Если против меня есть какие-то улики, я хочу знать о них незамедлительно.
Чтобы высмеять их.
Чтобы побыстрее доказать их нелепость.
Келли, неодобрительно вздохнув, ушел за зеркало.
Допрос вел вопреки моим ожиданиям не Гиттенс, а Керт.
Это меня весьма смутило. Таким образом дело перемещалось из компетенции участкового детектива на уровень детектива из городского отдела по расследованию убийств. Начинало пахнуть жареным. К тому же Керт не проявлял даже видимости дружелюбия, свойственного Гиттенсу.
Керт положил передо мной прозрачный пакетик – в нем был стакан с эмблемой отеля «Ритц-Карлтон».
– Только что получили.
Я внутри так и обмер. Теперь необходимо сохранить внешнее спокойствие. Не дать дыханию участиться. Не дать лицу покраснеть. Не моргать и не ерзать. Никакой реакции. Но возможно ли подобное владение собой?
– Это стакан из комнаты, в которой ваша мать покончила с собой. На нем отпечатки ваших пальцев. Остатки жидкости содержали состоящий из барбитуратов осадок.
За этим молчание. Керт пристально смотрел мне в глаза, наблюдая за моей реакцией.
– Как вы объясните наличие отпечатков ваших пальцев на данном предмете?
– Пока никак.
– Данный предмет является орудием убийства?
– Нет, не является. И вы это прекрасно знаете.
– Стало быть, она выпила раствор, – сказал Керт. – Я думал, она глотала таблетки.
Я решил не отвечать.
– Эта улика имелась у прокурора Данцигера. Не делайте удивленные глаза. Он вас спрашивал об этом стакане? Желаете молчать?.. Ну-ну, молчите... Однако есть еще кое-что. То, как вы вместе с матерью входите в отель, запечатлела видеокамера охранной службы. Да, шериф Трумэн, ваше личико осталось на пленке. Похоже, и обычную регистрационную анкету заполняла не сама миссис Трумэн, а вы. Результат графологической экспертизы пока не готов. Но ввиду наличия видеофильма он практически излишен. Ваша мать пришла в «Ритц-Карлтон» в вашем сопровождении.
Я надеялся, что мое лицо хранит непроницаемый вид хорошего игрока в покер. В конце концов я сын своей матери, а она умела хранить непроницаемый вид.
– Итак, вы помогли ей уйти из жизни. Правильно? Вы ее убили.
– Это не убийство.
– В нашем штате подобное действие приравнено к убийству. Ведь Данцигер вам так и сказал, да? Он ездил в Мэн не для пятиминутного разговора, который все быстренько разъяснит; он ездил, чтобы предупредить вас: готовится дело для суда присяжных. Речь шла о полицейском, который совершил убийство. Ах, извините за неточность... о полицейском, который совершил самоубийство другого человека. Данцигер не мог отмахнуться от этого факта.
– Я никого не убивал.
– Как получилось, что ваше досье пропало из вещей Данцигера?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Папка, в которой были документы касательно мнимого самоубийства вашей матери, оказалась пустой. Он взял ваше досье с собой в Мэн – что вполне естественно, ибо он хотел освежить все подробности дела перед встречей с вами. Следственная группа обнаружила папку в бунгало. Тем не менее документы бесследно исчезли. Нам пришлось восстанавливать все по дубликатам и по компьютерным файлам. Так где же оригиналы, шериф Трумэн?
– Понятия не имею.
Керт положил передо мной листок бумаги:
– Это ваша подпись?
Я рассеянно посмотрел на бумажку, словно на старый номер газеты или на вчерашнее меню.
– «Департамент полиции города Версаль, – зачитал Керт. – Рапорт о пропаже огнестрельного оружия. Согласно докладу офицера Дика Жину, пистолет девятого калибра „глок-17“ пропал из сейфа для хранения улик. Офицеру Жину поручено расследовать факт пропажи. Шериф Бенджамин В. Трумэн. 29 сентября 1997 года». Позвольте высказать догадку, шериф Бенджамин В. Трумэн. Загадочным образом пропавший из сейфа «глок-17» девятого калибра так никогда найден и не был.
– Да, мы его не нашли.
– И куда он мог пропасть?
– Понятия не имею.
