Я категорически потребовала от него уладить наконец формальности с моей пропиской, в противном случае, сказала я, он заплатит штраф, о чем якобы сообщила мне одна из моих соседок.
Однажды утром на полу в коридоре среди газет, которые ежедневно почтальон бросал через специальную щель в дверях, игравшую вместе с полом роль домашнего почтового ящика, я обнаружила адресованное мне письмо. Содержание было кратким – предложение встретиться завтра по поводу интересующего меня вопроса. Затем следовали дата, номер телефона и подпись, из которой кроме первой буквы «Б» мне удалось расшифровать только две следующие – «а» и «е».
Я была пунктуальна, что случается со мной нечасто. Встретились мы буквально у входа в кафе.
– Умираю от любопытства, – сказала я, как только мы сели.
– Вы хотели знать, почему я вас подозревал, хотя в отношении именно вас это может показаться странным… Речь идет не только о том, что вы не похожи на особу, занимающуюся контрабандой наркотиками. Из опыта нам известно, что этим могут заниматься и люди, которые выглядят весьма пристойно. К тому же ваше поведение не совсем обычное…
– Что это значит? – прервала я его, нахохлившись. – Если я не свищу и не плюю на улицах, не ковыряю пальцем в носу… Когда мне было лет шесть, у меня была подружка, которая мне очень нравилась тем, что все это проделывала; как-то я захотела последовать ее примеру, и кончилось это плохо, больше я не пробовала. Что же, черт возьми, необычного в моем поведении? И необычного для кого? Для нормальных людей или для торговцев наркотиками?
– Ваша реакция на события спонтанная, к тому же вы не колеблетесь, высказывая суждения… ну, скажем… нешаблонные…
Я не дала ему продолжать.
– Вы утвердились в этом мнении на основе моих откровений о том, что я не терплю готовить. Ведь это абсолютно не совпадает со сложившимся у всех мужчин убеждением, что сущность женщины – в заботе о семейном очаге, выстаивании у газовой плиты и помешивании в кастрюлях.
– Я не хотел вас обидеть и совершенно не это хотел сказать.
– А что же тогда?
– Что ни один разумный и предусмотрительный организатор контрабанды не доверил бы такого задания вам.
– На моем месте вы, пожалуй, тоже не сочли бы такое утверждение комплиментом?
– Вы считаете, что способности, необходимые для контрабанды наркотиками, заслуживают похвалы?
– По-моему, в таком деле нужен прежде всего ум, а его, – я вздохнула, – вы у меня, видимо, не обнаружили.
– Ух… – Теперь была его очередь вздыхать. – Мне кажется, что разговор с закоренелым преступником шел бы легче. Хотите вы или не хотите узнать, почему я вас подозревал?
– Как вы можете меня об этом спрашивать?! – возмутилась я. – Столько времени считать человека преступником и не сказать почему!
– Вы позволите мне теперь говорить спокойно? Я позволила.
– Несмотря на то что у вас нет соответствующих склонностей, которые, по моему мнению, обусловлены главным образом отсутствием угрызений совести, наличием сметливости и железных нервов, я пришел к выводу, что они пошли на риск и послали вас потому, что у них не было в тот момент более подходящей кандидатуры. Их поджимали сроки, а вашим козырем была официальная цель поездки – посещение сына, это должно было отвлечь от вас внимание. Однако о том, что из Польши переправлялась партия этого товара, мы знали. Не думайте, что мы у себя не знаем тех, кто греет руки на этом деле. Но проблема состоит в том, что мы не можем предъявить обвинение, не имея в руках достаточных, то есть обоснованных, доказательств. Мы довольно часто задерживаем и осуждаем непосредственных торговцев так называемыми «пушками» или, иначе говоря, приготовленными для разовых инъекций дозами. Но ведь они – плотвички в сети. Не они организуют контрабанду. Главные ее вдохновители и организаторы им неизвестны и недостижимы. Наши информаторы есть в разных контрабандистских центрах. Мы часто закрываем глаза на их мелкие грешки, если они могут быть нам полезными. Это – единственная уступка в борьбе с преступностью, и так поступает полиция всего мира. Мы принимаем во внимание вид и серьезность правонарушения, но важнее выявить настоящее крупное преступление, чем наказывать людей за мелкие проступки…
Итак, мы получили копию разговора, подслушанного два месяца назад в амстердамском кабаке. Могу сказать только, что один из участников переговоров был польским моряком. О технических подробностях нашей работы я не буду вас информировать. Во всяком случае у нас были идеальные основания ожидать, что в те дни, когда вы появились в Голландии, должна поступить партия товара, переправляемого через Польшу. Разумеется, мы позаботились о получении списка всех, кто должен был прибыть из Польши в это время, а также тех, кто уже прибыл…
– Наверное, это было нелегко? – не удержалась я от вопроса.
