Убийца не пожелал оставить его при нем.
– Вероятно, из-за этого пятна, которое есть не что иное, как отпечаток окровавленного пальца, – заметил я, рассматривая билет.
Однако, не ошибались ли мы? Не были ли мы увлечены желанием во что бы то ни стало отыскать убийцу. В таких случаях нельзя действовать легкомысленно. Одного подобного доказательства еще не достаточно.
– Это, может быть, простое совпадение, – заметил я.
– В таком случае, вот вам еще одно совпадение. Число, когда был куплен этот билет.
Действительно, на одном из концов билета сохранились какие-то цифры. Они в точности совпадали с годом и числом того дня, когда было совершено преступление.
– Это уже важная улика, – согласился я.
– А это? – торжествующим тоном произнес Дольчепиано, вынимая из мешка небольшой мундштук.
– Мундштук господина Монпарно! – воскликнул я. – Да, да, я помню, его жена говорила мне, что убийца захватил в числе прочих вещей и мундштук. Вы правы, сомнений быть не может. Это он.
– А вот и ключи!
Итальянец вынул из мешка связку ключей и положил их на стол.
– Два ключа от входных дверей, один, очевидно, от подъезда, другой от квартиры… Эти ключи, меньших размеров, вероятно, от шкафов и комодов.
– Ключ от сундука отсутствует, – заметил я. – Это вполне естественно, так как при помощи его была совершена кража и сам ключ найден мной в помойном ведре. Странно, что злоумышленник не унес его с собой, а предпочел оставить на месте преступления.
По губам Дольчепиано скользнула ироническая улыбка.
– Это ему было бы не легко сделать.
– Почему?
– Потому что никакого грабежа и не было совершено, мистер Падди.
– Как не было! – воскликнул я в негодовании. – А взорванный сундук? Как вы это объясните?
– Мы об этом потом поговорим. А теперь послушайте, что я вам скажу, и взгляните на это.
Он опустил руку в карман и вынул оттуда кусок картона и сложенный пополам лист бумаги.
Кусок картона представлял собою бандероль, какую обыкновенно употребляют для посылок модные магазины. На ней стоял адрес Саргасса, извозчика в Пюже-Тенье.
Бумага оказалась счетом одного из магазинов в Ницце на имя того же Саргасса.
– Полный костюм велосипедиста, шапка, фланелевая рубашка, пара чулок для спорта, – прочел Дольчепиано, подчеркивая ногтем перечисленные в счете предметы. – Пересылка была заранее оплачена, как и все вышеупомянутые вещи, что видно из счета. Как вы думаете, этот костюм предназначался Саргассу?
– Само собой разумеется, нет.
– Так! Посмотрите на число. Посылка была отправлена за два дня до совершения преступления.
– Что вы говорите! – воскликнул я. – Значит, он предназначался…
– Сообщнику? Конечно. Этот костюм был у него надет под блузой. Теперь будьте внимательны. В котором часу произошел взрыв в сундуке?
– В шесть часов вечера, – ответил я. – Фитиль мог быть зажжен часов около пяти.
– Следовательно, вор должен был находиться в Ницце уже в четыре часа дня. Между тем мы знаем, что человека в блузе видели в Тине около пяти часов утра.
– После чего его след был потерян.
– Подождите, в восемь часов утра в Везюби появляется неизвестный человек, одетый в велосипедный костюм, толстые вязаные чулки, коричневые с красными и зелеными полосами и обыкновенные тонкие сапоги. Мало того, если на нем уже нет рыжего парика, борода все-таки существует и вполне схожа с бородой человека в блузе. Судебные власти держали это открытие в тайне.
– От восьми часов утра до четырех часов дня он мог десять раз доехать до Ниццы.
– Постойте. В Везюби он садится на трамвай. Едет в течение четырех часов, выходит в Сен-Мартене, нанимает мула и переезжает итальянскую границу. Тут уже мы действительно теряем его след. Но нам это и не важно, так как в то время было уже более четырех часов дня. Из этого вы видите, что он не мог быть в Ницце и вся история с грабежом – одна выдумка.
– Но я сам видел ключ, – заметил я.
– Это доказывает только то, что господин Монпарно, уезжая, не взял его с собой и он преспокойно оставался на улице Пасторелли, – насмешливо ответил Дольчепиано.
