек, хорошо знающий расположение базы, Даниловна, точнее фрау Мюллер, разбита параличом
Зазвонил телефон. Полковник снял трубку:
— Решетов слушает. Передайте, что я жду его вместе с капитаном Смирновым.
Спустя минуту вошли капитан Смирнов и лейтенант Костричкин. Капитан доложил о ходе следствия.
— Все упирается в лесную базу, — заключил он свои доклад.
— Что вы предлагаете, капитан? — спросил Решетов.
— Я считаю, товарищ полковник, что нужно вывезти Белгородову на место. Только там она сможет ориентироваться и указать расположение предполагаемой базы. Прошу учесть, что, по словам подследственной, тайник оснащен мощной рацией.
— Разработка плана и осуществление задания поручается вам, Василий Кузьмич. Продумайте план и представьте мне, — распорядился Решетов.
— Слушаюсь, — ответил Вергизов.
— Операцию нужно осуществить как можно быстрее. События минувшей ночи не оставляют нам времени для длительной подготовки. У вас все, товарищ Смирнов?
— Я уже докладывал вам, товарищ полковник, что подследственная настоятельно просит у вас приема. Какие будут распоряжения?
— Хорошо. О времени приема сообщу несколько позже.
— Слушаюсь, товарищ полковник. Разрешите идти? — Капитан Смирнов приложил руку к фуражке и покинул кабинет.
— Так что у вас, лейтенант? — повернулся Решетов к Костричкину.
— Я по поводу Белгородова.
— А, вашего подопечного, — улыбнулся Решетов. — Что с ним?
— До сих пор никакого улучшения.
Решетов снял трубку и попросил соединить его с санотделом.
— Говорит полковник Решетов. Пригласите, пожалуйста, полковника Дьячкова. Товарищ Дьячков? Здравствуйте! У вас находится больной Белгородов. Как его состояние? Да, да, я слушаю. Вот как? — удивленно вскинул брови Решетов. — Ваше мнение? Консилиум. Кого вы предлагаете? А кроме профессора Казанского? Хорошо, благодарю вас.
Решетов положил трубку и обратился к Костричкину:
— Положение, оказывается, очень серьезное. Свяжитесь по телефону с трестом, где он работает, передайте нашу просьбу не тревожить его пока телеграммами. Сообщите, что Белгородов болен. Позаботьтесь о том, чтобы он ни в чем не нуждался.
На второй день полковник Решетов посетил комнату следствия и долго беседовал с Белгородовой.
ГЛАВА IX
После той памятной ночи, когда Матвеевы были усыплены сильной дозой снотворного, Владимир Петрович слег с тяжелым приступом грудной жабы, и его пришлось госпитализировать.
Когда он вернулся из больницы, Веры Андреевны не было дома. Возвратившись, она еще с порога увидела сияющую Ольгу и сразу все поняла. Мать бросила укоризненный взгляд на дочь, не предупредивши ее, поспешно разделась и прошла в комнату Владимира Петровича.
Матвеев лежал на высоко взбитых подушках. При виде Веры Андреевны его исхудалое, пожелтевшее лицо осветилось слабой улыбкой.
Заострившийся нос, глубоко запавшие, в черных кругах глаза, весь болезненный вид Владимира поразили Веру Андреевну. Сердце ее сжалось. Усилием воли она подавила волнение, подошла к нему и бережно поцеловала. Вера Андреевна знала, что жизнь его вне опасности, что самое страшное позади. И все же ее не покидало чувство страха за его здоровье. Поглаживая руку Владимира, Вера Андреевна с благодарностью вспомнила профессора Казанского. Именно ему, этому еще молодому, но одаренному врачу, они обязаны спасением жизни Владимира.
— О чем вы задумались, мама? — тихо спросил Матвеев.
Вера Андреевна посмотрела на него полными слез глазами и ничего не ответила. Матвеев понимал, что она чувствует себя виноватой перед ними за причиненное Лидией горе и глубоко страдает.
— Не надо, мама, — проникновенно заговорил он, — вам нельзя расстраиваться. Я почти совсем здоров. Вот увидите, скоро мы с вами танцевать будем. Лучше расскажите мне, как вы жили туг одна, без нас. Я все время просил Ольгу, чтобы шла к вам. Но она уверяла, что вы и в дом ее не впустите.
— Она правду говорила, Володя, — смахнув украдкой непрошеные слезы, сказала Вера Андреевна. — Ведь я здорова, могу сама управиться. А место Ольги было около тебя.
— Зря вы, мама, так беспокоились. Лучшего ухода, чем был в больнице, и желать нельзя. Я чувствовал постоянную заботу о себе. Главврач даже ночами звонил и справлялся о моем здоровье.
— Правда, Володя, профессор Казанский много сделал для твоего спасения. Я ему всю жизнь буду благодарна за это. А Ольга все равно должна была находиться около тебя. Иначе там была бы я. Ведь…
— Мама, звонят, — прервал ее Владимир Петрович. — Может быть, это Валентин Александрович? Очень хочется знать, что делается на заводе, — оживился он.
Но в комнату уже входили Ольга и Майя.
— Ну что, успели наглядеться друг на друга, влюбленная пара? — со смехом проговорила Ольга, крепко обняла мать и, не стесняясь подруги, поцеловала мужа.