– Заявления о выдаче виз рассматриваются и в странах, куда выдаются визы. Вы также заполняли свое заявление в двух экземплярах, приложив к каждому свою фотографию.
– Меня это не только удивило, но и вызвало у меня раздражение, – буркнула я.
– Кроме регистрации выданных виз существует еще такая процедура, как таможенный контроль при пересечении границы, достаточно лишь предварительного извещения пограничной службы. Примерно через неделю после вашего приезда я обратил на вас внимание, так как вы не прописались, хотя такая обязанность существует. Я подумал, что это была ошибка с вашей стороны, что вас подвели нервы, а для нас это предупреждающий знак.
– Я ведь просила ребенка прописать меня! – простонала я.
– Вы просили ребенка? – удивился он.
– Моего ребенка, то есть сына.
Он попытался сдержать ухмылку, но это ему не вполне удалось.
– Не понимаю, что здесь смешного, – насупилась я. – То, что он взрослый, отнюдь не меняет того факта, что он мой ребенок.
– Ни в коем случае, – виновато подтвердил он.
– И тогда вы начали за мной следить? Теперь он как бы слегка занервничал.
– Ну, не я, а мои люди из соответствующей службы… Он хотел сказать, что комиссар не выполняет функций обычного сыщика. – В первый раз я присмотрелся к вам на террасе того кафе.
– Я тоже заметила вас потому, что вы были единственным, кто читал газету. Я заметила также, что вы прислушивались, когда я обратилась к официанту. Я подумала тогда, что вы англичанин, которого заинтересовал мой язык, слегка напоминающий английский.
– У меня не было трудностей в понимании вашего английского.
– Это потому, что вы не англичанин. Однако я никогда не замечала, что кто-то за мной следит. В тот раз, когда я не смогла договориться с продавцом в супермаркете, откуда вы узнали, что я там появлюсь?
– В наше время вести наблюдение довольно просто. В данном случае хватило поставленной вблизи вашего дома машины с радиотелефоном. Кроме того, существует много других способов, только прошу вас не расспрашивать о технических тайнах.
– Жаль. Как раз именно такие полицейские тайны самые интересные.
– Один раз вы ускользнули от наших людей в Амстердаме, перебежав проезжую часть улицы на красный свет. Мы также предусмотрели вероятность ваших контактов через сына и невестку.
– Так вы считали, что и мои дети могли быть в банде?
– Нет. Но вы могли им сказать, например, что перед отъездом сюда вас просили передать кое-кому здесь пакет или письмо, и попросить их помочь вам выполнить это поручение.
– Значит, и у них были «ангелы-хранители»?
– Скорее, защитный зонтик.
Мне вспомнилось раздражение Войтека по отношению к новому молодому коллеге, который мучил его своим постоянным обществом.
– Ваша невестка весьма интересная женщина. Наш сотрудник был очень опечален, когда я уведомил его об окончании его работы.
– По крайней мере это был не Ганс? Он неодобрительно покачал головой.
– Вы снова задаете вопросы, на которые я не могу дать ответа. Если бы ваша страна была членом Интерпола, вероятно, это дело быстрее бы закончилось.