– Боже мой! Но кто же тогда положил фитиль? – испуганно воскликнул я.
– Кто? Вы, может быть, догадаетесь, когда я назову вам имя нашего молодца, – бросил он на меня какой-то странный взгляд.
– Прошу вас, не томите меня больше, – взмолился я. Дольчепиано вынул из кармана часы.
– Теперь я могу сказать. Он, вероятно, уже арестован. Это Антонин Бонассу.
На моем лице, вероятно, отразились в эту минуту все цвета радуги.
– Антонин Бонассу? – повторил я, бессмысленно глядя на Дольчепиано.
В моем мозгу мгновенно пронеслись самые ужасные предположения.
Мое самозванство обнаружено. Я заподозрен в убийстве. Итальянец играет со мной, как кошка с мышью, ожидая момента задушить меня своими когтями.
Все последние события: встреча в поезде, комедия с арестом, в которой сознательно принимали участие контролер, агент и главный комиссар, наконец, это посещение гостиницы, осмотр принадлежащих убитому вещей, все это было придумано с одной целью: вырвать у меня признание. Дольчепиано внимательно следил за мной, замечал каждую перемену в моем лице и, видимо, ждал, чтобы я так или иначе выдал себя. Наконец, убедившись в бесплодности своих ожиданий, он решил идти напролом и бросил мне в лицо мое собственное имя.
– Вы подозреваете меня? Вы с ума сошли! Я не виновен! – чуть не вырвалось у меня в первую минуту.
Но меня удержало какое-то новое чувство, внезапно примешавшееся к бушевавшим во мне возмущению и гневу. Я вдруг понял, что сама судьба против меня, что все обстоятельства, от первого до последнего, сложились таким образом, что у меня не было никакой возможности оправдаться. Вокруг меня было столько лжи, неправдоподобия и подтасовок, что я сам не мог разобраться, в чем и где истина.
Я присвоил себе имя Падди Вельгона. Симулировал поездку в Геную. Собирался уехать в Италию, обставив свой отъезд самыми тщательными предосторожностями, что придавало ему вид тайны.
Затем нельзя забывать говорящие против меня совпадения.
Ключ от сундука нашел я.
Марки, компрометирующие нас обоих, и Софи, и меня, принес я.
Как опровергнуть такую подавляющую сумму обвинений?
– Вы шутите! – пробормотал я упавшим голосом.
– Пойдемте! – сказал Дольчепиано, направляясь к двери.
Я последовал за ним, едва держась на ногах. Мы спустились с лестницы и снова вошли в контору. Перед столом, уронив голову на руки, дремал швейцар. Дольчепиано хлопнул его по плечу.
– Что угодно? – вскочил он.
– Вы записали фамилию приезжих из десятого номера? – спросил итальянец.
– Нет. Не знаю, может быть, записала сама хозяйка. Она была здесь, когда они приехали. Я только проводил в номер сначала даму, а затем господина.
– В котором часу приехала эта дама?
– Сегодня утром, между шестью и семью.
– А господин?
– В час дня. Я теперь припоминаю, что дама сказала свою фамилию. Она, вероятно, значится в книге.
– Дайте мне взглянуть, – сказал Дольчепиано, незаметно протягивая швейцару монету.
Тот замялся и, видимо, был удивлен.
– Полиция! – прошептал итальянец, бросая на него строгий взгляд.
– В таком случае, извольте! – испуганно произнес тот, раскрывая книгу.
– № 20… 6… 17… 3… 10-го что-то не видно. Вероятно, не записан! – сказал он, водя пальцем по странице.
Дольчепиано протянул через его плечо руку и схватил лежавшую в книге карточку.
– А это что?
Он бросил на нее беглый взгляд и протянул мне.
– Поверите вы наконец на этот раз? – сказал он с довольным видом.
Я прочел, не веря своим глазам: «Антонин Бонассу, чиновник министерства путей сообщения»… И внизу женским почерком было приписано: «С женой».
Это была моя собственная карточка, которую я сразу узнал.
– Ну, что вы скажете? – обратился ко мне Дольчепиано.
Я сделал жест рукой, как бы говоря:
– Что вы хотите, чтобы я сказал? Я ничего не понимаю.
Бонассу! Антонин Бонассу! Здесь, в гостинице существовал какой-то человек, выдававший себя за меня и подозреваемый в убийстве!