Владимир Петрович внимательно посмотрел на Майю; месяц тому назад она выписалась из больницы Разрумянившись от быстрой ходьбы, Майя выглядела бодрой.
— Возьмите стул и садитесь поближе, Майя. Как ваше здоровье.
— Спасибо, Владимир Петрович, я уже совсем поправилась и чувствую себя прекрасно. А вы?
— Хорошо. Думаю, через день—другой подняться.
— Так я тебе и позволив — погрозила мужу Ольга. — Пока не разрешит профессор, и думать не смей!
— Ну, ну, — улыбнулся Матвеев. — Не успел очутиться дома, как уже семейная «тирания». Так как у вас дела, Майя? По-прежнему работаете в больнице?
— Да, разумеется. У нас такие хорошие, отзывчивые люди. Небольшая с виду рана долго не заживала… Вы бы видели, как они за мной ухаживали! Даже неловко как-то было.
— Ну, положим, не только работники больницы были внимательны к тебе. Твой верный рыцарь, помигай, каждый день бегал навещать, — Ольга лукаво покосилась на подругу
Владимир Петрович с удивлением заметил, что Майя при этих словах смутилась и покраснела. Не понимая, в чем дело, он вопросительно посмотрел на жену, но та, пряча улыбку, переставляла безделушки на туалетном столике.
— О каком рыцаре ты говоришь?
— Перестань, Майка, притворяться. А лейтенант? Я все знаю.
— Лейтенант? — Майя еще не успела оправиться от смущения. — Он действительно навещал меня. Так это ж были визиты простой вежливости. Ничего необычного нет в том, что человек, спасший жизнь другому, интересуется его здоровьем. И потом приходил он всего два раза, а не ежедневно…
— Постой, постой! — перебила ее Ольга. — Ваша старшая сестра Клара Ивановна передавала от меня приветы? Ну вот она-то и рассказывала о нем. Я столько наслушалась, что не терпится взглянуть. Говорят, красавец, древнерусский богатырь.
Молча сидевшая Майя растерянно слушала подругу, А Ольга затеяла этот разговор неспроста.
После пробного полета, когда Степанковский узнал обо всем, он замкнулся и ни с кем не разговаривал на эту тему. За все дни болезни Майи Степанковский только раз навестил ее вместе с Надей. То ли впечатление от происшедших событий, то ли чувство вины перед Майей сковывало его, но он просидел всего десять минут и ушел. У Майи это посещение оставило горькое чувство. Ольга от души желала счастья подруге. Почем знать, может, этот влюбленный лейтенант и есть ее настоящее счастье.
Майя вспомнила встречи с Костричкиным в больнице. Быть может, Ольга и права. В голосе, в глазах Костричкина было столько теплоты, застенчивой нежности. Тогда ей казалось, что это проявление обычного сочувствия. Лишь сейчас она поняла, что глаза лейтенанта говорили о более глубоком чувстве. От этого стало вдруг очень хорошо на душе. Но мысль о Степанковском сразу погасила радость.
— Тебе, Ольга, все бы только подтрунивать. А мне вовсе не до шуток, — с грустью проговорила Майя. — И вообще, оставим этот разговор. Человек, наверно, давно и думать забыл о тех двух встречах.
— А я тебе говорю, — упрямо возразила Ольга, — что влюблен по уши. В первый день, когда тебя привезли, он как пришел утром так и не уходил до следующего утра. Можно было подумать, что тебе бог весть какая опасность грозила…
— А я и в самом деле была близка к смерти… Дело прошлое, можно не скрывать. Ведь пуля содержа па яд. Цели бы полковник Решетов вовремя не предупредил врачей, меня бы давно в живых не было…
Майя вдруг испуганно ахнула, глядя широко открытыми глазами на Веру Андреевну. Та смертельно побледнела и вся сгорбилась, точно придавленная непосильной ношей.
— Боже, какая же я дура! — воскликнула Майя и бросилась к Вере Андреевне. — Простите, дорогая, мне так больно видеть ваши страдания… Ведь нет у меня никого роднее вас. И вот я… — Майя так расстроилась из-за своей опрометчивости, что слезы готовы были брызнуть из ее глаз.
Вера Андреевна, как всегда позабыв о себе, принялась успокаивать девушку:
— Ну, полно, дитя мое, что поделаешь, — материнство не всегда только счастье. Иногда — это тяжкий крест. Я могу нести его лишь потому, что есть такие дети, как Владимир, Ольга, ты… Вот мне уж и полегчало.
Она ласково обняла Майю и увела к себе.
После выхода из больницы Майя часто бывала у Веры Андреевны и всякий раз замечала, что в комнате, по-прежнему сверкавшей чистотой, чего-то не хватало. Не было уюта, которому так радовалась Майя. Теперь же здесь вновь царила прежняя атмосфера душевного тепла. Она догадалась, что это вызвано возвращением Владимира Петровича.
— Как у вас хорошо, — тихо сказала Майя и поцеловала Веру Андреевну. — Давайте забудем, как дурной сон, все, что было…
— О нет, девочка моя, такое не забывается! — не дала ей закончить Вера Андреевна. — Знаешь, порой мне кажется, что это не моя дочь, не я носила ее под сердцем, не мои руки пеленали и баюкали ее. Чья же черная душа вытравила из нее человека?
— Вера Андреевна, — мягко сказала Маня, — ведь вы знаете, где она росла и воспитывалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53