– Надеюсь, для вас не станет сюрпризом сообщение, что Данцигер был убит как раз из оружия девятого калибра.
– Бросьте, Керт, «глок-17» – не единственный пистолет такого калибра. Существуют сотни других возможностей.
– Тем не менее любопытное совпадение. Оружие огромной убойной силы вдруг исчезает из тишайшего полицейского участка в тишайшем уголке страны. И вскоре там, где ничего обычно не происходит, вдруг новое потрясающее событие – убивают человека. Причем из оружия той же убойной силы.
– Всякие бывают случайности.
– Ага, даже два раза подряд. Ну и как долго вы искали пропавший «глок-17»? Вас нисколько не смутило, что такая штуковина пошла гулять в ваших мирных краях?
– Разумеется, я был крайне озабочен пропажей. Мы внимательно изучили версии, организовали поиск. Увы, все наши усилия не дали желаемого результата.
– А ведь и у вас есть ключик от сейфа, шериф Трумэн! И вы могли взять эту пушечку!
Я не стал отвечать на вопрос, поставленный в такой издевательской форме.
– Шериф Трумэн, в состоянии вы мне объяснить, почему вы оказались в то утро в бунгало? Я имею в виду утро, когда вы обнаружили труп. Что вас туда привело?
– Рутинная инспекция округи. Проверять летние домики на набережной – одна из моих обязанностей.
– Даже зимой?
– В особенности зимой, когда там никто постоянно не живет.
Гиттенс, сидевший по правую руку от Керта и до сих пор хранивший молчание, счел нужным вмешаться.
– Бен, – сказал он, – теперь самое время перестать юлить и помочь самому себе. Постарайся опередить события, пока события не опередили тебя. Ты видишь, как все одно к другому ложится. И мотив. И орудие убийства. И возможность. Данцигер выразил твердое намерение судить тебя за содействие при самоубийстве. Ты испугался и застрелил его. А потом избавился от оружия – возможно, бросил в озеро. И наконец ты уничтожил свое досье, найденное в вещах Данцигера.
– Значит, такова ваша теория?
– Значит, такова наша теория.
– Мартин, вы глубоко заблуждаетесь. Я не убийца. Больше мне нечего добавить.
Гиттенс печально покачал головой. Мой ответ его не удовлетворил.
– Гиттенс, вы всерьез хотите моего ареста?
– Это прокурору решать.
– Но пока что я свободен?
– Пока что свободен. Можешь идти – если ничего добавить не желаешь.
– Не желаю.
Я встал. И уже в дверях добавил:
– Видит Бог, я не убивал!
Спускаясь по лестнице, я уговаривал себя: это не я убил, не я. Вот до чего меня довели – я уже самому себе должен был напоминать, что я не убийца.
И еще одно стучало в моей голове: «Найди Рауля!» Эти слова Брекстона не давали мне покоя.
35
Жилище Данцигера оказалось прелестным домиком – один из четырех стоящих полумесяцем одинаковых особнячков в колониальном стиле в зеленом районе Вест-Роксбери. Веселенькие изумрудные ставни. И никакого сходства с холостяцкой берлогой. Перед домом – строгая геометрия ухоженных клумб и клумбочек, которые сохранили свой аккуратный вид по сю пору, хотя их пестователь уже довольно давно в могиле. Стены увиты плющом. Словом, хоть фотографируй для журнала «Ваш идеальный сад».
К этому дому пригнал меня животный страх перед нависшим обвинением.
Я искал какую-то зацепку, чтобы выйти на след Рауля.
Возможно, в доме Роберта Данцигера есть указание на то, что он нашел человека, который десять лет назад своей наводкой нечаянно подставил Арчи Траделла под пулю.
Теперь разгадать загадку Рауля было для меня жестокой необходимостью.
Я угодил на место подозреваемого номер один.
И, будучи каким-никаким полицейским, я отлично понимал, что улики против меня солидные. Даже в своих глазах я мало-помалу становился преступником! Короче, паника воткнула мне шило в одно место и подвигла на отчаянные действия.
Я обошел дом Данцигера. Задний двор был еще краше и ухоженнее палисадника. Изысканные садовые кресла. Клетки с попугайчиками.
Верхняя часть задней двери состояла из четырех стеклянных квадратов – эту модель я бы назвал «услада ленивых взломщиков». Кому лень карабкаться через окно – милости просим через эту вот, с позволения сказать, дверь!