Несмотря на все свои старания, я не мог отнестись к этому хладнокровно. При таких обстоятельствах трудно сохранить ясность мысли.
– Они здесь? – прошептал я.
– Нет, сударь, – ответил швейцар, – они сразу же ушли.
– Но все-таки они были здесь… Он был… Вы его видели?
– Да, сударь.
Я взглянул на Дольчепиано.
– И вы уверены, что это он?..
– Еще бы! – улыбнулся итальянец. – Опишите, как выглядит этот господин, – обратился он к швейцару.
– Я не обратил на него особенного внимания, сударь. Самая обыкновенная наружность, среднего роста, не полный, но и не худой, вид довольно приличный, совершенно бритый.
– Как он одет?
– Велосипедный костюм, коричневые чулки с узором. На голове шапка.
– А сапоги?
– Обыкновенные, комнатные.
Дольчепиано бросил на меня торжествующий взгляд. Я был подавлен.
Сомнений не было. Убийца господина Монпарно присвоил себе мое имя и, что удивительнее всего, сделал это как раз в тот период времени, когда я преобразился в Падди Вельгона. Одна из моих визитных карточек каким-то чудом оказалась в его руках, и он воспользовался ею, как я, карточкой сыщика. Неужели это было простое совпадение? Можно было подумать, что кто-нибудь нарочно подстроил такую комбинацию.
Страшное подозрение мелькнуло у меня в голове. Мне захотелось бежать, бежать на край света, чтобы ничего не видеть и не слышать. Дольчепиано взял меня под руку.
– Теперь пойдемте отсюда. Я покажу вам его.
– Его! – воскликнул я, вздрагивая и невольно отступая назад.
– Конечно, – рассмеялся Дольчепиано. – Разве вам не интересно взглянуть на этого Антонина Бонассу?
Он увлек меня за собой и, машинально идя за ним по улицам, я, с отчаянием в душе, думал о том, как мне все труднее и труднее становится восстановить свое настоящее имя.
А между тем не мог же я на всю жизнь оставаться Падди Вельгоном. Следовательно, оставалось одно: раскрыть свою тайну, принести повинную именно теперь, в самую тяжелую минуту моей жизни, когда все сложившиеся вокруг меня обстоятельства только увеличивали мой позор. Я уже заранее слышал иронический смех Дольчепиано. Но, прежде чем сделать это признание, надо было обличить негодяя, осмелившегося забросать грязью мое имя.
Дойдя до подъезда комиссариата, Дольчепиано остановился и вынул из кармана часы.
– Без пяти минут три, – сказал он. – Сдержал я слово?
Мы вошли в подъезд и сразу прошли в кабинет главного комиссара.
Он нас уже ждал.
– Ну как? Арестовали? – спросил Дольчепиано, пожимая ему руку.
– Он там! – ответил комиссар, указывая на дверь, – так же, как и…
– Хорошо! – перебил его итальянец. – Начнем по порядку. Сначала его.
– Приведите арестованного! – приказал комиссар находившемуся в комнате полицейскому.
Тот вышел и сейчас же вернулся обратно, втолкнув в кабинет какого-то субъекта. И, несмотря на то, что вошедший был без усов, совершенно бритый, я сразу узнал его.
– Господин Монпарно! – прошептал я, дрожа всем телом.
Глава XIV
Два Антонина Бонассу
Господин Монпарно передо мной! Настоящий, живой господин Монпарно, изуродованный труп которого я видел на платформе в Мескле! Возможно ли это? Не вижу ли я сон?
Представитель торговых фирм, прекрасно владея собой, сделал вид, что видит меня первый раз в жизни.
– Вы ошибаетесь, сударь, – холодно сказал он, глядя на меня, как смотрят на поклонившегося по ошибке незнакомца, – меня зовут Антонин Бонассу.
Его смелость привела меня в смущение. Я думал, что достаточно будет мне показаться, и завладевший моим именем негодяй тут же принесет повинную. В особенности господин Монпарно, которого я знал с самой лучшей стороны и считал не способным играть комедию.
Однако я жестоко ошибся.
– Вы… вы… уверяете… – проговорил я задыхаясь. Но он, видимо, не счел нужным вести со мной полемику и высокомерно обратился к главному комиссару:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29