– Польша не член Интерпола? Почему?
– На этот вопрос вы можете получить ответ исключительно в своей стране. Из стран вашего блока только Венгрия является членом Интерпола. Иногда другие члены блока пользуются ее посредничеством, но это окольная дорога. Особенно в такой области, как борьба с торговлей наркотиками, где прямая и быстрая передача информации имеет решающее значение.
– И как долго вы меня подозревали? Он смутился.
– С этим было довольно странно… Познакомившись с вами, я в течение некоторого времени не мог избавиться от ощущения, что путь, по которому мы идем, ложный, хотя логически еще ничто не нарушало наших предпосылок. Были моменты, когда я охотно наорал бы на вас за то, что вы позволили себе впутаться в такую грязную аферу, за которую придется заплатить испорченной до конца жизнью.
– Очень любезно с вашей стороны, что, уже видя меня в наручниках, вы все-таки немного меня пожалели… – заметила я с ядовитой кротостью.
– Перед тем как вы пришли в полицию, дело приняло иной оборот. Вы тогда сказали мне здесь, в кафе, что за вами следит полиция и что у вас был обыск.
– Из страха перед вами я выдумала эту полицейскую слежку.
– Я тогда решил, что кто-то из наших сотрудников допустил какую-то ошибку, позволив вам выявить наблюдение. Но мы все-таки не обыскивали дом вашего сына. Мы следили за вами, но неофициальный обыск дома… Из этого я сделал вывод, что кто-то раньше, до нас вмешался в операцию. Кто и с какой целью? Это проливало на вас несколько иной свет. Я тогда не мог продолжить разговор с вами, так как ехал в Амстердам, где выловили труп той неопознанной женщины. Из идентификации вытекало только одно – эта женщина приехала из Польши.
– Вы нашли при ней железнодорожный билет?
– Ничего, никаких документов.
– Тогда откуда вы узнали, что она была полькой?
– У нас есть специалисты, которые могут, исследуя фирменные метки ткани и даже тип волокна, определить место происхождения одежды и белья трупа.
– А если та особа носила заграничные вещи? – резонно спросила я. На мне самой были голландская куртка Эльжбеты, американская кофта с варшавской барахолки и брюки, купленные у знакомой, получающей посылки из Англии.
– Тогда, конечно, хлопот больше. Но обычно какая-то часть одежды покупается в собственной стране.
Он угадал. На мне было кое-что из польского белья.
– Ваш приход в полицию наконец все прояснил, а некоторые показания даже добавили радости моим коллегам…
– Кажется, я слишком опрометчиво высказала мнение о вашем добром сердце, – сухо заметила я.
– Вы не дали мне закончить. Ваши показания способствовали полной идентификации утонувшей женщины. Лабораторное исследование вашей шляпы подтвердило, что утопленница носила ее. Я пожала плечами.
– Когда я говорила вам об этом, вы мне не верили.
– Итак, дело об убийстве Янины Голень в основном закончено.
– Что? – Я подпрыгнула на стуле. – Вы уже нашли убийц?
– Да.
– Почему же вы мне сразу об этом не сказали, вместо того чтобы столько времени прохаживаться на мой счет?!
– Потому что раньше вы на меня обижались за то, что я не разъяснил причины, по которым подозревал вас, и я пообещал, что разъясню, как только следствие будет закончено. Я держу слово.
Я нетерпеливо махнула рукой – мол, это неважно.
– И вы все знаете о Голень? Говорите же! Он посмотрел на часы.
– Этот разговор пока отложим. К сожалению, у меня нет времени. Я позвоню вам.
– Когда? Я же не могу все двадцать четыре часа ждать у телефона!
– Послезавтра, в десять утра. И извините, что сейчас не смогу подвезти вас.
Он оставил меня за столиком одну, к тому же злую. Я жалела, что в последний момент не успела ему сказать, что он садист.
День опять выдался чудесным. Было очень тепло, несмотря на ветер. Из высокой густой травы выглядывали желтые и фиолетовые цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30