Я ткнул локтем в стекло. Ни собака не тявкнула, ни электроника не взвыла. Тишина и покой. Мой первый в жизни взлом – и хоть бы кто бровью повел!
Без труда открыв изнутри замок, я распахнул дверь и оказался в кухне.
Дорогая мебель, дорогая кухонная техника. А главное, изумительный порядок. Вся обычная утварь хорошего повара любовно и продуманно развешана по стенам. Кругом платочки, рукавички, рюшечки, гномики... Словом, бабья кухня!
Я поглядел-похмыкал и направился в гостиную. Над каминной полкой висело множество фотографий. В основном сам Данцигер разного возраста – очки с массивной оправой, моржовые усы. На некоторых фотографиях рядом с Данцигером был смазливый мужчина помоложе. У меня вдруг все сложилось в голове, и я мысленно ахнул: да он же гомосексуалист!
Забавно, это первое, что я узнал о его личности.
До сих пор Данцигер был для меня совершенной абстракцией. Иногда я так и думал о кем – жертва преступления. То, что я видел его труп, ничего не значило. Даже то, что я беседовал с ним в Версале, ничего не значило. Данцигер остался для меня анонимным, неизвестным существом. Кстати, для большинства полицейских жертва преступления так и остается предметом. Это в принципе хорошо. Это спасает психику от перенапряга, позволяет не принимать работу слишком близко к сердцу. Только изредка – особенно когда жертвами бывают дети – профессиональная отстраненность перестает срабатывать.
Теперь, когда я увидел, как Данцигер жил, он обрел в моих глазах человеческие черты.
На одном снимке Данцигер и его друг стояли во фраках на фоне какого-то светского сборища. На другом они были на берегу моря, Данцигер нежно обнимал друга за плечо.
Я стал систематически просматривать все шкафы и ящики, даже в аптечку в ванной комнате заглянул.
На втором этаже был небольшой рабочий кабинет. Тут я взялся за работу всерьез. Папок и бумаг хватало; я хотел найти что-нибудь связанное с делом Траделла.
Не знаю, сколько времени я провел за этим занятием, но увлекся я чрезвычайно.
– Что ты, голубчик, тут делаешь?
Я подпрыгнул на стуле самым буквальным образом и выронил из рук папку, которую в этот момент просматривал.
– Ах ты Господи, мистер Керт! Как вы меня напугали! Зачем вы так тихо подкрались?!
– Я тебя спрашиваю: что ты тут делаешь?
– Я... о... о... обыскиваю.
– А ордерок на обыск у тебя имеется?
– Ордер на обыск в доме покойного – кому он нужен?
– Любопытная философия. Конечно, настоящему копу ордер в этом случае не нужен. Да только ты, деревня, полицейский лишь у себя дома, в Версале. А тут ты никто, штафирка штатская. Стало быть, ты нарушил границы собственности. И я тебя по праву арестую. Я тебя давно предупреждал – не суйся не в свое собачье дело. Тут тебе не там!
– Хотите арестовать меня за незаконное вторжение? Валяйте.
– А ты не задирайся. Не то напросишься.
По его мрачному виду не поймешь, на что я могу напроситься – на арест или на мордобой. Впрочем, у Керта всегда рожа боксера за секунду до первого удара!
– Ты и так по уши в дерьме. А если я тебя зацапаю в доме Данцигера, дела твои и вовсе плохи.
Он прав. Чертовски прав. Я в отчаянии потер виски кулаками. Жест мелодраматический. Но и ситуация уже отдавала дешевой мелодрамой.
– Что конкретно ты искал? – спросил Керт.
– Сам толком не знаю.
– Мы уже обыскали дом самым тщательным образом. Так-то вот... Кончай придуриваться, Трумэн. Что конкретно ты искал?
Я задумчиво пожевал губы – и решился:
– Вы мне ни за что не поверите.
– А ты попробуй. Я человек, способный удивить.
Мне ничего не оставалось, кроме как довериться ему.
– Я знаю, в связи с чем Данцигер был убит.
– Ах вот как! Ну и в связи с чем?
– Он вернулся к давнему-предавнему делу об убийстве Арчи Траделла. По моему мнению, он обнаружил истинного убийцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56